Елена Бессонова - Нежные сказки для нежной души
– Но я не знаю, что такое карнавал, – уныло прошептал Фока, – как же я его устрою?
– Карнавал – это много цветных гирлянд, много музыки, танцев, много разноцветных конфетти и бус. Но, главное, – игольница чуть поправила сползший на бочок бантик на оборке, – это восхищение мной. Все, все, все, кто придёт на карнавал, должны, нет просто обязаны, восхищаться мной. Иди, дерзай!
Хрюкая и пыхтя от неудовольствия Фока, спрыгнул с подоконника и с унылыми думами зашагал к другу ежу, может быть, он поможет устроить ему карнавал? Надежды на это у дикобраза было мало, но может быть, может быть…
Ежик спал и поэтому не очень обрадовался позднему приходу дикобраза. Но услышав за своей дверью быстрое топанье задними ногами, встряхивание игл и характерное для Фоки громкое кряхтение, которым тот всегда выражал своё раздражение, ежик поплёлся открывать дверь.
– Что случилось, – потирая невыспавшиеся глазки, спросил ёжик. – Опять хозяева надавали тебе тумаков за съеденную у них свеклу. Или что?
– Какую свеклу? – – обреченно махнул лапкой дикобраз и рассказал о своей беде с карнавалом.
– Подумаешь беда? – ежик потряс иголками, прогоняя последний сон. – Иди спать. Утром кликну друзей с ближайшего леса, и мы устроим такой карнавал, какой твоей капризуле и не снился…
Фока послушался совета друга, поплёлся в свою норку. Тем более, что рассветное солнце уже встало не выспавшись, и решило прилечь на мягкие перины розовых облаков ещё немного подремать. Наступило время, когда ночной зверь дикобраз лег в тёплую кровать досматривать вчерашние сны. То, что происходило утром и днём Фока, конечно, не видел.
А происходило вот что…
Ежик энергично взялся за дело. Собрал всех лесных друзей – зверей, не забыл пригласить птиц и даже водоплавающих бобра, нутрию и выдру. Объяснил им задачу и работа закипела…
Бобер притащил ведро, утонувшее в прошлом году у рыбаков, и непросто ведро, а ведро с мыльным раствором из которого принялся выдувать соломинкой радужные пузыри. Сорока сбивала с крыш сосульки, а белки подхватывая, нанизывали их на длинные сплетённые выдрой из водорослей гирлянды. Дятлы и синицы срывали с замерзшей рябины красные ледяные грозди ягод, из которых плели бусы и украшали ими покрытые колким инеем ветки деревьев. Сосульчитые гирлянды, протянутые от дерева к дереву, от столба к столбу опутали весь сад искрящейся на солнце паутиной, мыльные пузыри, заполнив собою все свободное пространство, превратили сад в сказочное волшебное царство. Не хватало только музыки. Но к закату появилась и она. Прилетели певчие дрозды, даже квартет соловьев на короткое время примчался из Африки на помощь другу дикобразу. Их чудные песни звучали с удивительной прелестью. Нежные звуки сменялись громкими, радостными. Зайцы, пристроившись на пнях, отбивали чечётку под аккомпанемент дятлов – барабанщиков. Эта музыкальная какофония разбудила Фоку. Дикобраз вымыл мордочку, обгрыз когти, и, протиснувшись в щель под низким забором, пригладил торчащие в разные стороны непослушные иголки. Как только долька луны заняла место солнца, Фока был на знакомом подоконники и нежно смотрел на прелестную игольницу. В лунном свете искрящийся гирляндами, мыльными пузырями и разноцветьем бус сад был ещё сказочнее, а музыка в ночной тишине звучала ещё громче, чем днём. Это был настоящий КАР-НА-ВАЛ!
– Вам нравится мой карнавал, сударыня?! – с восторгом спросил дикобраз.
– Нет! – зло ответила, топорщась иголками прелестная игольница. – Нет главного – никто не поёт песен в мою честь, никто мной не восхищается…
– Отчего же? Соловьи только и делают, что поют для вас! – удивился Фока. – Зайцы танцуют в вашу честь, а бобер чуть не лопается от усердия, выдувая мыльные пузыри для радости ваших глаз…
– Да ты ещё и глуп! – захлёбываясь от злости, прошипела игольница, – Всё это они делают для себя, и отнюдь не для меня! Пошёл отсюда нечёсаное животное! Я никогда не буду висеть на гвоздике в твоей норке…
Фока от горя и отчаяния упал с подоконника на землю. Там его поджидал не менее расстроенный ежик.
– Почему нечёсаный? – услышали друзья звонкий голос, и следом за ним увидели, как в открытое окно вылетела изящная с длинной изогнутой ручкой черная лакированная расческа. Она была грациозна и больше походила на потягивающуюся после сна пантеру. Это сходство усиливалось ещё тем, что на рукоятки расчески блестели два зелёных искрящихся от лунного света камешка – украшения.
– Сейчас, сейчас… – расческа принялась активно приглаживать непослушные иголки дикобраза. После того, как мама Фоки ушла на облако дикобраз долгое время не чувствовал таких нежных и ласковых прикосновений. Тепло и покой разлилось по его телу, Фока улыбнулся…
– Как приятно… – только и мог произнести млеющий от удовольствия дикобраз, – моя мамочка гладила меня также…
– Идёмте на карнавал, сударь, – воскликнула расческа – пантера. – Ваши друзья стараются для вас!
Пляски, игры, песни продолжались до самого рассвета. На рассвете Фока расстался с новой подружкой. Но теперь каждый вечер Фока прибегал к заветному окну на новую встречу с ненаглядной расческой. Однажды Фока решился пригласить её к себе в норку, где она и живёт по сей день. Пантера-расческа гладит дикобразу спинку, а он поёт ей песни. Счастье, да и только!
О колючем крыжовнике и его друзьях
Было это в незапамятные времена, рос на земле необычайной красоты куст. Назывался куст Крыжовником. Был он высок и строен. Многие деревья завидовали Крыжовнику:
– Смотрите! – говорили деревья. – Вроде куст кустом, а выше нас ростом!
Весной на Крыжовнике распускались цветы. Цветом красные, величиной с чайное блюдечко. Краси-и-и-вые! Когда цветы опадали, на их месте появлялись ягоды: сочные, крупные, больше яблока. Люди ягоды в вёдра собирали, очень хвалили. Крыжовенное варенье получалось царское, джемы сладкие с кислинкой, даже мармелад из крыжовника варили – деток баловали.
Куст радовался – ягоды его по вкусу людям пришлись! Каждую весну старался куст больше цветов распустить и ягод наплодить.
Но нежданная – негаданная пришла к Крыжовнику беда. Решили люди – почему такая красота только в саду растёт? Пусть дом украшает! Стали ветки крыжовнику ломать, букеты в домах ставить, глаз радовать! Ломали куст, не щадя. За лето Крыжовник старался молодые ветки отрастить, закрыть раны новой юной корой. Но приходила весна, и всё повторялось сначала. Долго терпел Крыжовник, никому не рассказывал о своей беде и боли. Но однажды всё-таки поделился с задушевным другом ёжиком. Каждый год, как бы куст ни обирали, сохранял он для друга ежа десять крупных ягод: для него, его жёнушки – ежихи, по одной ягоде четырём дочкам и четырём сыночкам. Ёжик благодарил крыжовенный куст тем, что гонял зимой из-под его ветвей мышей и не давал грызунам кору со стволов объедать. Ему, единственному другу, и пожаловался крыжовенный куст на свою беду:
– Не понимают они, – плакал Крыжовник, – если все ветки сломать – ни цветов, ни ягод не будет! Из чего тогда делать царское варенье, детям мармеладки?! Нет больше сил, поломанные ветви отращивать. Засохну скоро, друг!
– Негоже, приятель, в уныние впадать, – тихонько прошептал Ёжик. – Ветви твои ломают из-за пригожих цветов. Всем хочется ими любоваться, а бегать к тебе ленятся. Смотри, у картошки цветы невзрачные мелкие жёлтенькие с синими глазкам и её никто не трогает. Распусти на будущую весну такие же и тебя в покое оставят.
Крыжовник так и сделал. Следующей весной цветов с чайное блюдечко не показал. Показал цветочки мелкие, беленькие с длинными жёлтыми тычинками. Покрутились люди вокруг крыжовенного куста, и ушли восвояси без букетов, раздосадованные. Зато когда на Крыжовнике появились большие красные ягоды, тут уж люди душу отвели, до самой макушки по стволам скакали, весь куст изломали.
– Ой-ё-ё-ёй! – плакал Крыжовник, жалуясь другу – Ёжику, – ещё хуже стало! Раньше тоненькие ветки ломали, теперь за стволы принялись…
Тогда не выдержал, и вмешался в разговор виноград. Он зрел рядом на соседней шпалере:
– Зачем ты глупый, крупные ягоды на кусте плодишь? – возмутилась виноградная кисть. – Такие ягоды под силу только деревьям выращивать! У них ветки крепкие, как железные – не сломаешь. Посмотри на меня – гроздь крупная, ягода мелкая, невзрачная. Пока не созреет, никто не зарится. А уж когда созрею – аккуратненько срезают, тихонечко в дом несут, чтобы не осыпалась.
Ёжику не нравилась зелёная виноградная ягода. Очень нежная была, стоило её на ежовые иголки нанизать – она тут же лопалась и соком изливалась. Домой Ёжик приносил одни пустые прозрачные мешочки. Жена – ежиха ругалась. Не хотелось Ёжику, чтобы у Крыжовника такая ягода была. Но что поделаешь? Приятеля жальче…
