Пол Гэллико - Дженни
– Идем?
– Куда? – спросил Питер, послушно семеня за ней.
– Ах!.. – воскликнула она и подпрыгнула еще раз. – Откуда же мне знать? Придем – увидим…
Идти с ней было непросто, хотя и дивно хорошо. То она прыгала через ограды, плотно прижав ушки, то останавливалась, чтобы оплакать свою судьбу. Разбередив Питеру сердце, она дождалась робкой просьбы:
– Лулу, расскажи мне про Сиам… Тебе будет легче…
– Кому, мне? – мило взвизгнула Лулу. – Да я в Лондоне родилась! Это самое лучшее место в мире! Родословная у нас длинней хвоста! А у тебя? – и не дождавшись ответа, она шепнула: – Хозяева мои ужасно богаты…– И снова запрыгала, заплясала, мяукая вовсю и заливаясь хохотом.
Много раз останавливались они, пока не добрались до какой-то лужайки, откуда взору открывался весь Лондон: и улицы, и дома, и шпили, и серебро реки, и тысячи каминных труб, а вдалеке, за серыми рядами домов, зеленые пятна парков и скверов. Еще дальше все сливалось в голубую дымку.
– Мы в парке Хэмстед-хит, – возвестила удивительная кошка. – Я часто прихожу сюда помечтать…– Она упала на траву закрыла глаза и несколько секунд не говорила ни слова. – Ну вот! Помечтала, и хватит. Куда теперь идем?
– Поздно уже, – несмело сказал Питер. – Может, вернемся? Хозяева твои волнуются…
– Еще бы! – воскликнула она. – С ума сходят! Иногда я три дня не прихожу, чтобы их помучить… О, слушай, там что-то играют!
Действительно, где-то играла музыка и слышался шум карусели. Они побежали на звуки. «Ах, я никогда не видела аттракционов!» – восклицала Лулу. Питер их видел еще мальчиком, но тогда его водили за руку. Совсем другое дело – бегать здесь одному, то есть с такой красавицей!
Лулу сразу кинулась на разноцветные шарики, ударила лапой по самому красивому, и он лопнул с оглушительным треском, а она перепугалась и заметалась на месте. Рассердилась она почему-то на Питера и стала его ругать за то, что это он порвал шарик, ей назло. Вконец завороженный, Питер стерпел и это, хотя прежде ничто не ранило его сильнее, чем несправедливый упрек.
Отвлекло Лулу мороженое – она мгновенно смягчилась, заулыбалась, заурчала: «Покор-рми меня мор-роженым…» – и быстро добавила: «Вообще-то я его часто ем, мы ужасно богатые».
Они подлезли сзади под полу шатра – сперва он сам, потом она – и принялись подлизывать все, что падало на пол. Вернее, подлизывала Лулу, а Питер ждал, пока она перепробует все сорта, какие только есть. Длилось это долго, и Питер просто видел, как расширяются у Лулу бока.
Если бы он вспомнил про Дженни, он бы удивился, что Лулу не делится с ним, но, как это ни печально, он о Дженни не вспоминал с самого начала прогулки. Лулу тем временем пухла на глазах. Наконец, глубоко вздохнув, она проговорила:
– Ах, больше не могу…
Именно в эту минуту вниз упал кусок прекрасного мороженого, но Питер не посмел задержаться и побежал за ней. Однако, отбежав немного, сиамская красавица свалилась на траву и заснула, положив обе лапки ему на мордочку. Он терпел, терпел, потом пошевелился было, но она открыла глаза, крикнула: «Мне так мягче!» – и положила лапки ему чуть не в уши. Заснул и Питер, но часто просыпался.
Лулу проснулась поздно и заныла:
– Я уста-а-ла… Идем куда-нибудь… Ты что, дождя не любишь?
День был серый, моросил дождик, и Питер честно ответил:
– Знаешь, к мокрому меху все липнет…
– Очень жаль, – прервала его Лулу. – Люблю дождь. Кошки его не любят, но я – другое дело… И в дождь у меня глаза ярче.
Они пошли гулять, и на улице их застиг настоящий ливень. Питер промок насквозь, но терпел: глаза у Лулу и впрямь стали ярче, дело того стоило.
К полудню выглянуло солнце. Они в это время пересекали парк и поиграли там немного. К закату они достигли еще какогото парка. Питер очень устал и проголодался, но Лулу восхищалась природой и все не могла остановиться перекусить.
Засверкали звезды, вышел месяц. На Лулу он оказал самое сильное действие: она взлетала на деревья, мелькая кремовой полоской в серебристом свете. Питеру приходилось носиться вместе с ней. Когда он совсем замучился, Лулу закричала:
– Ах, взбежим по лунному лучу!
Взбежать по лучу ей не удалось, и она свалилась у дерева. Питер лег было рядом, но она вскочила и сказала:
– Лунный свет наводит на меня печаль!.. Давай я тебе спою…
Однако сон сморил ее. Пробормотав: «Стереги меня…», – она легла на бок и засопела. Питер глядел на нее, умиляясь ее изяществу в ее доверчивости, пока и сам не заснул.
Месяц нырнул за деревья, а там и солнце показалось и разбудило Лулу. Она потянулась, поморгала, изящно лизнула себе лапку и вдруг села прямо, глядя на Питера так, словно никогда в жизни не видела его.
– Куда вы меня завели? – спросила она, и Питеру показалось, что она вотвот проведет лапой по лбу.
– Мне кажется…– несмело начал Питер, но Лулу с легким криком отскочила от него.
– Ах! – воскликнула она. – Как же это? Я ничего не помню… Меня, должно быть, опоили… Какой сейчас день?
– Наверное, четверг или пятница…– сказал Питер.
– Что вы наделали! – совсем разволновалась Лулу. – О, мои бедные хозяева!.. Они совсем извелись…
– Но вы же сами…– забормотал удивленный Питер. – Вы говорили, что хотите их помучить…
– Что? – возмутилась она – Какая наглость!.. Завести меня в такую даль, обкормить мороженым и потом… говорить… Хватит. Я иду домой.
– Лулу! – взмолился Питер. – Не уходите, останьтесь со мной… Я каждый день буду кормить вас мороженым и умывать вас!
– Как вы смеете?! – завопила Лулу. – Скажите спасибо, что я не зову полисмена! Все моя доброта… Многие считают меня святой… Словом, я иду к себе и в провожатых не нуждаюсь.
И она скрылась среди деревьев. Больше он ее не видел.
Глава 23. СПЛЕТНИ И ПОИСКИ
Когда темный хвостик исчез в кустах, раненный в сердце Питер побежал через парк к одинаковым серым домам, но на улице уже не было и следа его вероломной подруги. Она не подождала, не передумала – она и впрямь покинула его.
Тогда, внезапно очнувшись, Питер вспомнил про Дженни, и ему стало страшно.
Он представил себе, как она проснулась, не нашла его рядом. Не умываясь и не завтракая, он побежал рысцой на юго-запад, чувствуя, что Кэвендишсквэр именно там.
Бежал он весь день, истоптал лапы, но, достигнув цели, припустил к дому 38. Сердце у него страшно билось. Он вбежал в подвал, оглянулся и не узнал никого. В их закутке сидел большой сердитый кот. Завидев Питера, он грозно зарычал.
– Простите меня, – сказал Питер, – я ищу одну кошку… Это было наше место…
– А теперь не ваше, – оборвал его кот.
– Я понимаю, – продолжал Питер. – Я просто ее ищу. Вы ее часом не видели? Дженни Макмурр…
– Не слыхал! – ответил кот. – Я тут со вчерашнего дня.
Питеру становилось все хуже. Ни одна кошка не слышала про Дженни, и ему уже казалось, что он отсутствовал не трое суток, а три года или три века.
Когда это чувство стало особенно нестерпимым, в дом скользнули две кошки, и, хотя было полутемно, он сразу узнал их.
– Пуцци, Муцци! – воскликнул он. – Как хорошо! Это я, Питер!
Они остановились и переглянулись. Потом Пупци холодно сказала:
– Ах, вы пришли?..
– Да, – не унимался он. – Я ищу Дженни. Вы не могли бы сказать, где она?
Они переглянулись снова, и Муцци ответила:
– Нет, не могли бы.
Питеру стало совсем страшно.
– Почему? – спросил он.
– Потому, – отвечали они хором, – что мы вас видели!..
– Меня? – не понял он.
– Вас и эту… иностранку. – И обе высоко задрали носы, что было удивительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не могли похвастаться английским происхождением. – Мы сразу сообщили все Дженни.
– Ну, зачем это вы! – вскричал он. – А что она сказала?
– Она не поверила, – признались сестры.
– А эта ваша…– оживилась Пупци. – Тут ее знают как облупленную. Нет, только мужчина может быть таким дураком. Наутро Дженни ушла: значит, поняла, что мы правы.
– Вероятно, вы ее ищете? – спросила ехидно Муцци.
– Да, – сказал Питер, не заботясь о том, что эти праведные сплетницы видят его горе.
– Что ж, – пропели они дуэтом, – вы ее не найдете. – И отвернулись, высоко задрав хвосты, подрагивающие от гнева.
А он уселся под окном у Бетси и просидел там всю ночь. В окнах загорались и гасли огни, однажды он увидел каштановую головку в желтом сиянии света, но волосы не сливались с кошачьим мехом – Дженни на плече не было. Потом все огни потемнели. Когда гореть остался лишь уличный фонарь, Питер стал нежно звать подругу, но не услышал в ответ ни звука и не принял ни одной волны. Наконец кто-то крикнул «Брысь!» и хлопнул рамой.
