Айно Первик - Чаромора
Капитан и бородач вышли во двор под яркое весеннее солнце. Стоял теплый ясный день. За лесной опушкой тихо шумело море. Щебетали птицы.
Парень стал озабоченно осматривать музыкальные инструменты, вынесенные Труммом для просушки. Под его пальцами инструменты тихо позванивали, они хорошо просохли, только, конечно, были расстроены. Парень взялся их настраивать. Звуки разбудили долговязого и девушку.
– Ну и ванну ты нам приготовил! – сказала девушка Трумму.
Ребята рассказали капитану, как им захотелось увидеть дальние страны, они покинули родительский дом и теперь странствуют по всему свету, стараясь песней и игрой радовать людей.
Трумму это очень понравилось. Он рассказал ребятам о Чароморе и о ее научной книге, которая поможет людям.
– Вот только Чаромора улетела, и я совсем не знаю, что с ней приключилось, – печально заключил Трумм свой рассказ.
– Я уверена, она скоро вернется! – быстро проговорила девушка – она не могла видеть ни одного грустного лица.
Музыканты наперебой утешали Трумма, как могли, и у капитана немного отлегло от сердца.
– Нужно осмотреть лодку, – сказал наконец долговязый. – Пора в путь!
Шторм изрядно потрепал их парусную лодку. Нужно было залатать парус, поставить новую мачту, законопатить щели между досками, давшими течь. Так что работы хватало.
Все же кое-как дело продвигалось.
Вечером после ремонта лодки капитан принялся собирать грибы, убирать и чистить дом и сушить перед очагом Чароморину рукопись. Однако рукопись имела плачевный вид: страницы раскисли, чернила размыло. Листы были чистые, как новенькие, на них не сохранилось ни единого слова. Трумм опять помрачнел. Теперь-то он понял, что ему следовало бы чаще смотреть своей Чароморе в глаза и меньше сидеть на грядках с лопухами. Но было поздно: Чаромора исчезла, а он такого натворил, что и думать тошно.
Под ласковым вечерним небом музыканты бренчали на своих инструментах и старались песней хоть немного развеселить Трумма.
Прошло еще несколько дней, прежде чем починенное суденышко смогло поднять паруса. Подхваченные свежим морским ветром, путешественники покинули остров. Трумм стоял на берегу и махал на прощание. Перед ним расстилалось и сверкало на солнце синее море, а за горизонтом манил весь мир.
Подгоняемая попутным ветром, парусная лодка бойко скользила по воде. Вода за парусником расходилась прямым, быстро расширяющимся с конца клином, и в самой дальней стороне этого вытянутого треугольника маленькой надежной точкой лежал остров Чароморы.
Трумм дал музыкантам с собой целую кастрюлю грибного супа. А девушка, тайком даже от парней, прихватила пучок «веселой» травы.
На закате дня музыканты повстречали большое, тяжелогруженое судно. Моряки заметили их, застопорили моторы и прокричали в рупор, что хотят с ними поговорить.
Парусную лодчонку вместе со всем содержимым подняли на палубу судна. И только там девушка и парни вышли из лодки.
Капитан пригласил их в свою каюту.
– Мы попали в район подводных рифов, – сказал он озабоченно. – Может быть, вы сумеете вывести нас отсюда?
Бородатый парень ответил, что и они впервые плывут по этому морю и со своего легкого суденышка, которое сидит совсем неглубоко, не заметили никаких подводных скал.
– Жаль, жаль, – сказал капитан, – значит, от вас нам помощи ждать не приходится. – И при этих словах его лицо совсем помрачнело.
Пригорюнились и остальные моряки, когда услышали, что парни и девушка не лучше их знают море.
Капитан предложил музыкантам поужинать и переночевать на судне, а уж наутро отправиться дальше в путь на своей парусной лодке. Музыканты с радостью приняли это предложение.
Настроение у моряков было подавленное. Ребята старались и песнями и музыкой развеять их тревогу, но настоящего веселья так и не получилось.
Тогда девушка прокралась на палубу, где уже совсем стемнело, нашла укромное безветренное место и разожгла под котелком огонь. Вскоре облака пара окутали судно.
И всех тревог как не бывало!
– И чего мы тут нюни распустили! – воскликнул капитан. – А ну, морячки, полный вперед! Не зимовать же нам здесь среди рифов!
Судно стрелой рванулось вперед. Оно так неслось сквозь тьму, что вода пеной вскипала за кормой, а моряки на палубе скакали и прыгали в облаках пара, музыканты во всю мочь играли на своих инструментах и на все голоса распевали песни. Поднялся такой тарарам, что море ухало в ответ. Корабль то и дело менял курс, и от крутых поворотов моряки, словно подкошенные, валились на палубу.
Вдруг раздался страшный грохот. Судно резко остановилось, будто кто-то дернул его за вожжи.
– Мы сели на рифы! Мы сели на рифы! Спасайся, кто может! – радостно сообщил капитан.
Под собственные ликующие крики моряки спустили на воду спасательные шлюпки и попрыгали в них. Им казалось, их ожидает небольшое увеселительное путешествие до ближайшей гавани. Туда-то они и прибыли на рассвете следующего дня вместе с музыкантами – без кровинки в лице, окоченевшие от холода и перепуганные до смерти. Покинутый корабль стал быстро тонуть. Из зияющей в корпусе судна дыры пенящейся струей выливался вонючий мазут. И все шире и шире расплывался по поверхности моря.
Когда Чаромора, наконец, пришла в себя, то никак не могла сообразить, как долго пролежала она на куче шлака. Может, час, а может, день или даже целую неделю. Вокруг было темно и моросил дождь.
Все тело болело от ссадин и ожогов. В трубе чародейка угорела, и теперь у нее перед глазами плясали огненные круги.
– Ах ты моя горемычная! – запричитала Чаромора. – До чего же ты вспыльчивая! Чуть что не по тебе, так ты хоть в огонь с головой!
Чаромора подумала, что воздушный шар должен быть где-нибудь поблизости. Но цел ли он, да и хватит ли у нее сил надуть его? Чаромора напрягла всю свою волю. Сил ей придали и мысли о капитане. Что-то он, бедняга, делает там на острове в одиночестве? Чаромора почуяла: с Труммом стряслась беда. Воздух в шаре все же как-то держался, и Чароморе удалось его надуть. Но канаты и веревки обуглились и рассыпались. Чаромора с трудом разорвала обгоревшую до дыр рубашку на полосы и привязалась к воздушному шару. Теперь можно было осторожно подняться в воздух. Под проливным дождем Чаромора полетела над темнеющими полями.
– Эй ты, мертвый пепел! Не видать тебе живой Чароморы! – разнесся над пустошью ее пронзительный крик.
Прошло немало времени, прежде чем внизу исчезли горы шлака. За ними простиралась пустошь, за пустошью потянулось болото с низкорослыми кривыми соснами и бездонными оконцами меж кочек. Чаромора облегченно вздохнула. Она была спасена! Колдунья опустилась на один из болотных островков с блестящим, как глаз, озерцом, и уткнулась лицом в мокрый мох. Вокруг краснели крупные ягоды прошлогодней клюквы. Задыхаясь, Чаромора хватала их губами прямо с кочек и чувствовала, как к ней возвращаются силы. Она долго ползала на четвереньках между кустами вереска и багульника, прежде чем нашла то, что искала. Ногтями она выковыряла из земли несколько корешков, разжевала их и наложила на раны. И почти сразу боль отпустила. На берегу озерца Чаромора нарвала охапку прошлогодней травы, устроила из травы и мха уютное местечко между елками, натянула на себя вместо одеяла пустой воздушный шар и провалилась в глубокий сон.
Когда она, наконец, проснулась, в синем небе сияло теплое солнце, и Чаромора почувствовала себя снова здоровой и бодрой. Только слабость все еще давала себя знать, да и вид у нее был ужасный: вся в саже и копоти, а подпаленные огнем волосы торчали во все стороны. Одежда волшебницы превратилась в лохмотья.
Чаромора радостно вскочила и прыгнула в бездонное болотное озерцо, шумно расплескивая воду. Вода была коричневая, как пиво, и холодная, как железо. Чаромора плавала долго и с наслаждением. Затем смыла с себя сажу, постирала остатки своей одежки и развесила ее на ветвях болотной сосны просушиться на солнце. Вокруг щебетали птицы, Чаромора напевала песенку и собирала прошлогоднюю клюкву и бруснику.
И вдруг острая тревога пронзила ей сердце. Перед ее глазами встал Трумм. Лицо у капитана было растерянное и все в слезах.
Капитан Трумм стоял на берегу и с трудом сдерживал слезы. Море вокруг острова Чароморы было покрыто мазутом. Насколько хватал глаз – повсюду только мазут и мазут.
Над этим маслянистым морем кружили и тревожно кричали птицы. Привлеченные радужным блеском, садились они на воду, и мазут обволакивал их тельца и склеивал перья. Вода просачивалась под перья, и птицы промокали насквозь; озябнув, они становились вялыми, ко всему безучастными. Они заболевали. Одни птицы понуро сидели на прибрежных камнях, другие безжизненно бултыхались в черной жиже, и волны несли их раз от разу все ближе к песчаному берегу. Одну, вторую, третью. Вся прибрежная полоса была усеяна их маслянистыми, намокшими тельцами. Это был мор.
