Эптон Синклер - Гномобиль
— А кем я буду? А девочки могут ограбить банк?
Родни сказал, что вообще-то грабительницы встречаются на свете, но лучше пусть Элизабет назовется его дочкой или гувернанткой, как она захочет. Наконец, они решили, что ее будут звать Люсита Луиза Дженкинс и что это милое, мелодичное имя, которое вряд ли принадлежит какойнибудь грабительнице. Бобо решил, что он тоже должен путешествовать инкогнито, — одна из виденных ими гигантских секвой была названа "генерал Шерман", — Бобо решил, что он тоже будет называться генерал Шерман, пока не придумает что-нибудь получше. Но они никак не могли уговорить Глого выбрать себе имя какого-либо выдающегося деятеля, например генерала. Ему очень не понравилось, что Бобо взял себе человеческое имя. Глого определенно не хотелось, чтобы его внук проявлял интерес к делам больших людей.
Когда пришло время спать, Родни подвел гномобиль к отелю, но не к парадному входу, а завел его прямо в гараж. Видно, в гараже еще не прочли газету, потому что их встретили там спокойно и не приставали с расспросами. Родни взял корзинки, Элизабет — чемодан. Усталые, они едва доплелись до входа в отель; Родни подошел к портье, взял карточку и написал: мистер Иеремия Титертон Дженкинс — Каламазу, Мичиган; Люсита Луиза Дженкинс, оттуда же, и, как обычно, спросил две комнаты с ванной. Портье поглядел на корзинки и сказал:
— Мы не разрешаем держать в номерах животных, сэр.
— У меня нет никаких животных. В корзинах находятся антропологические образцы.
— Понятно, — сказал портье, но вид у него был такой, что он не очень-то ясно понял, в чем дело. Однако он попросил коридорного проводить их в номера 317 и 319. Родни хранил серьезное и достойное выражение лица и на этот раз не раздавал "дощечек".
Путешественники заперлись и устроились на ночлег. Никто им не звонил и не стучал в дверь.
Утром все было тихо и спокойно, и в холле их не подстерегали ни репортеры, ни фотографы.
— Доброе утро, мистер Дженкинс. Хорошо ли вы отдохнули? — спросил портье.
Родни сказал, что да. Он уплатил по счету и преодолел усилия коридорного взять у него из рук корзины или привести машину из гаража. Они вышли на улицу не сопровождаемые никем, и Родни вздохнул с облегчением.
— Я буду мистером Дженкинсом весь остаток своей жизни, — заявил он.
У Родни возник план, как устроить гномов поудобнее в машине. Заднее сиденье было слишком низко для них: им ничего не было видно в окошко; если машина подскакивала на кочке, то гномы сразу же выстреливались в потолок, а если резко тормозила, то они скатывались на пол.
Родни решил положить на заднее сиденье еще одно и по бокам ввинтить кольца, чтобы можно было к ним привязать веревку, за которую гномы могли бы держаться.
Родни остановил машину перед "Добрыми услугами", рабочий вышел им навстречу, и Родни сказал, что требовалось сделать, разумеется не объясняя для чего. Тот ответил, что у него найдется сиденье, только с другой обивкой, но Родни перебил его: "Неважно, мы наденем чехол". Рабочий сходил за кольцами и стал было их вкручивать, а Родни переставил корзины на переднее сиденье. Возможно, он брался за корзины слишком бережно или еще почему-либо, но он перехватил взгляд рабочего и уловил какой-то блеск в его глазах. Этот блеск давал понять члену королевской фамилии, путешествующему инкогнито, что он опознан.
Рабочий пошел в мастерскую якобы взять какой-то инструмент и, конечно, сообщил остальным о своем открытии. И вот у машины уже стояла секретарша и несколько других сотрудников "Добрых услуг", и все глазели на потомка лесопромышленника и его племянницу и на машину, где на переднем сиденье в корзинках помещались королевские гуси и где заднее сиденье поднимали, чтобы гуси могли любоваться пейзажами. Можно ли представить себе более дурацкую ситуацию?
Естественно, что один прохожий останавливался, любопытствуя, потом другой и третий. Магическое слово поползло по улице: "Это гуси! Королевские гуси!". И люди стали стекаться отовсюду: из магазинов, с противоположной стороны улицы, и вскоре образовалась толпа, точно это был пожар или уличное представление. Родни и Элизабет попались. Им некуда было скрыться с корзинками, а если бы они и попытались, толпа ринулась бы за ними. Им оставалось только внимательно следить за работой и словно не замечать, что на машину глазеют со всех сторон. И вот — настоящее бедствие: юркий молодой человек расталкивал толпу локтями.
— Доброе утро, мистер Синсебау. Я репортер "Вечернего «Пшикрипорт», нашей местной газеты. Мы очень, очень счастливы видеть вас в нашем городе!
— Как вы можете себе представить, я был бы очень, очень счастлив выбраться из вашего города, — отозвался Родни угрюмо.
— У вас в машине переделки? Это, несомненно, для удобства гусей? Молодой человек был так возбужден, точно он только что нашел золото в Калифорнии. — Можно ли узнать, что вы переделываете в машине? Это чтобы гусям было видно в окошко? Разве у них недостаточно длинные шеи?
— У гусей шеи не такие длинные, как у тех, кто пытается их увидеть.
— Прошу вас, мистер Синсебау, извините, что я вам надоедаю. Репортерам нельзя без этого обойтись. Во-первых, нам дают задания, а во-вторых, нам ведь тоже надо жить.
— Как однажды сказал один знаменитый человек: "Сэр, я не вижу необходимости", — мрачно прокомментировал Родни.
Но репортера ничем нельзя было остановить:
— Вы натягиваете веревки? Это чтобы гуси не ушиблись? Они уже ушибались?
— Они были в порядке, когда я видел их в последний раз.
— Они в корзинках? Можно, я посмотрю, чтобы я мог написать в газете, что я их видел?
— Вы же все равно напишете, что видели их, так что не все ли равно?
— Мне кажется, вы не любите репортеров, мистер Синсебау? Я обратил внимание на то, что один вопрос пока не нашел освещения в газетах: это имена королевских гусей. Ведь у них есть имена?
— О да!
— Как же их зовут?
— Гуся зовут Иеремия Титертон Дженкинс, а гусыню — Люсита Луиза Дженкинс.
Элизабет хихикнула и прикусила губу. Репортер строчил как сумасшедший. Он повторил имена и спросил:
— Это, конечно, не абиссинские имена?
— О нет, это имена в переводе.
— Как же зовут гусей на их языке?
— Гуся зовут генерал Шерман.
— Вы шутите?! А гусыню?
Обсуждение было прервано, потому что сквозь толпу к ним пробирался человек с фотоаппаратом.
— Расступитесь, — обратился он к толпе. — Я хочу сфотографировать.
— О нет, пожалуйста, не расступайтесь! — взмолился Родни.
Фотограф прокладывал себе дорогу в толпе, криками и мольбами расчищая себе место и держа свой аппарат наготове.
Родни в отчаянии ухватился за толстого мужчину, который стоял рядом с ним, и поставил его впереди себя.
— Станьте на мое место, — попросил Родни.
— Мне он не нужен! — завопил фотограф. — Мне нужны вы!
— А мне нужен он, — отрезал Родни и шепнул толстяку: — Загородите меня, я дам вам пять долларов.
Толстяк переживал тяжелые времена, поэтому он остался стоять как вкопанный. Элизабет испугалась было всей этой толпы и шума, но увидела, что Родни трясется от смеха, и сама рассмеялась.
Дополнительное сиденье было укреплено, и Родни решил, что пока этого достаточно. Орудуя толстяком, как щитом, он попросил рабочего оставить в машине кольца и веревки, заплатил ему по уговору, дал толстяку пять долларов и велел Элизабет прыгнуть в машину. Он вручил ей корзины, дал сигнал и выехал из толпы. Мотор гномобиля заработал, и он пополз по улице с хвостом из полдюжины машин. Ушло довольно много времени и усилий, чтобы растрясти этот хвост и добраться до спокойного места, где можно было выпустить гномов на волю.
— В чем дело? Что случилось?
У Бобо была целая куча вопросов. Какой ужас — просидеть все это время в темноте! Элизабет рассказала ему о толстяке и сердитом фотографе. Бобо начинал осознавать всю общественную значимость своих друзей. Возможно, он и сам был не прочь вылезти из корзинки и сфотографироваться, и чтобы эта фотография появилась наряду с их фотографиями во всех газетах мира.
Другое дело Глого. Тысячелетний гном хранил молчание, похожее на протест. Весь этот шум и гам, который ему пришлось услышать, укрепил его во мнении, что человеческий мир сошел с ума. Но он понял также, что большие люди могущественны и управляют судьбой гномов. Пока что как средство от мировой скорби это путешествие терпело крах.
Родни начинал об этом догадываться.
— Мне думается, что история с абиссинскими гусями изжила себя. Нам надо от них избавиться, — сказал он.
— Но как? — спросила Элизабет.
— Мы могли бы зарезать их и съесть.
— Родни!
— Ну, подарить их кому-нибудь или продать с благотворительной целью.
— Но у нас их нет, Родни!
— Надо их достать. Люди все равно не оставят нас в покое.
