Сергей Баруздин - Сказка о Лесном царе и Пионерском царстве
— Правильно! — обрадовался Кузя, что Биба так точно повторяет его мысли.
— Вот именно, — закрепил Кузину мысль Биба.
— Кто он? — не поняла Олимпиада.
— Как кто? Мы же вам говорим. Конечно — он! Лесной царь! Дедушка! Водяной! Лесо-Водяной! — наперебой закричали Кузя и Биба.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Немного о лесной жизни. Что там и как сейчас. Лесной царь идет купаться и загорать.
До чего же тихо и хорошо сейчас в лесу. В поле, конечно, тоже хорошо, на реке хорошо, всюду — хорошо, но в лесу лучше. Лето прижилось окончательно, давно кончились первые дожди и неожиданные холода, прошли грозы и ветры, и вот все стало так, как должно быть в Лесном царстве в середине июня.
Деревья размахнулись, разрастаясь зеленью, а те, что хвойные, — новой хвоей; земля проросла травой, цветами, мхом; и каждый лесной уголок, и так не похожий на любой другой, засветился, задышал по-своему, показывая, как он хорош, неповторим!
Всякая мелкая живность повылезла, повыползла, полетела из своих норок и щелей, укрытий и гнезд, доложилась Лесному царю о своем существовании и занялась делами.
Счастливый, довольный Русак прибежал к Лесному царю:
— А у меня прибавление — сразу четверо. Два мальчика, две девочки!
— Поздравляю, дружок! — сказал Лесной царь.
Приплелся Барсук, похвастался:
— А моя Барсучиха сразу двоих мне принесла. Умница она у меня!
Лось, пропадавший несколько дней, пришел похудевший, с блестящими влажными глазами:
— Сын! Наконец-то сын у нас!
Ежи ходили по нескольку раз на день, и Лесной царь уже запутался, у кого двойня, у кого тройня, у кого девочки, а у кого мальчики.
О птицах и говорить нечего!
Рождались дети и внуки у обитателей Лесного царства, и всех их надо было кормить, всех поддерживать, ставить на ноги и на крылья.
И на душе у Лесного царя было хорошо. На прошлой неделе, с помощью Кузи и Бибы — этих милых ребят из Пионерского царства, Царевичу дозвонился. Царевич сессию успешно сдает.
— А что касается мышиных вестей, то ты, папа, не огорчайся и не расстраивайся, — сказал ему Царевич. — Я думаю, что ваша Олимпиада просто все преувеличивает, да еще с такими малышами. Что они знают?
Лесной царь успокоился. Тем более что в последние ночи мыши совершенно перестали беспокоить его. Вроде и в лес теперь не заглядывали.
Лося спрашивал Лесной царь:
— Не видел их?
— Раньше видел, а вот дня три-четыре — ни одной.
У Барсука попутно интересовался.
— Только одну и видел — полевку, — объяснил Барсук, — но она наша, своя, по соседству на поляне живет.
Еж, самый старый и мудрый, вообще отмахнулся от вопроса:
— Давно нет, давно, а то, не дай бог, они у меня раньше все запасы потаскали. Ни на минуту от норы не давали отлучиться. Я бы уж знал, если бы были. Ведь я их страсть как люблю!
Лишь Русак, вездесущий всезнайка, объяснил все по-своему:
— А им некогда сейчас… Они, по-моему, готовятся, к чему не знаю, но готовятся…
Хотя Русак и не очень серьезный заяц и недолюбливал его Лесной царь за болтливость, все же спросил:
— Зачем же ты, дурачок, туда, к мышам, в их царство, бегаешь? У тебя сейчас дети! Сам говоришь: два мальчика, две девочки!
— А я не сам, а я не сам, — объяснил Русак. — Чтобы я сам туда к ним побежал, то, поверь, дедушка, ни за то! Ни за какие морковки! Это другие говорят, другие, а они-то уж знают!
А в лесу был порядок.
И на реке после паводка — порядок. Река вошла в свои берега, и Лесному царю, то есть Водяному царю, ничего особенного делать не приходилось. Лишь бакены проверить, бумажки после субботних и воскресных туристов с берегов убрать, и все. Что касается утопленников, то их уже лет двадцать и при дяде Сене-Водяном не было. Река обмелела. Как в ней утопнешь!
Вспомнив о речке, Лесной царь подумал о ней не как Водяной и даже не как Лесной царь, а просто как человек. Ему захотелось искупаться. Не по службе, а просто так. А почему бы и не искупаться? Сегодня не суббота, не воскресенье, когда берега реки заняты приезжими.
— Эх, елки-палки! — произнес Лесной царь, щурясь под лучом солнца, что пробился сквозь ели и сосны сначала на бороду его, а потом и на лицо. — Сладко-хорошо! И пусть, что будет, то будет, а чего не будет, того уж никогда не будет! Пойду! Позагораю заодно, а может, и кефир в поселке куплю. Там два магазина и палатка.
Все запасы кефира у Лесного царя давно кончились.
А он так любил кефир!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Что беспокоило Олимпиаду, Кузю и Бибу. Неожиданная телеграмма. Волнения Вас-Сима. Неужели сорвется военная игра?
Октябрятский отряд гулял у самой плотины. Это была его территория для прогулок. У каждого отряда была своя территория, заранее отведенная начальником лагеря, но именно их, октябрятскому, отряду досталась эта — у плотины.
Олимпиада не раз пыталась спорить на эту тему с Вас-Симом.
— Вы что, хотите, чтобы мои октябрята в первую очередь тонули? — спрашивала она, когда рядом были другие вожатые. А они, как назло, часто оказывались рядом, и Олимпиаде было трудно говорить с начальником лагеря. — Ты что, Вас-Симчик, миленький, думаешь, что октябрята умеют плавать лучше пионеров? Да? У меня, например, только Кузя и Биба умеют плавать, а остальные — никто. И я, Вас-Симчик, не умею! Понимаешь? — говорила она, когда рядом никого не было, что случалось очень редко.
— Тонуть никто не должен, — говорил ей Вас-Сим. — А пересматривать наши решения мы не будем. И, слушай, там в конце концов негде тонуть! Там разве что мышь утонет, но никак не человек…
— Не говори, пожалуйста, мне о мышах. Умоляю! — просила Олимпиада.
— Почему? Мыши весьма симпатичные существа, Олишка…
— Насчет симпатичности мне уже говорили мои мальчишки, но меня это, поверь, не устраивает…
— А я, когда был маленьким, Олишка, — признавался Вас-Сим, — сам разводил белых мышей. Такие славные они у меня были, а когда рождались мышата, то просто…
Олимпиада совершенно не выдерживала.
— Белых! Так разве я о белых говорю! Я о серых, мышиных! Есть разница? — спрашивала она. — Вас-Симчик, дорогой, хороший! Замолчи, а то я упаду… — Олимпиада взмолилась.
— Куда, Олишка? — спросил Вас-Сим.
— В обморок! Понимаешь, в обморок!
Боже, какой он чудесный и какой наивный!
— Иди, Олишка, иди к своим октябрятам, а то они и правда в луже потеряются, — сказал Вас-Сим. — И пожалуйста, не волнуйся!
Вот и гулял октябрятский отряд у самой плотины. Все гуляли, кроме Кузи и Бибы.
Кузя и Биба не могли гулять спокойно. Они рыскали, без конца оглядывались, присматривались к траве и кустам.
— Нет? — спрашивал Кузя.
— Нет, — отвечал Биба. — А у тебя?
— И у меня нет…
Не менее странно вела себя и Олимпиада. Она, конечно, следила за всеми ребятами, но больше всего за землей и Кузей с Бибой.
Изредка она подходила к ним:
— Не видели?
— Нет! — отвечал Кузя.
— Нет, — подтверждал Биба. — А вы?
— И я нет…
И опять все трое приглядывались к траве, заглядывали в кусты.
Изредка Олимпиада вдруг отрывалась на минуту от непонятного занятия, бросалась к октябрятам, хватала первых попавшихся в круг и начинала затевать с ними хоровод.
Мы гуляем, мы гуляем,Отдыхаем, отдыхаем,Мы на речке загораем!Хорошо!
Так пела поначалу только одна Олимпиада, а потом ей стали подпевать и все остальные ребята. Песня повторялась много раз, и все ее запомнили.
Шел день за днем, но вот однажды к плотине примчался запыхавшийся от жары и пахнущий кухней повар дядя Софа:
— А я вас всюду ищу. Кузю с Бибой срочно к Вас-Симу…
— Только их? — удивилась Олимпиада. — А мы как же?
— Вы никак, — подтвердил дядя Софа. — Вас-Сим так и сказал: «Никого нет. Беги, Софа, туда, где гуляют октябрята, и достать мне их, срочно!..» То есть Кузю с Бибой. Или Бибу с Кузей. Там, как я понял, какая-то непонятная телеграмма на их имя. Так что давайте, ребятки. Кому пирожки печь, тому и отвечать!
— Чего это ты все про пирожки? — растерянно спросила Олимпиада. — Можно подумать, что ты нас одними пирожками кормишь!
— В том-то и дело, что терпеть не могу этих пирожков. И не умею их печь! В «Метрополе» у нас как было? Разделение труда: один повар по супам, другой по бифштексам, а по пирожкам это уж особая статья! — признался дядя Софа. — А тут как заставят, приходится. Вот и отвечай потом. Все ругают, а я что могу поделать, раз не умею. Говорил же им…
— Ну, ладно, ладно с твоими пирожками, — сказала Олимпиада.
Они посмотрели на Бибу, потом на Кузю, опять на Бибу и опять на Кузю.
