Пал Бекеш - Мудрый Исправитель Недостатков
— Точно-то-чно-очно! — грянули трехголосные партии.
— Слушать и то страшно! — поморщился Мудрый Мастер.
— А ежели тебе мало покажется, наделаем столько дефективных, сколько душе угодно. Столько ушей, носов, рук, ног поотрываем, что до скончания века с ремонтом не управишься. Вот тебе мое железное слово!
— Слово-лово-лово! — оглушительно загорланил хор.
— Ни единого целехонького человека, зверюшки или жестянки-деревяшки на всем белом свете не останется, все сбегутся плакать-убиваться под дверью у тебя: спаси, мол, да помоги, а ты знай себе штопай, пришивай, чини, латай уродцев никчемных, коль тебе неймется! Ну, что скажешь?
— Ну? Ну? Ну? — принялась понукать вся шайка.
— Хватит! — вскричал Мудрец, и из глаз у него искры посыпались. — Замолкните!
Черные братья умолкли, выжидательно уставились на Мастера. Дрожащий от страха помощник стоял рядом, с трепетом ожидая слов Мудреца, словно от них зависела его жизнь. А она и вправду зависела от этого.
Вновь воцарилась тишина, да такая, что найдись в доме еще одна живая муха, то не только жужжание, но даже мысли ее уловить можно было бы. Но мухи не было.
— Не стану я вас пополнять, — сказал Мудрый Исправитель Недостатков.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
равносильная концу света
Грозное черное кольцо вплотную сомкнулось вокруг Мастера и помощника. Стянутая кожаным шнурком косица и рыжая шевелюра, сперва потускневшая в грязно-оранжевую, а затем и вовсе поседелая, исчезли под навалившейся на них черной громадой Бидонов.
Помощник распластался на полу. На него взгромоздились трое. Они пока что стояли спокойно, но, готовясь прыгать, разминали колени, постукивали коваными подошвами сапог.
Шею Мастера обхватили три пары безжалостных рук. Они еще не взяли упрямца в тиски, но примерялись, как бы пожестче сдавить хватку.
— Даю тебе последний шанс! — шипел вожак бандитов. — Взвесь каждое свое слово.
— Не… стану… вас… пополнять… — прохрипел Мастер.
После чего в глазах у него потемнело.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
где вдруг вспыхивает надежда. Затем потухает, после чего и вовсе исчезает насовсем
— Бита, Бука, Бяка! — надрывался Бурбон Бидон. — Вы что, насмерть задушить его решили?!
— Но ты же сам велел выдавить из него согласие! — гулко огрызнулся Бяка.
— Согласие, а не дух вон! Если его прикончить, кто пополнит нашу численность? А ну, живо ослабить хватку! И вы — Баран, Барон, Бык, слезьте с этого прислужника или кто он там есть!
— Я-то думал, у тебя слово не расходится с делом! — проворчал Буран.
— Уж очень ты у нас сердобольный, Бурбон! Будто и не железный, — неодобрительно буркнул Барон.
Но тем не менее младшие братья подчинились старшому.
Два тела неподвижно лежали на полу. Но постепенно Мастер и ассистент стали приходить в себя после основательной обработки черных братьев.
— Видишь, к чему ведет закоренелое упрямство? — укоризненно заметил Бурбон. — Мне насилу удалось вырвать тебя из рук моих братцев. Да оно и неудивительно, что они приняли ваш отказ близко к сердцу. А ведь у нас и в мыслях не было причинить вам зло. Лучше уж обождать, пока в тебе возобладает здравый рассудок и ты передумаешь.
Мудрый Мастер не в силах был слова вымолвить — горло распухло от железно-бидонной хватки. Поэтому он молча тряхнул головой.
— Как это — нет? — воскликнул главный бандит, пытаясь скрыть злобу. — Знаешь что? Допустим, мы стоим в очереди. Причем первыми. И покуда наша просьба не будет удовлетворена, ты не сможешь исправить ни единого недостатка, восполнить ни одного пробела — ничего-ничегошеньки не сумеешь сделать.
— На это вы пойти не посмеете! — простонал ассистент.
— Вот как? — развернулся к нему Бурбон Бидон. — Неужели найдется кое-что нам не под силу?
— Помощь нуждающимся для Мастера — все равно что вода для рыбы или воздух для птиц. Если лишить его этой возможности, он погибнет, задохнется, иссохнет от горя.
— Вот и славно! — обрадовался Бурбон. — Спасибо, что просветил.
— Что же я, глупей, наделал! — схватился за голову ассистент, и из глаз у него покатились слезы.
— Ты далеко не глупей, просто всегда готов помочь ближнему. Придется тебя отблагодарить. Пусть только хозяин твой передумает, а тогда…
Затем он обратился к Мастеру:
— Значит, договорились обождать. И то правда, к чему горячку пороть? Я смотрю, ты уже малость поутих, а интересно, что ты запоешь через неделю, месяц, а то и через год. На коленях будешь умолять, чтобы мы позволили пополнить нашу численность. А мы смилостивимся над тобой и позволим. Но до тех пор — подстраховки ради — возьмем тебя под стражу. И окрестности тоже. Ни один одноглазый сурок, ни единая муха о пяти лапках, ни потерявшая домик улитка — никто не проберется, за это я тебе ручаюсь! Варись в собственном соку, а как размягчишься — дай знать. Ну а если не размягчишься, гний заживо, за неимением недостатков для исправления.
Вожак свистнул, и братцы-бидоны, брякая, звякая, стали строиться. Грозная черная масса была похожа на армию, готовую выступить в поход.
Бурбон Бидон прошелся вдоль шеренги, с довольным видом оглядывая братьев, а затем скомандовал:
— Перекрыть все три дороги, ведущие к дому! Да так, чтобы ни пушинка одуванчика, ни обрывок паутины, ни намек на мысль сюда не проскользнули. Понятно?
— Понятно-нятно-ятно! — дружно отозвались братья.
— Я останусь здесь. Если заметите что подозрительное — немедленно доложить. Если упрямец смягчится — свистну. Ясно?
— Ясно-ясно-я-ясно!
— Низкие Бидоны направо, высокие — налево, средние — в середину! Запе-вай!
Отряд распался натрое и четко зашагал под звуки марша. Размахивая обеими руками, Бидоны ударяли себя по голове, кованые сапоги жестко отбивали ритм, сотрясая холм, оглушительно гремело пение:
Вперед! — командует Бурбон,И все мы делаем, как он.Грохочут сапоги и громыхают шлемы,Сплошною черной ратьюГотовы к бою все мы!БУМ-ТРАМ-БАМ-ТАРАБАМ,БЕЙ ПО СПИНАМ, БЕЙ ПО ЛБАМ!Хоть мы, Бидоны, — не бетонные;Но наша силушка огромная.Бидонам лучше не вставайте поперек дороги,Иначе живо обломаем руки-ноги.Э-гей, крепче бей, злее будь, не жалей!Докажи всему свету: сильней Бидонов нету!
Мерный топот сапог постепенно стих вдали.
Мудрый Мастер и совершенно поседевший за это время помощник, прислонясь друг к другу спинами, потерянно сидели посреди разгромленного дома.
Мастер совсем ослаб, не в силах был даже пошевельнуться. Все тело ныло от побоев, но это были сущие пустяки по сравнению с той болью, какую доставил ему внезапно раздавшийся рев мотора. Мастер мигом догадался, в чем дело. Черный бандит обыскал дом и обнаружил под навесом его любимого «Магуса».
Чуть погодя в проеме, зияющем на месте взломанной двери, Мастер увидел своего стального коня, в седле которого он прежде с таким наслаждением мчал по бескрайним дорогам, по вольным просторам, подставляя ветру лицо. Но теперь в седле «Магуса» сидел чужак — наглый Бидон с черной коробкой вместо физиономии.
Мудрый Мастер почувствовал, что надежда на благополучный исход угасла в нем окончательно.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
где странники странствуют
Пока в доме Мудрого Мастера разыгрывались события, грозящие концом света, странники проделали долгий опасный путь.
Позади остались суровые утесы, мрачные холмы.
Путники преодолели даже долгую извилистую тропинку, которая вывела их к заснеженным горам.
Наконец путники вышли на ровную низину, которая упиралась в топкие болота.
Перебравшись через вязкие места, путники очутились в крикливой степи, поросшей знаменитой сгинь-травой. Стоило наступить на одну-единственную травинку — что в данных условиях неизбежно, если идешь по заросшей травой равнине, — и сгинь-трава издает явственный вопль: «Ай, больно!», отчего путник отскакивает в сторону, трава выпрямляется и, ощупывая поврежденную поясницу, кричит вслед вредителю: «Душегуб!»
И так — каждый миг, на каждом шагу, каждая травинка:
— Ой, как больно! Душегуб! — Прохожий, проворно перебирая ногами, хватаясь за голову, бежит, но надо бы не бежать, а лететь, летать же далеко не каждый умеет, а потому волей-неволей наступает на травинки, которые, не умолкая, стонут вослед: — Ай, как больно! Душегуб!
К тому времени, как путник добирается до края вопящей степи, шок ему обеспечен: уголки рта кривятся, глаза дергаются в нервном тике. Чувствительные натуры долгим обходным путем возвращаются к месту отправления, но и это не приносит облегчения: сгинь-трава частенько мерещится во сне, и путники, испытавшие подобные муки, просыпаются в поту, вскакивают с постели и в ужасе кричат:
