Диана Джонс - Ходячий замок

— Прекратите, сударыня! — Закричал он. — Оставьте бедных паучков в покое!

— Эта паутина — позор для замка! — объявила Софи, сметая пыльные фестоны.

— Снимите паутину, а паучков не трогайте! — велел Хоул.

Должно быть, у чародеев с пауками тёмное мистическое родство, решила Софи.

— Они же тогда наплетут ещё паутины, — сказала она.

— И переловят всех мух, а это очень полезно, — возразил Хоул. — Прошу вас, не шевелите метлой, когда я прохожу по своей собственной комнате.

Софи опёрлась на метлу и глядела, как Хоул проходит по комнате и берёт гитару. Когда он взялся за засов, Софи спросила:

— Если красная метка ведёт в Кингсбери, а синяя — в Портхавен, куда ведёт чёрная?

— Вот мастерица совать нос не в своё дело! — поразился Хоул. — Она ведёт в мою личную тайную берлогу, а где это — вам знать не положено! — Он распахнул дверь, за которой неспешно плыли вересковые пустоши и холмы.

— Хоул, а когда вы вернётесь? — с оттенком безысходности в голосе спросил Майкл.

Хоул притворился, будто не слышит.

— Только попробуйте убить хотя бы одного паучка, пока меня не будет! — бросил он Софи.

И дверь за ним захлопнулась. Майкл со значением взглянул на Кальцифера и вздохнул. Кальцифер разразился злобным трескучим хохотом.

Поскольку никто не объяснил Софи, куда уходит Хоул, она заключила, что он снова отправился охотиться на девиц, и опять взялась за работу: праведного рвения в ней только прибыло. После того, что сказал ей Хоул, о преследовании пауков не было и речи. Поэтому Софи постучала по балкам метлой, крича: «Кыш, пауки! Вон отсюда!» Пауки в ужасе так и брызнули во все стороны, и паутины на пол нападало с хороший стог. После этого Софи пришлось ещё разок подмести пол. Наконец она опустилась на колени и принялась скрести доски.

— Пора бы вам уняться, — заметил Майкл, благоразумно сидевший на лестнице.

Кальцифер, укрывшись в глубине очага, бурчал:

— Что-то я уже жалею, что заключил с тобой сделку!

Софи рьяно продолжала скрести.

— Вам же самим будет лучше, если тут всё будет чистое и красивое, — отвечала она.

— Но сейчас-то мне плохо! — протестовал Майкл.

Хоул объявился только поздно вечером. К тому времени Софи домелась и доскреблась до того, что еле волочила ноги. Она ссутулилась в кресле, чувствуя, как ноет каждая косточка. Майкл ухватил Хоула за хвостатый рукав и потащил его в ванную, и Софи услышала, как он там страстным шёпотом изливает чародею наболевшее. Разобрать фразы вроде «кошмарная старушенция» и «слышать ничего не хочет!» было проще простого даже несмотря на рёв Калъцифера: «Хоул, уйми, её! Она же нас прикончит!»

Однако, когда Майкл наконец отпустил Хоула, тот задал Софи всего лишь один вопрос:

— Паучков не убивали?

— Конечно нет! — резко ответила Софи. Из-за ноющих костей она стала особенно раздражительна. — Только поглядели на меня — и разбежались от греха подальше. А что в них такого? Это девушки, у которых вы съели сердца?

— Нет, — рассмеялся Хоул. — Просто паучки. — И мечтательно побрёл наверх.

Майкл тяжко вздохнул. Он отправился в кладовку с мётлами, долго там шуровал, выволок старую кушетку, соломенный матрас и несколько ковриков и пристроил всё это в проёме под лестницей.

— Устраивайтесь на ночь здесь, — сказал он Софи.

— А что, выходит, Хоул разрешил мне остаться? — уточнила она.

— Да не знаю я! — раздражённо ответил Майкл. — Хоул никогда себя обязательствами не связывает. Я провёл здесь полгода, прежде чем он обратил внимание на то, что я тут живу, и взял меня в ученики. Просто я подумал, что на кушетке удобнее, чем в кресле.

— Тогда спасибо тебе огромное, — обрадовалась Софи. Спать на кушетке действительно гораздо удобнее, чем в кресле, а если Кальцифер среди ночи начнёт жаловаться, что голоден, Софи будет проще простого проскрипеть к очагу и подкинуть ему полешко-другое.

Несколько дней Софи беспощадно разгребала в замке грязь. Она была откровенно счастлива. Убеждая себя, что ищет намёки и подсказки, она вымыла окно, вычистила вонючий умывальный таз и заставила Майкла убрать всё со стола и с полок, чтобы их отскоблить. Софи казалось, что у черепа появился тот же исполненный кротости и долготерпения вид, что и у Майкла. Его, беднягу, всё время передвигали с места на место. Она выгребла всё из шкафов и сняла всё с балок и вымыла там тоже. Потом она подвесила к балкам у очага старую простыню и заставила Кальцифера наклонить голову, чтобы вычистить трубу. Кальцифера всё это просто бесило. Он разразился трескучим злобным смехом, когда Софи обнаружила, что сажа

покрыла всю комнату и надо драить всё заново. Вечно у Софи так выходило. Беспощадность — это прекрасно, но нужна ещё и система. Впрочем, в её беспощадности тоже была своя система: Софи сообразила, что если мыть и убирать вообще везде, то рано или поздно наткнёшься на тайный склад похищенных Хоулом девичьих душ или изжёванных сердец — в общем, чего-то такого, что помогло бы ей понять суть Кальциферова договора. Её осенило, что внутренность трубы, находящаяся под бдительной охраной Кальцифера, — превосходный тайник. Но там не было ничего, кроме чудовищного количества золы, которую Софи сгребла в мешки и вынесла во двор. В её списке возможных тайников двор занимал одно из первых мест.

Всякий раз, когда Хоул возвращался домой, Кальцифер и Майкл принимались громогласно жаловаться ему на Софи. Однако Хоул, казалось, их не слышит. И чистоты он не замечал. И того, что в кухонном шкафчике теперь было полно печенья, варенья и иногда всякой зелени.

Ибо, как и предсказывал Майкл, по Портхавену поползли слухи. Все приходили взглянуть на Софи. В Портхавене её прозвали миссис Ведьма, а в Кингсбери — мадам Чародейка. В столице слухи тоже разнеслись. Хотя те, кто подходил к двери замка в Кингсбери, были одеты лучше, чем в Портхавене, ни те, ни другие не решались беспокоить такую важную персону с пустыми руками. Поэтому Софи всякий раз прекращала работу, чтобы покивать, поулыбаться и принять подношение или чтобы позвать Майкла, которого просили на скорую руку сладить какие-нибудь чары. Частенько подношения оказывались что надо — картинки, снизки ракушек, практичные фартуки. Фартуки Софи были нужны всегда, а ракушками и картинками она обвесила все стены в своём уголке под лестницей, в котором вскоре стало по-домашнему уютно.

Софи понимала, что будет скучать по всей этой ерунде, когда Хоул её выгонит. Она всё больше и больше боялась, что он это сделает. Ведь рано или поздно он её заметит!

Затем Софи взялась за ванную. Это заняло несколько дней, поскольку Хоул перед каждым выходом в свет торчал там до бесконечности. Стоило ему выйти в облаке пара и благовонных заклинаний, как в ванную врывалась Софи.

— Ну-ка поглядим, что у них за договор! — ворчала она на раковину, хотя, разумеется, главной её целью была полка с пакетами, тюбиками и горшочками. Она сняла их все до единого под предлогом выскабливания полки и большую часть дня проводила за тщательнейшей инспекцией — а вдруг все эти снадобья, надписанные «ГЛАЗА», «КОЖА» и «ВОЛОСЫ», на самом деле части девичьих тел?! Однако даже на её придирчивый взгляд это были всего лишь кремы, порошки и краски. Если когда-то это и были девушки, думала Софи, то, должно быть, Хоул применил какое-нибудь забористое заклятье и растворил их в раковине так основательно, что теперь и не доищешься. Она от всей души надеялась, что всё это не более чем притирания.

Софи расставила всё обратно и принялась скрести пол. В тот вечер, когда она пристроила свои ноющие косточки в кресле, Каль-цифер проворчал, что из-за неё, похоже, иссяк один из горячих источников, — всю воду растратила на свою дурацкую уборку.

— А где они, горячие источники? спросила Софи. Что-то в последнее время её стало одолевать любопытство.

— По большей части под Портхавенскими Топями, — ответил Кальцифер. — Но если ты будешь продолжать в том же духе, придётся мне брать горячую воду на Болотах. Когда ты наконец прекратишь уборку и займёшься моим договором?

— Не торопи события, — отрезала Софи. — Как мне, скажи на милость, выудить из Хоула условия, если его вечно нет дома? Он всегда так пропадает?

— Только если ухаживает за дамой, — прошипел Кальцифер.

Когда ванная так и засияла чистотой, Софи отдраила лестницу и площадку наверху. Затем она двинулась в крошечную комнатку Майкла. Майкл, который до этого часа относился к Софи с мрачной покорностью — словно к стихийному бедствию, — отчаянно взвыл и ринулся наверх, чтобы спасти свои сокровища. Они хранились в старой шкатулке под изъеденной жучками узенькой кроваткой. Когда Майкл выхватил шкатулку из-под носа у Софи, она заметила голубую ленту и марципановую розочку, а под ними вроде бы пачку писем.