Дмитрий Емец - Таня Гроттер и Золотая Пиявка
«Странная выходит штукенция. Что они так привязались к этому лесу? Можно даже подумать, что преподы чего-то боятся. Заблудиться там нельзя – всегда можно послать сигнальную искру... Нет, тут дело явно в чем-то другом», – думала Таня.
Теперь, проносясь над лесом на контрабасе, Таня внимательно вглядывалась вниз. Чем дальше, тем непролазнее становился бурелом. Замшелые стволы вповалку громоздились на тропинках.
«Сарданапал мог бы послать циклопов, чтобы они тут все разгребли, но он этого почему-то не делает...»-решила Таня.
Держась над вершинами деревьев, она наискось пересекла лес и вновь оказалась на побережье – правда, с другой стороны острова, где мощные корни сосен отважно боролись с крошащимися скалами. Начинало смеркаться. Таня уже собралась поворачивать, когда неожиданно ей почудилось, что она видит зыбкий белый дымок.
Девочка догадалась, что, перепутав в темноте направление, вновь подлетела к Тибидохсу, но только с другой стороны. Что же до белого дымка, то он поднимался... от развалин. От тех самых необитаемых развалин сторожки Древнира, которые были теперь прямо под ней. Таня сменила скоростное заклинание на медленное – «Пилотус камикадзис» – и осторожно приблизилась, стараясь прятаться за кронами деревьев.
Дым валил из трубы, укоризненным кирпичным перстом торчавшей из провалившейся крыши. Первые два окна были до половины затоплены водой. На изумрудной ряске легкомысленно мельтешили жуки-плавунцы. Высокое каменное крыльцо-галерея, как в старинных суздальских постройках, уходило прямо в озеро и там внезапно обрывалось.
«Одно из двух: или у Древнира были странности и он обожал купаться в тине, или озеро затопило дом намного позже», – сказала сама себе Таня.
Луг все еще носил следы недавней битвы. То там, то здесь попадались рытвины от богатырских сапожищ. Поблескивала русалочья чешуя. Из глубокой борозды торчала дужка раздавленных очков Сарданапала. В стороне, рядом с клочком материи от плаща Медузии, валялась нелепая, со старушечьим бантом туфля Клоппа. Таня подняла её и обнаружила внутри туфли скрытый подъема который делал низенького профессора сантиметров на пять выше.
«Ну и Клоппик! Сплошное надувательство! Не удивлюсь, если у него окажется картуз с пружинками и тапочки на шпильках!» – решила она.
С другой стороны заброшенная сторожка выглядела ничуть не лучше. Таня подумала, что Избушка на Курьих Ножках покажется рядом с этими развалинами просто царскими хоромами. В пролом стены видна была большая печь.
Таня прошла было мимо, но внезапно оцепенела. В печи, обходясь без дров, мерно гудел синеватый магический огонь. У Тани мелькнула мысль, что его развели лешие или водяные, но потом она сообразила, что и те и другие ненавидят огонь да и вообще, по словам Ягуна, мало интересуются строениями магов.
Взвесив все «за» и «против», малютка Гроттер почувствовала, что внутрь её совсем не тянет. Даже напротив – тянет уйти подальше отсюда. К тому же она случайно обнаружила, что один из кустов как-то странно мерцает и будто чуть расплывается. Кроме того, его листья не дрожали от ветра. Присмотревшись, Таня поняла, что на куст натянуто охранное черномагическое заклинание.
«Ага, Поклеп постарался! Вот уж вредитель-трудоголик!» – подумала Таня, благоразумно держась от куста подальше.
Вскочив на контрабас, она помчалась к Тибидохсу, решив, что обязательно попытается выяснить, почему тут горит огонь. Вот только как это узнать? Таня хорошо представляла, что случится, если она обратится с этим вопросом к самому завучу. Поклеп зыркнет на неё своими близко посаженными глазками, а в следующую минуту ей придется взять ведерко и бодрым строевым шагом, напевая песенку трудолюбивой нежити, отправиться собирать жуков-вонючек.
Нет уж, лучше осторожно выведать все у Сарданапала, Разумеется, если тот будет в хорошем настроении и поблизости не будет маячить противный сфинкс, живущий на дверях его кабинета и никого не пускающий внутрь без приглашения.
* * *Поздним вечером, бережно протерев контрабас и натянув струны, Таня убрала инструмент в футляр. Она как раз задвигала его под кровать, когда сверху донесся смешок.
– А ну брысь отсюда, пустая башка! А то дрыгусом запущу! – пригрозила кому-то Гробыня.
Склепова давно уже валялась на кровати и перелистывала на ночь толстый журнал комиксов для темных магов. Ничего другого, кроме комиксов, Гробыня никогда не читала.
– Вот еще! Стану я забивать себе голову! – фыркала она.
Изредка Гробыня забавы ради встряхивала журнал. С его страниц сыпались желто-зеленые чертики и в панике вереща, торопились забраться обратно. Некоторым из них Склепова, хихикая, связывала хвосты и наслаждалась тем, как, дергая друг друга в разные стороны, они падают и закатываются за кровать.
– Ну так что, свалишь ты или нет? – снова крикнула Гробыня.
Подняв голову, Таня увидела, что по потолку их комнаты прогуливается поручик Ржевский. На этот раз безбашенный призрак облачился в тюрбан и халат с кистями. Даже бороду себе зачем-то прицепил. Правда, красно-синий нос алкоголика все равно его выдавал.
– Полы покрашены – ходить только по стенам и потолкам! – хихикнул Ржевский.
– Я тебе похожу! – продолжала громыхать Гробыня. – Считаю до трех! Раз...
– Пундус храпундус – быстро крикнул поручик. Что-то сверкнуло. Таня увидела, что призрак невероятным образом удерживает в руках старинный перстень с печаткой.
Гробыня тут же рухнула носом в подушку. Чертики из комиксов немедленно принялись злорадно бегать по её одежде.
– Ты что, спятил? Зачем ты её усыпил? – удивилась Таня.
– Бывают типчики, которым по жизни не мешает проспаться! – хмыкнул Ржевский. – А теперь тихо! Не произноси никаких имен! Я тут инкогнито! Если Безглазый Ужас узнает, что я тут был, то все – секир-башка! У меня и так – хе-хе! – в спине двенадцать ножей и один кинжальчик! Еще девятка – и будет перебор, как говорил мой друг корнет Свинцов.
– Почему? С каких это пор тебе нельзя бродить везде, где тебе вздумается? – поинтересовалась Таня.
– Бродить я могу где угодно, хоть днем, хоть ночью. Просто хочу, чтоб никто не узнал, что я у тебя был. Уверен, Гробыня никому не разболтает. После Пундуса храпундуса редко удается вспомнить обстоятельства, при которых ты отрубился... – заржал поручик и обрушился с потолка на пол.
Врезавшись в коврик, он утратил форму, зарябил, но быстро восстановился. Разве только борода утратилась и голова немного сплюснулась, что, впрочем, мало сказалось на её мыслительных способностях.
– Брр! Ходы какие-то для нежити! Терпеть ненавижу сырость! Вроде как свою могилу навещаешь... Гадко там, а я личность сложная и деликатная! – поежился поручик, протекая между Черными Шторами.
Шторы хищно зашевелились, но, разобрав, с кем имеют дело, сразу опали, К призракам они относились равнодушно. Привидений нельзя напутать, опутав их с головой. Кроме того, у них нельзя подглядеть сны, которые потом, летая, можно показывать всему Тибидохсу.
Таня наклонилась и подняла перстень, выпавший у поручика, когда он любознательно протаранил макушкой пол.
– Где ты его раздобыл? – поинтересовалась она.
– А-а, этот! У Гуго Хитрого одолжил... Гуго-то можно доверять, В конце концов, он тоже призрак, хотя и предпочитает жить в своей книжке и никуда из неё не высовываться, – сообщил Ржевский.
– С чего это Гуго дал тебе перстень? Он же жадный, – усомнилась Таня.
Она отлично помнила неунывающего жуликоватого автора «Проделок белых магов», с которым они пробирались ночью на Исчезающий Этаж.
Поручик Ржевский деликатно потупился. Он был сама скромность.
– Э-эээ... Видишь ли, в чем тут дело... Гуго нечаянно потерял свой напудренный парик и очень переживал. Даже назначил награду тому, кто его найдет...
– И тут, конечно, появился ты? – спросила Таня, Ржевский залоснился от удовольствия.
– Спереть паричок было совсем не так просто, как ты думаешь. Мне пришлось немало потрудиться! – похвастал он, – И, как считаешь, зачем я это все затеял? Мне ужасно хотелось разболтать тебе одну тайну.
– Какую ещё тайну?
– Страшную, роковую тайну! Тайну, рядом с которой Исчезающий Этаж и даже Жуткие Ворота – так, пустячок... Что, интересно?
Для большей загадочности поручик округлил глаза. Впрочем, «округлил» мягко сказано. Никто не просил его глаза вылезать из орбит и надуваться шарами. У привидений свое представление о юморе.
Таня выжидала. Она не слишком верила в существование роковой тайны. Поручик Ржевский вполне! мог соврать и дорого за это не взять. Правда, порой ему удавалось разнюхать что-то действительно стоящее.
Ржевский подозрительно прислушался. Затем, продолжая стоять у окна, вытянул шею на пару метров – такой телескопической шее-удочке позавидовал бы любой жираф – и горячо зашептал Тане на ухо:
