Диана Джонс - Воздушный замок
— А я, я — презренный пёс, — продолжал Абдулла, — я заставлял тебя, ужаснейшим образом обременённого моими оковами, трудиться в знойной пустыне! О славнейший и элегантнейший из ковров, теперь я думаю только о тебе — и о том, как бы побыстрее избавить тебя от этой чудовищной тяжести. Если бы ты только согласился не спеша — скажем, чуть быстрее верблюжьего галопа — полететь к ближайшему пустынному поселению на севере, где я бы нашёл кого-нибудь, кто расклепал бы цепи, — так вот, не вступит ли это в противоречие с твоим кротким и утончённым нравом?
Судя по всему, тон был взят верный. Теперь ковёр изобразил нечто вроде горделивой усмешки. Он поднялся примерно на фут, чуточку повернулся и понёсся со скоростью миль этак семьдесят в час. Абдулла вцепился в край ковра и оглянулся на раздосадованного всадника, превратившегося вскоре в точку на фоне оставшейся позади пустыни.
— О благороднейший из артефактов, ты поистине султан среди ковров, а я — твой ничтожный раб! — бессовестно распинался Абдулла.
Ковру это так польстило, что он припустил ещё быстрее.
Спустя десять минут он нырнул вниз, на песчаную дюну, и резко остановился у самого её гребня на другой стороне. Наклонно. Абдулла в облаке пыли беспомощно съехал с него. И покатился, звеня, извиваясь, дёргаясь, поднимая всё новые тучи пыли, пока наконец отчаянным усилием ему не удалось развернуться пятками вперёд и съехать по песчаному склону прямо на край озерца в оазисе. Оборванные нищие, сгрудившиеся вокруг чего-то на краю этого озерца, повскакали с мест и разбежались кто куда, когда Абдулла едва в них не врезался. Абдулла зацепил ногами то, вокруг чего они толпились, и столкнул это обратно в пруд. Один из оборванцев возмущённо завопил и с плеском потопал по воде, чтобы вытащить потерю. Остальные выхватили сабли и ножи, а в одном случае — даже длинный пистолет, и с грозным видом обступили Абдуллу.
— Глотку ему перережьте! — сказал кто-то.
Абдулла проморгался от песка и подумал, что настолько злодейские компании ему приходилось видеть редко. У всех были бегающие глазки, шрамы и неприятные выражения на лицах. Тот, у кого был пистолет, оказался самым неприятным. В большом крючковатом носу он носил что-то вроде серьги, а под носом имелись весьма кустистые усы. Головное покрывало с одной стороны было заколото ярким красным камнем в золотой оправе.
— Откуда это ты выпрыгнул? — спросил усатый. Он пнул Абдуллу. — А ну, говори.
Тут все они, в том числе и тот, кто выходил из озерца с бутылкой в руках, посмотрели на Абдуллу так, что ему сразу стало ясно — говорить придётся очень убедительно.
А то как бы чего не вышло.
Глава седьмая,
в которой появляется джинн
Абдулла поморгал ещё, чтобы убрать из глаз остатки песка, и серьёзно уставился на человека с пистолетом. Этот человек был точной копией злого разбойника из его мечтаний. Совпадение, наверное.
— Стократ прошу вашего прощения, о достойные властители пустыни, за то, что столь грубо нарушил ваше уединение, — сказал он весьма учтиво, — но не обращаюсь ли я случайно к благороднейшему и знаменитейшему в мире разбойнику по имени Кабул Акба?
Прочие разбойники, столпившиеся вокруг него, кажется, изумились. Абдулла ясно слышал, как один из них спросил: «А он-то откуда знает?» Однако усатый с пистолетом только усмехнулся. Его лицо было прекрасно приспособлено для такого рода действий.
— Это действительно я, — ответил он. — А что, я знаменитый?
Точно совпадение, подумал Абдулла. Что ж, по крайней мере, теперь он знал, где находится.
— Увы, о пилигримы пустошей, — начал он, — я, как и ваши благородные особы, угнетён и отвержен. Я поклялся отомстить всему Рашпухту. А прибыл я сюда с тем, чтобы объединиться с вами и служить вам силами моего разума и моих рук.
— Правда? — переспросил Кабул Акба. — А как ты сюда попал? С неба, что ли, свалился вместе с цепями?
— Посредством волшебства, — честно ответил Абдулла. Он решил, что так легче всего произвести впечатление на подобных людей. — Я и вправду упал с неба, о благороднейший из бродяг.
К несчастью, впечатления он, кажется, не произвёл. Разбойники по большей части загоготали. Кабул Акба кивком отправил двоих людей на гребень дюны — изучить место прибытия Абдуллы.
— Так ты умеешь колдовать? — уточнил он, — А эти цепи тоже имеют какое-то отношение к волшебству?
— Конечно, — ответил Абдулла. — Я такой могучий волшебник, что Султан Занзибский собственноручно заковал меня в цепи, опасаясь того, что я могу наделать. Снимите с меня цепи и разомкните эти наручники — и вы увидите нечто невероятное. — Краем глаза Абдулла заметил, что те двое вернулись, неся ковёр. Абдулла от всей души надеялся, что это скорее хорошо, чем плохо.
— Как вам известно, железо лишает волшебника его силы, — продолжал он серьёзно. — Стоит только вам расковать меня — и перед вами откроется новая жизнь.
Остальные бандиты поглядели на него с сомнением.
— У нас нет золотого долота, — сказал кто-то. — И кувалды тоже.
Кабул Акба повернулся к двоим разбойникам с ковром.
— Только это, — доложили они, — Никаких следов копыт и колёс. Ничего.
При этих словах главарь шайки пригладил усы. Абдулла невольно подумал, не цепляются ли они за кольцо в носу.
— Гм, — произнёс главарь. — Тогда готов спорить, что ковёр этот колдовской. Я его заберу, — Он с усмешкой повернулся к Абдулле, — Не хотелось бы расстраивать тебя, о Волшебник, но, поскольку ты был так любезен, что прибыл сюда прямо в оковах, я собираюсь оставить тебя как есть и взять на себя заботы о твоём ковре — просто во избежание несчастных случаев. Если ты и вправду намерен к нам присоединиться, сначала докажи, что от тебя будет прок.
К собственному удивлению, Абдулла обнаружил, что скорее зол, нежели напуган. Видимо, это было потому, что все запасы страха он исчерпал нынче утром во время разговора с Султаном. А может быть, и потому, что всё у него болело. Он был весь в ссадинах и царапинах после того, как съехал с дюны, а одно из железных колец ужасно натёрло щиколотку.
— Я же вам сказал, — холодно напомнил он, — что в цепях от меня никакого толку.
— А нам от тебя не колдовство нужно, а знания, — отозвался Кабул Акба. Он поманил к себе того человека, который ходил в озерцо. — Скажи, что это за штуковина, и мы в награду раскуём тебе ноги.
Тот, который побывал в озерце, присел на корточки и показал дымчато-синюю пузатую бутылку. Абдулла приподнялся на локтях и обиженно поглядел на неё. С виду бутылка была совсем новая. Сквозь дымчатое стекло горлышка просвечивала чистая новенькая пробка, запечатанная свинцовой печатью. Бутылка была похожа на большой флакон из-под духов, с которого отклеилась этикетка.
— Она совсем лёгкая, — пояснил присевший, тряся бутылкой, — и внутри не шуршит и не булькает.
Абдулла ломал себе голову, как бы с помощью этой бутылки добиться того, чтобы с него сняли цепи.
— Это бутылка с джинном, — заявил он. — Знайте же, поселенцы песков: это очень опасно. Вот только снимите с меня цепи, и я покорю джинна, который сидит внутри, и сделаю так, чтобы он выполнял все ваши желания. Думаю, что больше никому ни в коем случае нельзя трогать эту бутылку.
Человек с бутылкой испуганно уронил её, однако Кабул Акба лишь рассмеялся и поднял находку.
— Бутылка как бутылка, — сказал он и швырнул её другому разбойнику. — Открывай.
Разбойник положил саблю и вытащил длинный нож, которым и сколупнул свинцовую печать.
Абдулла почувствовал, что упускает возможность расковаться. Хуже того — его вот-вот объявят мошенником.
— Это и вправду крайне опасно, о рубины среди разбойников, — запротестовал он. — Если сломаете печать, хотя бы пробку не вытаскивайте!
Не успел он договорить, как разбойник снял печать и бросил её на песок. Он стал тянуть пробку, а другой разбойник держал бутылку.
— Если вам так уж приспичило вынуть пробку, — промямлил Абдулла, — хотя бы постучите по бутылке нужное мистическое число раз и заставьте заключённого внутри джинна поклясться, что…
Пробка выскочила. ПУХ! Из горлышка поднялась тоненькая струйка сиреневатого тумана. Абдулла надеялся, что бутылка полна отравы. Однако туман почти сразу же сгустился в плотное облачко, а затем из бутылки повалил пар — словно из чайника, в котором кипит что-то лиловато-сизое. Пар приобрёл очертания лица — большого, синего, злющего; потом рук, а потом и треугольного узкого туловища, соединённого с бутылкой, — и вырывался буйной струёй, пока не вырос до десяти футов в высоту, причём чувствовалось, что это далеко не предел.
— Я принёс обет! — взвыло лицо, словно штормовой ветер. — Тому, кто выпустил меня, крепко достанется! Держитесь! — Туманные руки взметнулись.
