Элинор Фарджон - Седьмая принцесса (сборник)
— Ну, привет, привет.
— Ой, я вроде уже поздоровалась, да? Ладно, привет ещё раз. Ах, вот что! Меня маманя за палтусами прислала.
— Выбирай, — приветливо сказал Чарли.
Полл перелезла через высокий борт. Дно лодки было устлано рыбой.
— Больших можно брать?
— Сказал же, выбирай, — проворчал Чарли. — Сколько хочешь, каких хочешь.
— Спасибо. — И Полл принялась складывать в корзинку самые лучшие рыбины. Вдруг небо над головой разорвал пронзительный, испуганный птичий крик, и тут же его перекрыл истошный звериный вой.
— Эй ты! Кыш! Брысь! Пшёл! — заорал Чарли, спрыгнув с кормы. Шум — вой — хлопанье крыльев; Полл, выпрямившись, разглядела в песчаном смерче невиданное существо, которое носилось но берегу с птицей в пасти. Существо было ужасно тощее, тело его кое-где поросло курчавой чёрной шерстью; хвост тоже чёрный, но какой-то облезлый; уши острые, глаза красные, когти кривые и крепкие. В пасти его, зажатая чудовищными челюстями, билась серебристая птица.
— Какой мерзкий! Какой противный! Гадкий! Гадкий! — закричала возмущённая Полл и тоже устремилась в погоню. Чарли заступал разбойнику путь и пытался задержать его длинными худыми руками, а Полл старалась загнать разбойника в эту западню. Он же норовил улизнуть; ловко ускользая от преследователей, кидался из стороны в сторону и наконец бросился вверх по крутому откосу. Но на него, точно коршун, налетел топорок Номер Один, и мерзкое чудище бросилось наутёк вдоль кромки воды, но топорки Номер Два и Три отрезали его с двух сторон от моря и суши. Тут и Чарли подоспел. Разбойник злобно зарычал, но выпустил птицу из пасти. Сам же проскользнул меж ног рыбака и дал дёру. Полл не пыталась его догонять: пускай убегает поскорей, раз такой мерзкий. Топорки тоже отступились, едва увидели серебристую птицу в руках у человека. Полл подскочила к Чарли. И они вместе, с изумлением и жалостью, глядели на спасённую птицу: в серебристом ореоле перьев, с белым клювом и белыми лапками. Никогда прежде не видела Полл такой красоты.
Птица лежала на руках у Чарли совершенно неподвижно:
— Чарли, она мёртвая? — спросила девочка шёпотом.
— Нет.
— Ей больно?
— Да.
— Очень?
— Очень. Но боль скоро уймётся.
— Значит, она выздоровеет?
— Может быть, — отозвался Чарли.
— Тогда почему ты так на неё смотришь?
— Это же Серебристая серпоклювка, — благоговейно произнёс Чарли. — Чтоб меня! Ну и ну!.. Я и помыслить не мог…
— О чём? — спросила Полл.
— Что приведётся мне Серебристую серпоклювку в руках подержать.
— А кто такие серебристые серпоклювки?
Чарли возмутился её невежеству.
— Не знаешь, кто такая Серебристая серпоклювка? Ну и ну!
Он повернулся спиной к Полл и стал бережно ощупывать птицу длинными узловатыми пальцами.
— Ну что ты сердишься? — вздохнула Полл. — Уж и спросить нельзя…
— Нечего глупые вопросы задавать, — пробурчал Чарли.
— Я просто спросила, кто такие эти серебристые…
— Вот и выходит глупость. Серебристая серпоклювка одна! Одна-единственная на всём белом свете. Это она и есть.
Полл робко шагнула ещё чуть поближе. Пальцы Чарли осторожно, пёрышко за пёрышком, перебирали серебристые крылья единственной на всём белом свете Серебристой серпоклювки…
— Прости, Чарли, я не знала, — виновато сказала девочка — Ведь когда человек не знает, то откуда — ж ему знать…
— Да ладно, не грусти. — Сдвинутые брови Чарли разгладились так же внезапно, как на супились.
— Сильно навредило ей это мерзкое чудище? — сиросила Полл.
— Крыло вывихнуто и сломано, — ответил Чарли и начал аккуратно его вправлять.
— Чарли, — умоляюще сказала Полл. — Расскажи, кто такая Серебристая серпоклювка?
Чарли продолжал возиться с птицей, и Полл поняла, что сейчас его лучше не торопить.
Наконец он заговорил — нараспев, точно под неслышную далёкую музыкуг звучавшую в его душе: или памяти.
— Однажды жил да был на Луне человек. А ещё жила на Луне Прекрасная Дама, его подружка. Луна была удивительным местом, куда лучше, чем Земля, но однажды ночью человек и его подружка глянули вниз, на Землю, и увидели колокольню в Нориче. Они о таких чудесах прежде и слыхом не слыхивали, и захотелось им рассмотреть колокольню поближе. Так захотелось — прямо вынь да положь эту самую колокольню. Человек без раздумий перевалился через край Луны и грохнулся на Землю головой вниз. С тех пор с перекошенным и мозгами и ходит. А Прекрасная Дама была поумнее, она обратилась в серпоклювку и слетела вниз на попутном ветерке. Она, конечно, ни обо что не ударилась. Только на Земле она утратила свое лунное чародейство и обратно в женщину ей превратиться не удалось. Так и осталась птицей. Это она и есть, — закончил Чарли самым обыкновенным голосом. — Теперь ты всё знаешь.
— Всё? — разочарованно протянула Полл. Ей, как всегда, показалось мало, и она отчаянно искала, о чём бы спросить Чарли.
— А Лунная дама была красивая?
— Краше вечерней звезды.
— А человек? Тот, что упал. Какой он был?
— Не помню.
— Да… — вздохнула Полл и задумалась над новым во просом. — А кто этот мерзкий, гадкий, противный разбойник?
— Какая-то нечисть из Ведьмина леса.
— Он хотел съесть Серебристую серпоклювку?
— Да уж, не пожалел бы.
— Ужасный какой, — сказала Полл и как бы невзначай спросила: — А что там, в Ведьмином лесу?
Чарли нахмурился.
— Негоже тебе про них знать, — сказал он. — И обходи-ка ты Ведьмин лес стороной.
— Почему?
Чарли склонился над поломанным крылом птицы.
— Почему? Почему? — не унималась Полл.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
Полл сердито затопала ногами:
— Ну почему никто не отвечает на мои вопросы?!
Впрочем, топать она перестала быстро, ведь от песка, топай не топай, звука не добьёшься. Зато она обиженно надулась.
— Ну вот, теперь сердишься ты, — заметил Чарли.
— Прости… — Полл снова взглянула на нтицу. — Ты полечил ей крыло?
— Сделал, что мог.
— Она будет летать?
— Может, и полетит. Наперёд не скажешь, — ответил Чарли и легонько ногладил серебристые перья. — За ней надо хорошо ухаживать…
— Я буду за ней ухаживать! — с готовностью воскликнула Полл. Вытряхнув из корзинки палтусов, она выстелила дно сухими водорослями и травой, что пробивалась в песке у откоса. — Я заберу её домой и стану кормить хлебом с медом.
— Ей больше по душе сырая рыбка, — сказал Чарли.
— Я буду приходить за рыбой каждый день! Буду беречь серпоклювку пуще глаза! Зажгу ей на ночь свечку, чтоб темноты не боялась…
— Свечка ей не нужна, — промолвил Чарли, — Ей хватает солнца да звёздочек.
— Я выстелю её клетку душицей и клевером, чтоб ей слаще дышалось.
— Ароматы ей не нужны, — сказал Чарли. — Серебрянке по нраву запах солёной морской воды и прибрежного песочка. Клади в клетку водоросли, и ракушку положи. Да, самое главное! Никогда не запирай дверцу клетки, пускай будет открыта.
— Почему?
— Чтоб могла улететь, когда понравится.
— Понятно. — И, уложив Серебристую серпоклювку в корзину, Полл стала осторожно карабкаться вверх по откосу.
Глава V. НОЛЛИЧЕК, КОРОЛЬ НОРФОЛКА
Пока на мельнице и на морском берегу творилось всё вышеописанное, во дворце короля Норфолка, которого — как вы уже знаете — звали Нолличек, происходили совсем иные события. Главным недостатком короля была его натура. Точнее, натуры, поскольку натур у него имелось целых две. И чередовались они в зависимости от того, с какой ноги вставал Нолличек поутру с постели. Если с правой, то бывал он целый день весел, благодушен и полон всяческих добрых начинаний. И не важно, что осуществить их не успевал, главное — королём двигали благие порывы. Зато от Нолличека, вставшего с левой ноги, лучше было держаться подальше. Он ходил но дворцу чернее тучи, хлопал дверями, стучал каблуками, совал нос в чужие дела и устраивал скандалы из-за всякой мелочи. В дни «левой ноги» никому не удавалось угодить Нолличеку, и кончались такие дни одинаково: слуги, все, как один, заявляли, что работать здесь больше не будут, и подавали прошение об уходе. Однако на следующее утро король совершенно преображался, и слуги, все, как один, забирали свои прошения назад. В чёрные, левоножные, дни с Нолличеком могла сладить только его очень-очень-очень старая Нянька. Она знала короля ещё с колыбели и легко находила на него управу. Нолличек сносил её окрики и понукания покорно, точно малый ребенок, а впрочем — не так уж он был и велик, всего-то двадцать один годочек. И он с большим удовольствием, держался за Нянькину юбку.
— Беда мне с тобой, Нолличек, — говорила Нянька, вытирая королю заплаканные глаза. — А всё твоя натура двойная, проклятая.
