Жорж Санд - Крылья мужества
Отец Дуси, впрочем, немножко побранил Хромушу за то, что он уехал, не спросясь родителей, и прибавил, что если он будет не в состоянии зарабатывать сам себе пропитание, то будет в тягость семье. Хромуша выслушал это со скромным видом и подал отцу кошелек.
— Я надеюсь, — сказал он, — что буду всегда в состоянии заработать себе честный кусок хлеба, не обижая ни людей, ни животных. Вот что я заработал за шесть месяцев; если вам нужны деньги или если вам просто они могут доставить удовольствие, примите их от меня, милый отец. Я надеюсь, что на будущий год принесу вам еще больше.
Вся семья вытаращила глаза на золотые монеты, но отец Дуси покачал головой.
— Где ты взял эти деньги, мальчуган? — спросил он. — Скажи-ка мне это, хоть я и простой крестьянин и никогда не путешествовал ни по морю, ни сухим путем, но очень хорошо знаю, что ни юнга, да и никакой другой ученик твоих лет не может заработать столько денег; в ученье берут вас только за хлеб.
Хромуша увидел, что отец подозревает его в чем-то дурном и рассказал, каким образом приобрел такое богатство. Отец поверил ему, так как местные жители знали, что за перья некоторых птиц промышленники платят очень дорого. Он заметил только, что квиквы вывелись в тамошних местах, что, вероятно, Хромуша встретил их где-нибудь далеко в другом месте; отец Дуси был твердо убежден, что мальчик ездил летом на корабле в далекие страны. Хромуша, несмотря на расспросы дяди Лакиля, не сказал ему, в каком именно месте жил на берегу. Он не открыл также этой тайны и своим родителям. Он знал, что если он заикнется о Черных Коровах и о большом утесе, ему строго-настрого запретят ходить туда, потому что место это считалось опасным. Родители его вообразили, что он приехал из Шотландии от дяди Лакиля, и Хромуша не стал разуверять их.
Он довольно удачно отделывался в первый день свидания от вопросов, которыми осыпали его. Родные его не имели ни малейшего понятия о чужих странах, и Хромуше не пришлось много выдумывать. Он говорил, что в Шотландии, так же как и во всяком другом месте, едят хлеб, овощи и мясо, что деревья не растут там корнями вверх и что он ничего не видал необыкновенного ни там, ни в других местах.
— Хорошо, хорошо, — сказал отец Дуси под конец ужина, — мне нравится, что ты не выдумываешь и не говоришь вздора, как твой дядя Лакиль. Будь всегда так же благоразумен и рассудителен, и все пойдет прекрасно, у тебя изобретательность и способность к торговле. Ты знал, какой лучше вывезти товар, чтобы прибыльнее продать его. Я не хочу лишать тебя твоих денег, они твои, я куплю тебе на них хороший участок земли. Это будет основанием твоего будущего богатства.
— Если вам не нужны деньга, — возразил Хромуша, — в таком случае лучше отдайте их мне, я поеду опять путешествовать и может быть мне удастся наткнуться на что-нибудь новое.
Случилось то, что предвидел дядя Лакиль. Отец Дуси не хотел и слушать того, что говорил Хромуша. Он не мог представить себе другого помещения денег с толком, кроме покупки на них земли для яблоневых садов; он думал, что нехорошо оставить в распоряжении ребенка такую сумму денег. Он похвалил сына за то, что тот не растратил денег, а привез домой, но не был уверен, что Хромуша не растратит, если получит их снова. Хромуша должен быть уступить; ему, как видите, подрезали крылья. Он лег спать опечаленный, он видел, что ему приходится отложить, хотя на время, дальнейшие путешествия.
Но он увидел во сне, что духи сказали ему: “Надейся, мы тебя не покинем, ты нас послушался и мы за то сумеем наградить тебя”.
Он решился покориться своей участи и, сказать по правде, был доволен тем, что спал теперь на мягкой теплой перине. Уже недели две как стало похолоднее, и ему было не совсем удобно в пещере, где по стенам сочились капли воды и куда врывались порывы ветра. Дуси жили хорошо, они были не бедны и не скупы. Хороший хлеб и сидр водились у них всегда в — изобилии и Дусета была одарена талантом варить очень вкусно свинину. Хромуша был ее любимцем, она была так нежна с ним и так за ним ухаживала, что он не мог устоять против искушения, и ему до того понравилась спокойная и беззаботная жизнь среди семьи, что он решился провести дома всю зиму. Он видел, как стаи перелетных птиц потянулись с моря в сторону суши, одни, чтобы перезимовать в болотах, другие, чтобы лететь в далекие теплые страны. Он думал, что в такое время года птицы не остаются более в северных странах. Он еще не знал, что некоторые виды их любят холод, и улетают не на юг, а на север.
Ему не хотелось лгать без нужды, и он сказал отцу, что не был связан никаким условием, которое могло бы заставить его возвратиться на корабль. Он хотел добиться того, чтобы родители предоставили ему свободу и отпустили бы его добром из дому. Так как у него не было никакого дела, то он принялся опять пасти коров, но неуклюжие и неповоротливые коровы вовсе не нравились ему; плоская, однообразная равнина нагоняла на него тоску. Он стал скучать, его думы вечно летали над морем и утесами. Раз как-то отец послал его в Див к аптекарю за лекарством. В те времена употреблялись более сложные лекарства, чем нынче, и аптекари обязаны были учиться многому.
Див — очень древний город, но Хромуша остался безразличен к нему. Ему очень не нравилась местность, окружающая город, хотя она довольно красива со стороны, противоположной морю, но Хромуша смотрел только на море. Песчаный плоский берег был не по душе ему. В узком канале, заменяющем гавань, откуда некогда отправился на завоевание Англии флот Вильгельма Завоевателя, стояли большие суда, которые вели незначительную торговлю с Гонфлером. Вид их показался так соблазнителен Хромуше, что им овладело сильное желание проехаться по морю хоть только до Гонфлера, и он чуть было не забыл об отцовском поручении. Он устоял, однако, против искушения и спросил, где живет аптекарь. Пока готовили лекарство, Хромуша опять чуть было не забыл, что надо отнести его домой. Предмет, приковавший к себе его внимание и приводивший его в неописуемый восторг, был — турухтан, или морской павлин, как зовут этих птиц, сидевший неподвижно на палке, в стеклянной клетке. Он был точно живой. Глаза его блестели, и клюв был открыт. Аптекарь, которого забавляло удивление мальчика, отворил клетку и сказал ему, чтобы он дотронулся до птицы. Оказалось, что она была набита соломой. Хромуша, никогда не видавший чучела птицы и даже не имевший понятия о таком искусстве, обратился к аптекарю и с жаром стал просить его, чтобы тот показал ему, как набивают птиц. Подобная просьба деревенского мальчика удивила его.
— Пожалуй, — проговорил он, — ты сделаешь мне удовольствие, если станешь помогать мне в этой работе, особенно если ты так же ловок, как и решителен.
Он сообщил затем Хромуше, что тамошний священник, равно как и владетель соседнего замка, были большие любители орнитологии, как называл аптекарь науку о птицах, которая учит распознавать их и разделять на различные семейства и виды. Священник и барон добывали себе птиц, где только могли, барон платил за них, не жалея денег, а священник тратил на них все, что позволяли ему средства. Окрестность изобиловала морскими и береговыми птицами, потому что берега были очень песчаны и в стране было много болот, образуемых рекою Дивою. Охотники подкарауливали дичь в болотах и на берегу и относили ее в замок. У барона была большая коллекция чучел. Аптекарю поручено было изготовлять их, он был довольно искусен в этом деле, но у него не было помощника, так что он принужден был употреблять на эту работу слишком много времени. Он сказал Хромуше, что старательный и понятливый ученик был бы ему очень полезен и что он стал бы платить жалованье тому, кто захотел бы выучиться его делу.
— Возьмите меня, господин, — сказал Хромуша, — я уверен, что выучусь скоро и хорошо, даже, если вы не обидитесь, скажу вам, что знаком с птицами лучше, чем вы. Вот эту, например, которую вы называете турухтаном — я не знал ее названия — я сто раз видел на воле и знаю, как она летает, как садится и все, что ее касается. Вы хотели придать ей такой вид, как будто она собирается драться, а это не так; если бы ее можно было мять как тесто, я показал бы вам, как она любит сидеть.
Аптекарь был умный человек, а потому признавал ум и в других. Замечание Хромуши не рассердило его.
— Что же, — сказал он, — попробуй, ее можно мять, как ты говоришь, то есть можно придать ей другой вид, согнув иначе проволоку, заменяющую ей кости и мускулы. Ничего, попробуй, если испортишь — беда небольшая, турухтан ведь не какая-нибудь редкая птица.
Хромуша с минуту не знал, на что решиться. Он побледнел, немного вздрогнул, потом постарался припомнить живых турухтанов, которых видел, и вдруг, взявшись за птицу осторожной, но твердой рукой, он придал ей, не попортив ни одного перышка, такую естественную позу и, вместе с тем, такой гордый вид, что аптекарь чрезвычайно удивился.
