Светлана Волкова - Сказки мышонка Сухарика
Все птицы ее уже были там, где сияла, сверкала Звезда. А она венчала макушку Старой Ели. Снегири, зяблики, синицы, свиристели окружили ель и пели ей:
Елка — лестница до неба,Елка — лестница до звезд.Елку всюду ставят людиВ день, когда рожден Христос!
Смолкла песня. Стало слышно, как звезды потрескивают, будто свечи. Все повернули головы туда, где шел по мерцающим снегам Ангел с ласточьими крыльями. Подошел он и стал с ласточкой рядом:
— Узнала ли ты меня? Я тот Ангел, которого Господь послал, чтобы тебя спасти. Воздадим ему благодарность, хвалу возвестим.
Голосок Ласточки робко льнул к струнному голосу Ангела. Он поднялся за ним до еловой вершины и, набравши вдруг крепости и силы, взмыл туда, где сияла над всем белым миром Рождественская Звезда. Коснувшись ее луча, как радостно он звучал:
— Рождественская Звезда, ты прекрасна! Так высоко я не поднималась даже тогда, когда была ласточкой!
А под сосной невдалеке, не замеченная никем, стояла укутанная по самые глаза дочка лесника. Смотрела и слушала, затаив дыхание.
— Это Ульяша, — шепнул Ласточке Ангел. — Она молилась, чтобы ты осталась жива.
Еще раз прилетал к таежному терему Ангел. Уже наступила весна, и встречала земля светлый праздник Пасхи.
— Если хочешь, ты снова можешь стать ласточкой, — сказал хозяйке терема Ангел. Девочка не пожелала. Кругом все зеленело, шумело, пело. Но ей было жаль оставить навсегда своих зимних птиц и старого Деда. А теперь у нее еще была и названая сестра.
Ульяша часто прибегала к ней на поляну. Они вместе играли и тем славили Христа. Зимой со свиристелями и снегирями, а весной — с соловьями.
Цикл «Село Котоваськино»
ГОЛУБАЯ ПУГОВИЦА
Катя с бабушкой похожи. У Кати синие глаза. У бабушки тоже. Только Катины глаза бабушка называет синецветиками, а свои — куриной слепотой. Она на них сердита за то, что плохо они видеть стали. Даже очки им не помогают.
Как-то вечером решила бабушка Катино осеннее пальтецо подладить; порет старые нитки, вздыхает:
— Все-то ночами шила, все-то ночами. Вот и потеряла глаза.
Стала в иголку нитку вдергивать. Только время потеряла зря. Будит Катю.
— Внучка, помоги!
Катя подумала: уже утро. Занавеску отдернула: за окошком луна круглая, полная. Нитку в иголку вдернула и снова в кровать. Только заснуть не смогла.
— Бабушка, — заворчала она сердито, словно большая, — спать ложись, мне свет мешает.
Бабушка послушалась, свет погасила и скоро задышала по-сонному. А Кате не спится. Светло от луны. Видно всю комнату и спящую бабушку, худенькую, маленькую.
— Сделаю-ка я сама бабушкину работу. Она утром увидит — обрадуется.
Прокралась Катя к столу. Свет включать не стала. Подол у пальтишка распарывает, работает. Вдруг об пол что-то стукнуло. Катя нагнулась. Зеркальце круглое. Точно на солнце сияет. А другая сторона фарфоровая. На ней облачко и луна нарисованы. Катя вспомнила: год назад, по весне, когда стаял снег, она нашла это зеркальце. Положила в карман и забыла. Катя в зеркальце покосилась — два синих глаза в нем отразились. И вдруг чуть не выронила находку снова. Из зеркала на нее глянула чья-то усатая морда.
«Или мне мнится?»
На залитой луной половице стоял Заяц. В жилете. Длинные уши сквозь берет продеты. В лапах фонарик. Он осветил им зеркальце.
— Ага! Вот она, потеря королевская. Я его ищу, а оно в кармане лежит и хоть бы хны. Это зеркальце, Катя, упало с Луны.
— С Луны? Виданное ли это дело?
— Да. Это зеркальце лунной королевы. А мы, королевские гвардейцы, подбираем упавшие с Луны вещи.
— А, — сообразила Катя. — Понимаю. Они падают вниз, когда Луна убывает. Но неужели трудно переставить все на другой край?
Заяц лапой махнул:
— Я это знаю. Но королева наша — беспечная девчонка и говорить с ней без толку. Все вниз летит: шпильки, туфли, ключи. А мы, лунные зайцы, ищи. Одно только радует — за ценную вещь полагается награда. Зеркальце ты нашла, впрочем. Значит, награда и мне, и тебе. Чего ты хочешь?
Катя и минуты не размышляла:
— Хочу, чтобы глаза у моей бабушки молодыми стали.
— Тогда мне придется зеркальце на день оставить. Пусть бабушка посмотрит в него, — сказал Заяц. И пропал с этими словами.
Выслушав внучку, бабушка вдруг заплакала:
— Что же ты себе ничего не попросила, Катя?
Катя заторопила:
— Посмотри же скорее в зеркало. Видишь, не куриная слепота у тебя, а синецветики!
Бабушка в зеркало глянула, белый платочек поправила и вдруг заахала, заохала:
— Господи, как у нас побелено-то плохо! И паутина в углу повисла.
И давай они с Катей белить да чистить. Усталая бабушка спать легла рано. В чисто помытом окошке опять Луна встала. Опять не спит Катя. И вот вырос Заяц в лунном квадрате. Важный! Еще бы! На груди у него висел орден. Девчонка смотрела с голубой эмали. На короне две буквы сияли, «Л» и «К». Лунная Королева!
— Ну что? Получила, что хотела? — спросил Заяц. — Надеюсь, зеркальце тебе больше не понадобится? — И сунул его в карман жилета.
Промелькнула весна, прошло лето. Наступила осень. Достала бабушка Катино пальтецо, повертела:
— Чинено-перечинено, ношено-переношено. Надо садиться шить новое. Сейчас я с глазами, слава Богу!
Катя руками замахала:
— Не шей! Опять глаза потеряешь.
Бабушка ей кивает, а сама думает:
«Вот Катя уснет, я за шитье сяду».
Ждала, ждала да и уснула сама. Спит бабушка, ровно дышит во сне. За окошком месяц стоит узкий, как серп.
— Ну, — Катя думает, — на Луне совсем места мало. Как бы опять что не упало.
Только подумала, за окошком — плюх! Катя на улицу во весь дух. Возле дождевой бочки девчонка стоит, дрожит, как осиновый листочек. И волосы, и платье — мокрые. Глаза темные.
— Где-то я ее видела. На заячьем ордене. Точно! Сама королева упала с Луны в нашу бочку!
— Надо обсушиться. Идемте в дом, Ваше Величество.
Глаза девчонки сверкнули гневом.
— И шагу не сделаю без короны!
Откуда-то выскочил Заяц, снял с груди орден, в бочку нырнул и вынырнул с короной, похожей на наперсток. Бабушка сбилась с ног, принимая нежданную гостью.
— Вот, Ваше Величество, платье Катино, ситцевое. Оно хоть и старенькое, но чистое, сухое. Уж к весне нашью ей новых.
Катя опять за свое — прохожу в старом! Долго сидели за самоваром. Гостья вдруг вздохнула грустно:
— Пироги такие вкусные! Так только бабушки умеют печь.
— А у тебя разве бабушки нет? — спросила Катя.
И услыхала в ответ:
— На Луне живут дети, у которых бабушки не было и нету.
— А кто же вам варит?
— Сами.
— А кто шьет и чинит?
— Об этом ты скоро узнаешь, — вмешался в разговор Лунный Заяц. — Дай мне пуговицу от пальто твоего, — попросил он у Кати.
— Она всего одна осталась, бабушка ее в шкатулку спрятала.
Открыла бабушка шкатулку. Достала пуговицу голубую, лаковую.
— Да она тебе, Заяц, на что?
— Будет скоро Кате новое пальто.
Заяц не хвастал. Посадил пуговицу у себя на Луне. Поливал часто. Скоро вырос куст на грядке, набрал бутон. Показалась из бутона шелковая подкладка. Развернулась она. Потом долго росли рукава, воротник и полы. Наконец все покрылось пушистым сукном.
И вот пальтецо готово. Принес его Заяц Кате домой. В ряд пуговицы на нем — голубые, лаковые. А Заяц шкатулку открыл и запустил туда лапу. Нагреб пуговиц, что остались от летних платьев, ярких, прозрачных, точно леденцы. Платья не то, что пальто. Быстро растут. Распустились они на грядках, точно цветы: голубые, лиловые, сиреневого цвета.
Как раз к лету!
СЕЛО КОТОВАСЬКИНО
Стояло на горе село Котоваськино. Там жил кот по имени Васька. В доме у Васьки чисто: вымыты полы, вылизаны миски. Закончит Васька прибираться, сядет на крыльцо, станет умываться, лапу мусолит — гостей намывает. Приезжайте, гости!
Никто не приезжает.
Старается Васька, скребет под ухом. А от гостей — ни слуху ни духу. Трет лапой нос, чисто моет щеки.
— Гости не приедут! — дразнятся сороки.
Васька кот не унывает. Пошел на базар, купил умывальник. Повесил во дворе. Утром слышит — звенит умывальник: трень-брень! Вышел во двор: девчонка умывается — беленькая, маленькая.
— Как звать тебя?
— Катя. Я в гости к тебе.
— А надолго?
— Как будет гоститься.
Рад Васька кот. Ходит по одной половице. Кормит свою гостью шаньгами творожными. Наливает в умывальник воду чистую, колодезную.
Целый день у Васьки звон во дворе, бренчит умывальник: треньбрень!
— Мне, — вздыхает кот Васька, — носить воду не лень. Боязно мне: умываешься часто. Белей белого будешь — сороки утащат.
