Василий Жуковский - Стихотворения. Баллады. Сказки
Рыцарь тогенбург
«Сладко мне твоей сестрою,Милый рыцарь, быть;Но любовию иноюНе могу любить;При разлуке, при свиданьеСердце в тишине —И любви твоей страданьеНепонятно мне».
Он глядит с немой печалью —Участь решена;Руку сжал ей; крепкой стальюГрудь обложена;Звонкий рог созвал дружину;Все уж на конях;И помчались в Палестину,Крест на раменах.
Уж в толпе врагов сверкаютГрозно шлемы их;Уж отвагой изумляютЧуждых и своих.Тогенбург лишь выйдет к бою:Сарацин бежит…Но душа в нем все тоскоюПрежнею болит.
Год прошел без утоленья…Нет уж сил страдать…Не найти ему забвенья —И покинул рать.Зрит корабль – шумят ветрилы,Бьет в корму волна —Сел и по́плыл в край тот милый,Где цветет она.
Но стучится к ней напрасноВ двери пилигрим;Ах, они с молвой ужаснойОтперлись пред ним;«Узы вечного обетаПриняла она;И, погибшая для света,Богу отдана».
Пышны праотцев палатыБросить он спешит;Навсегда покинул латы;Конь навек забыт;Власяной покрыт одеждой,Инок в цвете лет,Не украшенный надеждойОн оставил свет.
И в убогой келье скрылсяБлиз долины той,Где меж темных лип светилсяМонастырь святой;Там – сияло ль утро ясно,Вечер ли темнел —В ожиданье, с мукой страстной,Он один сидел.
И душе его унылойСчастье там одно:Дожидаться, чтоб у милойСтукнуло окно,Чтоб прекрасная явилась,Чтоб от вышиныВ тихий дол лицом склонилась,Ангел тишины.
И дождавшися, на ложеПростирался он;И надежда: завтра то же!Услаждала сон.Время годы уводило…Для него ж одно:Ждать, как ждал он, чтоб у милойСтукнуло окно;
Чтоб прекрасная явилась;Чтоб от вышиныВ тихий дол лицом склонилась,Ангел тишины.Раз – туманно утро было —Мертв он там сидел,Бледен ликом, и унылоНа окно глядел.
1818Лесной царь
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?Ездок запоздалый, с ним сын молодой.К отцу, весь издрогнув, малютка приник;Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?»«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:Он в темной короне, с густой бородой».«О нет, то белеет туман над водой».
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;Веселого много в моей стороне:Цветы бирюзовы, жемчужны струи;Из золота слиты чертоги мои».
«Родимый, лесной царь со мной говорит:Он золото, перлы и радость сулит».«О нет, мой младенец, ослышался ты:То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец, в дуброве моейУзнаешь прекрасных моих дочерей:При месяце будут играть и летать,Играя, летая, тебя усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей:Мне, вижу, кивают из темных ветвей».«О нет, все спокойно в ночной глубине:То ветлы седые стоят в стороне».
«Дитя, я пленился твоей красотой:Неволей иль волей, а будешь ты мой».«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;Младенец тоскует, младенец кричит;Ездок погоняет, ездок доскакал…В руках его мертвый младенец лежал.
1818Граф Гапсбургский
Торжественным Ахен весельем шумел;В старинных чертогах, на пиреРудольф, император избранный, сиделВ сиянье венца и в порфире.Там кушанья рейнский фальцграф разносил;Богемец напитки в бокалы цедил;И семь избирателей, чиномУстроенный древле свершая обряд,Блистали, как звезды пред солнцем блестят,Пред новым своим властелином.
Кругом возвышался богатый балкон,Ликующим полный народом;И клики, со всех прилетая сторон,Под древним сливалися сводом.Был кончен раздор; перестала война;Бесцарственны, грозны прошли времена;Судья над землею был снова;И воля губить у меча отнята;Не брошены слабый, вдова, сиротаМогущим во власть без покрова.
И кесарь, наполнив бокал золотой,С приветливым взором вещает:«Прекрасен мой пир; все пирует со мной;Все царский мой дух восхищает…Но где ж утешитель, пленитель сердец?Придет ли мне душу растрогать певецИгрой и благим поученьем?Я песней был другом, как рыцарь простой;Став кесарем, брошу ль обычай святойПиры услаждать песнопеньем?»
И вдруг из среды величавых гостейВыходит, одетый таларом,Певец в красоте поседелых кудрей,Младым преисполненный жаром.«В струнах золотых вдохновенье живет.Певец о любви благодатной поет,О всем, что святого есть в мире,Что душу волнует, что сердце манит…О чем же властитель воспеть повелитПевцу на торжественном пире?»
«Не мне управлять песнопевца душой(Певцу отвечает властитель);Он высшую силу признал над собой;Минута ему повелитель;По воздуху вихорь свободно шумит;Кто знает, откуда, куда он летит?Из бездны поток выбегает;Так песнь зарождает души глубина,И темное чувство, из дивного снаПри звуках воспрянув, пылает».
И смело ударил певец по струнам,И голос приятный раздался:«На статном коне по горам, по полямЗа серною рыцарь гонялся;Он с ловчим одним выезжает сам-другИз чащи лесной на сияющий луг,И едет он шагом кустами;Вдруг слышат они: колокольчик гремит;Идет из кустов пономарь и звонит;И следом священник с дарами».
И набожный граф, умиленный душой,Колена свои преклоняетС сердечною верой, с горячей мольбойПред Тем, что живит и спасает.Но лугом стремился кипучий ручей;Свирепо надувшись от сильных дождей,Он путь заграждал пешеходу;И спутнику пастырь дары отдает;И обувь снимает и смело идетС священною ношею в воду.
«Куда?» – изумившийся граф вопросил,«В село; умирающий нищийЖдет в муках, чтоб пастырь его разрешил,И алчет небесныя пищи.Недавно лежал через этот потокСплетенный из сучьев для пеших мосток —Его разбросало водою;Чтоб душу святой благодатью спасти,Я здесь неглубокий поток перейтиСпешу обнаженной стопою».
И пастырю витязь коня уступилИ подал ноге его стремя,Чтоб он облегчить покаяньем спешилСтрадальцу греховное бремя.И к ловчему сам на седло переселИ весело в чащу на лов полетел;Священник же, требу святуюСвершивши, при первом мерцании дняЯвляется к графу, смиренно коняВедя за узду золотую.
«Дерзну ли помыслить я, – граф возгласил,Почтительно взоры склонивши, —Чтоб конь мой ничтожной забаве служил,Спасителю-богу служивши?Когда ты, отец, не приемлешь коня,Пусть будет он даром благим от меняОтныне тому, чье даяньеВсе блага земные, и сила, и честь,Кому не помедлю на жертву принестьИ силу, и честь, и дыханье».
«Да будет же вышний господь над тобойСвоей благодатью святою;Тебя да почтит он в сей жизни и в той,Как днесь он почтён был тобою;Гельвеция славой сияет твоей;И шесть расцветают тебе дочерей,Богатых дарами природы:Да будут же (молвил пророчески он)Уделом их шесть знаменитых корон;Да славятся в роды и роды».
Задумавшись, голову кесарь склонил:Минувшее в нем оживилось.Вдруг быстрый он взор на певца устремилИ таинство слов объяснилось:Он пастыря видит в певце пред собой;И слезы свои от толпы золотойПорфирой закрыл в умиленье…Все смолкло, на кесаря очи подняв,И всяк догадался, кто набожный граф,И сердцем почтил провиденье.
1818Кубок
«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,В ту бездну прыгнет с вышины?Бросаю мой кубок туда золотой:Кто сыщет во тьме глубиныМой кубок и с ним возвратится безвредно,Тому он и будет наградой победной».
Так царь возгласил, и с высокой скалы,Висевшей над бездной морской,В пучину бездонной, зияющей мглыОн бросил свой кубок златой.«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»
Но рыцарь и латник недвижно стоят;Молчанье – на вызов ответ;В молчанье на грозное море глядят;За кубком отважного нет.И в третий раз царь возгласил громогласно:«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»
И все безответны… вдруг паж молодойСмиренно и дерзко вперед;Он снял епанчу, и снял пояс он свой;Их молча на землю кладет…И дамы и рыцари мыслят, безгласны:«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»
И он подступает к наклону скалыИ взор устремил в глубину…Из чрева пучины бежали валы,Шумя и гремя, в вышину;И волны спирались и пена кипела:Как будто гроза, наступая, ревела.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,Как влага, мешаясь с огнем,Волна за волною; и к небу летитДымящимся пена столбом;Пучина бунтует, пучина клокочет…Не море ль из моря извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясь, волненье легло;И грозно из пены седойРазинулось черною щелью жерло;И воды обратно толпойПомчались во глубь истощенного чрева;И глубь застонала от грома и рева.
И он, упредя разъяренный прилив,Спасителя-бога призвал,И дрогнули зрители, все возопив, —Уж юноша в бездне пропал,И бездна таинственно зев свой закрыла:Его не спасет никакая уж сила.
Над бездной утихло… в ней глухо шумит…И каждый, очей отвестиНе смея от бездны, печально твердит:«Красавец отважный, прости!»Все тише и тише на дне ее воет…И сердце у всех ожиданием ноет.
«Хоть брось ты туда свой венец золотой,Сказав: кто венец возвратит,Тот с ним и престол мой разделит со мной! —Меня твой престол не прельстит.Того, что скрывает та бездна немая,Ничья здесь душа не расскажет живая.
Немало судов, закруженных волной,Глотала ее глубина:Все мелкой назад вылетали щепойС ее неприступного дна…»Но слышится снова в пучине глубокойКак будто роптанье грозы недалекой.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,Как влага, мешаясь с огнем,Волна за волною; и к небу летитДымящимся пена столбом…И брызнул поток с оглушительным ревом,Извергнутый бездны зияющим зевом.
Вдруг… что-то сквозь пену седой глубиныМелькнуло живой белизной…Мелькнула рука и плечо из волны…И борется, спорит с волной…И видят – весь берег потрясся от клича —Он левою правит, а в правой добыча.
И долго дышал он, и тяжко дышал,И божий приветствовал свет…И каждый с весельем: «Он жив! – повторял.Чудеснее подвига нет!Из темного гроба, из пропасти влажнойСпас душу живую красавец отважный».
Он на берег вышел; он встречен толпой;К царевым ногам он упал;И кубок у ног положил золотой;И дочери царь приказал:Дать юноше кубок с струей винограда;И в сладость была для него та награда.
«Да здравствует царь! Кто живет на земле,Тот жизнью земной веселись!Но страшно в подземной таинственной мгле…И смертный пред богом смирись:И мыслью своей не желай дерзновенноЗнать тайны, им мудро от нас сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я туда…И вдруг мне навстречу поток;Из трещины камня лилася вода;И вихорь ужасный повлекМеня в глубину с непонятною силой…И страшно меня там кружило и било.
Но богу молитву тогда я принес,И он мне спасителем был:Торчащий из мглы я увидел утесИ крепко его обхватил;Висел там и кубок на ветви коралла:В бездонное влага его не умчала.
И смутно все было внизу подо мнойВ пурпуровом сумраке там;Все спало для слуха в той бездне глухой;Но виделось страшно очам,Как двигались в ней безобразные груды,Морской глубины несказанные чуды.
Я видел, как в черной пучине кипят,В громадный свиваяся клуб,И млат водяной, и уродливый скат,И ужас морей однозуб;И смертью грозил мне, зубами сверкая,Мокой ненасытный, гиена морская.
И был я один с неизбежной судьбой,От взора людей далеко;Один меж чудовищ с любящей душой,Во чреве земли, глубокоПод звуком живым человечьего слова,Меж страшных жильцов подземелья немова.
И я содрогался… вдруг слышу: ползетСтоногое грозно из мглы,И хочет схватить, и разинулся рот…Я в ужасе прочь от скалы!..То было спасеньем: я схвачен приливомИ выброшен вверх водомета порывом».
Чудесен рассказ показался царю:«Мой кубок возьми золотой;Но с ним я и перстень тебе подарю,В котором алмаз дорогой,Когда ты на подвиг отважишься сноваИ тайны все дна перескажешь морскова».
То слыша, царевна с волненьем в груди,Краснея, царю говорит:«Довольно, родитель, его пощади!Подобное кто совершит?И если уж до́лжно быть опыту снова,То рыцаря вышли, не пажа младова».
Но царь, не внимая, свой кубок златойВ пучину швырнул с высоты:«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,Когда с ним воротишься, ты;И дочь моя, ныне твоя предо мноюЗаступница, будет твоею женою».
В нем жизнью небесной душа зажжена;Отважность сверкнула в очах;Он видит: краснеет, бледнеет она;Он видит: в ней жалость и страх…Тогда, неописанной радостью полный,На жизнь и погибель он кинулся в волны…
Утихнула бездна… и снова шумит…И пеною снова полна…
И с трепетом в бездну царевна глядит…И бьет за волною волна…Приходит, уходит волна быстротечно:А юноши нет и не будет уж вечно.
1825–1831Поликратов перстень
