Кай Умански - Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек
— Хм. Та самая, что угрожала накидать мне в бассейн дохлых крыс? — холодно уточнил Скотт Мертвецки.
— Совершенно верно, — призналась Пачкуля. — Но я не хотела. Просто это был единственный способ заманить вас сюда. Впрочем, забудем об этом. Я не позволю чему бы то ни было омрачить этот чудный вечер.
Однако чудный вечер все же омрачило появление из недр кареты молоденькой подающей надежды актрисульки Лулу, одетой в белое вечернее платье и с ног до головы увешанной драгоценностями, а вслед за ней и Красавчика, с которым, как мы помним, у Пачкули были свои счеты.
— Моя свита, — надменно пояснил Скотт Мертвецки. — Она сопровождает меня повсюду.
— Ах, неужели? Мне очень жаль Скотт, но гоблинов мы сюда не пускаем.
С этими словами Пачкуля взмахнула своей волшебной палочкой и в мгновение ока Красавчик испарился, едва успев издать пронзительный вопль протеста. Единственным, что от него осталось, была горстка пуговиц и заляпанный яичным желтком галстук-бабочка, который, покружив в воздухе, неуклюже шлепнулся на землю, будто подбитое крылатое насекомое.
— Дорогой, кто эта дурно пахнущая старушенция? — обратилась к Скотту Лулу, недоуменно хлопая ресницами.
— Меня зовут Пачкуля. Чао! — гаркнула ведьма и снова взмахнула волшебной палочкой, после чего Лулу, жалобно пискнув, испарилась вслед за Красавчиком. Впрочем, драгоценности ее остались, и Пачкуля поспешила засунуть их себе в карман — разумеется, на сохранение. — Насчет заносчивых девиц в вечерних туалетах у нас тоже свои правила, — пояснила Пачкуля побледневшему Скотту. — Теперь вы мой и только мой! Как славно, вы не находите? — И крепко ухватив кумира под локоть, Пачкуля поволокла его в банкетный зал.
Их появление было встречено восторженными ахами и охами. Тут и там раздались жидкие аплодисменты и негромкое улюлюканье, под звуки которых счастливая Пачкуля торжественно препроводила гостя через весь зал и подвела его к почетному месту в первом ряду. О том, что оно почетное, можно было догадаться по тощей диванной подушке, валявшейся на скамье.
Скотт Мертвецки окинул взглядом аудиторию и похолодел. За годы съемок в фильмах ужасов он многое повидал, однако столь шокирующее зрелище его глазам еще ни разу не представало. Собрав в кулак остаток воли, он ради приличия поприветствовал собравшихся вялым взмахом руки и едва заметным кивком, после чего позволил Пачкуле усадить себя на почетное место, где погрузился в размышления о том, ради чего вообще он во все это ввязался.
На правах ведущей Пачкуля вскарабкалась на сцену и обратилась к публике с приветственной речью.
— Дамы и господа, а также черти, оборотни и прочая нечисть, прошу минуточку вашего внимания, — торжественно начала она. — Благодарю вас за то, что вы собрались сегодня в этом зале. Особо я хочу поприветствовать господина Скотта Мертвецки, который оказал нам большую честь, согласившись стать судьей первого в мире Конкурса Талантов среди ведьм.
— Ура! — воскликнули зрители, подбрасывая вверх пакетики с чипсами.
— Не скрою, что идея пригласить его пришла в голову именно мне, — продолжала Пачкуля. — Собственно говоря, сама идея конкурса целиком принадлежит мне одной, и, пользуясь случаем, я хотела бы поведать о том…
— Увянь!
— Заглохни!
— Начинайте уже!
— Ну и ладно, не хотите — как хотите, — обиделась Пачкуля. — Эй, Хьюго, у вас там все готово?
Из-за кулис раздался утвердительный писк.
— Прекрасно. В таком случае я рада объявить первый номер. Бугага и Гагабу исполнят для вас музыкальный дуэт. Поприветствуем!
«Непутевые ребята» взяли несколько чудовищно фальшивых аккордов, и Пачкуля удалилась за кулисы, где ее ждал заранее приготовленный табурет. Свет в зале погас, и Большой Конкурс Талантов начался.
Глава седьмая
Конкурс талантов
Занавес со скрипом разъехался, и взорам публики предстали первые участницы состязания. Близняшки застыли посреди сцены с прижатыми к подбородку скрипочками, в одинаковых косынках в горошек, одинаковых плиссированных юбочках и с одинаковым выражением застывшего ужаса на лицах. Так они простояли довольно долго, пока из зала не начали раздаваться ехидные смешки.
— Да начинайте же, — шипела им из-за кулис Пачкуля. — Делайте что-нибудь!
Близняшки откашлялись, потоптались на месте, потом несколько раз переглянулись и, ко всеобщему облегчению, Гагабу в конце концов, заикаясь, проговорила:
— Мы исполним п-песню о Непутевом лесе. Она вот н-написала с-слова.
— А она — м-музыку, — добавила Бугага.
— Я б-буду петь первую строчку, а она — играть на с-скрипке.
— А я б-буду петь вторую строчку, а она — играть на с-скрипке.
Они еще немного потоптались и снова переглянулись.
— Но сперва мы вместе сыграем, — выпалили они хором и запиликали. Слушать их было сущим мучением, впрочем, как и всегда. Окончив вступление, Гагабу опустила свою скрипку и фальшиво затянула:
— В Непутевом лесу я живу-у-у!
— Облади, облада, обладу-у-у! — подхватила Бугага.
— Больше жить не хочу я нигде-е-е! — спела Гагабу.
— Облади, облада, обладе-е-е! — старательно вывела Бугага, после чего ведьмы проскакали туда-сюда по сцене, покружились и потопали ногами.
Затем Бугага продолжила:
— Там сбываются все мечты-ы-ы!
— Облади, облада, облады-ы-ы! — провыла Гагабу.
Неожиданно песня оборвалась.
— Я слова забыла, — пробормотала Бугага и залилась слезами.
— Ура-а-а! — не веря своему счастью, заорали зрители и от радости захлопали в ладоши. Полагая, что аплодисменты эти не что иное, как заслуженная награда за блестящее выступление, близняшки смущенно раскланялись и вприпрыжку ускакали за кулисы, а Хьюго тем временем закрыл занавес.
— Ну как, здорово было? — набросились они на Пачкулю.
— Э-э-э, как вам сказать, — уклонилась от ответа ведьма и поспешила объявить следующий номер. Им была чечетка в исполнении Вертихвостки.
Занавес разъехался в разные стороны, дьяволенок Шелупоня забил барабанную дробь, и на сцену выкатилась Вертихвостка, из-под пят которой вырывались густые клубы дыма. На голове у нее красовался защитный шлем, а на тощих кривых ногах болтались новенькие разноцветные наколенники.
Публика, однако же, не успела толком оценить всех достоинств ее спортивного снаряжения, поскольку, стремительно прокатившись через всю сцену, Вертихвостка камнем рухнула в оркестровую яму, где ничего не подозревавшие «Непутевые ребята» старательно наяривали чечеточные мелодии.
Пробив головой барабан, она так и осталась торчать в нем вверх тормашками, беспомощно дрыгая в воздухе тощими ногами в стильных наколенниках, что, по крайней мере, позволило публике как следует рассмотреть ее ультрамодные роликовые коньки, изготовленные по спецзаказу и снабженные сверхреактивными двигателями. Когда они наконец взорвались, аудиторию охватила буря неистового восторга. Скотт Мертвецки зевнул и украдкой взглянул на часы.
— А сейчас Тетеря продемонстрирует нам искусство езды на одноколесном велосипеде, — проорала Пачкуля поверх взбудораженной толпы. Публика послушно расселась по местам, поскольку всем не терпелось взглянуть на это чудо техники.
Когда же из-за кулис, виляя зигзагами, выехала Тетеря, зрители единодушно признали, что нисколько не обманулись в своих ожиданиях. Конструкция представляла собой разбитое колесо от телеги, к которому кое-как была примотана палка с сиденьем на конце. Однако наибольшее впечатление на публику произвел руль. Оно и понятно, ведь за ним Тетеря специально ездила в город. Его отделанные мехом ручки были сплошь увешаны фонариками, колокольчиками, амулетиками на счастье и забавными безделушками на резиночках. В нем даже имелся встроенный стереопроигрыватель, который орал на полную громкость. Единственное, чего не было на этом руле, так это тормозов. Просто к тому моменту, когда до них дошло дело, на ручках уже не осталось свободного места. Жаль, конечно, потому что какой смысл часами упражняться на колесе, если в нужный момент ты не сможешь его остановить?
Крутя вперед педали, Тетеря неумолимо приближалась к краю сцены и в конце концов — вы правильно угадали! — загремела в оркестровую яму вместе со своим велосипедом, где пробила второй барабан и погнула флейту. Велосипед, ясное дело, развалился на части, а саму Тетерю на носилках унесли в лазарет. Публика ликовала. Скотт Мертвецки закрыл глаза.
— Следующий номер программы — безудержный истерический хохот в исполнении Туту, — возвестила Пачкуля, когда волнение в зале улеглось. — Да, боюсь, именно он.
Публика в недоумении вытаращила глаза, не представляя себе, как бы это могло выглядеть.
А выглядело это следующим образом. Когда занавес распахнулся, посреди сцены стояла гигантская картонная коробка, разрисованная всеми цветами радуги. Из коробки выскочила Туту в балахоне, увешанном бумажными цветами, бантиками и огромными булавками. На носу у нее была прищепка, на голове — связка бананов, а на ногах — ярко-желтые резиновые сапоги. Одним словом — красотища!
