Игорь Малышев - Дом
— Вот мы и пришли!
Озеро и вправду было прозрачным, как воздух солнечным октябрьским утром. Ваня вышел на берег, да так и замер, зачарованно глядя, как плавно раскачиваются в глубине водоросли, будто танцуют неспешный танец. Водоросли были похожи на маленькие пушистые ели. Ване показалось, что он откуда-то с птичьей высоты смотрит на лес, который колышет ветер. Ване показалось, что он летит. Мальчик раскинул руки и засмеялся, не отрывая глаз от озёрной глубины. А там сновали по дну рыбины с чёрными спинами, шевелили прозрачными, как кисея, хвостами. Любопытные мальки ходили стаями у поверхности, грелись, играли, радуясь щедрому июльскому солнцу. Не догадываясь, что в мире есть звуки, они плескались и плеском своим славили лето и жизнь, обретая голос и не зная об этом.
Неожиданно из-за спины мальчика вылетел какой-то верещащий косматый ком и плюхнулся в воду, подняв огромный сноп брызг. Волны пошли по поверхности воды, скрыв от Вани озёрное дно.
— Фома, бешенный! — крикнул мальчик, вздрогнув.
Домовой саженками доплыл до середины и, довольно покряхтывая, повернул обратно. Вылез на берег.
— Эх, хорошо! Будто и не жил до сих пор, а только сейчас начал, как Лазарь! — радостно говорил он. — А ты, что ж, хвост мышиный, всё тут стоишь? — обратился он к мальчику. — Пришёл, так купайся, а то стоит тут колом.
Мокрой лапой он схватил мальчика за руку и потащил к воде.
— Погоди, Фома, дай хоть раздеться.
Ваня вывернулся, сбросил одежду и, звонко ухнув, бросился в озеро.
Через час, когда домовой с мальчиком накупались и обсохли, Фома спросил:
— А что, Урт, земляника тут водится? Земляники хочу, аж жвалы сводит.
— Есть маленько по полянам. Поискать, так найдём, — ответил Урт, стоя по пояс в воде недалеко от берега.
Водяной играл со своими любимцами — огромными рыбинами. Он выносил их на мелководье и бросал на глубину. По высокой дуге, нестерпимо блестя на солнце чешуёй, они пролетали по воздуху и шлёпались в воду. Игра доставляла им такое удовольствие, что вокруг Урта вода так и кишела от желающих полетать. Мощные спины и бока рыб со всех сторон толкали водяного, так что тот едва стоял на ногах. Хохоча, он приподнимал их одну за другой и отправлял в полёт.
— Сейчас, побалуюсь ещё немного и пойдём, — сказал «азиат», смеясь и щуря без того узкие глаза.
Наигравшись вдоволь, он вышел из воды, чуть покачиваясь от усталости.
— Пошли, сухопутные, отведу вас к землянике.
Однако, едва они вошли в лес, как Урт остановился, замер и настороженно завертел головой. Медленно втянул носом воздух, потом вдруг схватил друзей за руки и потащил куда-то через ежевичные заросли.
— Урт, не так быстро, — взмолился Ваня. — Успеем, наедимся мы земляники…
— Да какая там земляника!.. — с неизвестно откуда взявшейся радостной дрожью в голосе бросил тот и прибавил ходу.
Колючие стебли царапали голые ноги водяного, но он, казалось, совсем не замечал этого и лишь подгонял спотыкающегося домового:
— Да живее ты, брюхо рыбье!
Фома пыхтел, недовольно ворочал волосатым носом, но старался не отставать.
— Фомушка, куда это он нас тащит? — спросил Ваня.
Тот промолчал. Когда же они пробежали ещё немного, домовой вдруг встрепенулся, лицо его расплылось в радостно удивлённой улыбке:
— Неужто медовик? — выдохнул он, заглядывая в лицо водяному. — Скажи, скажи, медовик?
— Понял, наконец? — засмеялся Урт.
— Кто это, медовик? Кто? А? Скажите? — Ваня с силой дёргал друзей за руки, но те молчали и лишь довольные хохотали.
Наконец, они выбежали на большую поляну, заросшую такой высокой травой, что Ваня с Фомой с головой скрывались в ней, а Урту она доходила до подбородка. Поляну пересекала широкая полоса примятых трав, как будто здесь совсем недавно прошло какое-то большое существо. Повсюду на стеблях и цветах сверкали крупные капли золотистого цвета, словно тут проехала дырявая тряская телега, доверху гружёная янтарём. В воздухе стоял густой медвяный запах. Ваня тронул одну каплю пальцем, облизал и аж зажмурился. Так ему стало вдруг хорошо и весело. Казалось, распахнулись какие-то невидимые ворота и прямо на мальчика хлынуло невесомое теплое небо с огромным гривастым солнцем посередине. Всё вокруг вспыхнуло искрами, каждая травинка, каждый лепесток стал прекрасным и величественным, как горы, какие Ваня видел в книгах.
— Ешь, ешь, — как сквозь сон, услышал он голос Урта. — Кто этот мёд ест, того смерть боится.
Чья-то рука взяла мальчика за запястье, потащила дальше. Ваня пришёл в себя и снова начался бег по следу неведомого существа, ронявшего по пути капли мёда. Бежали легко, радость переполняла их, что-то звенело в небе и то ли от этого звона, то ли от мёда хотелось петь, смеяться, танцевать и прыгать выше самых высоких деревьев в лесу.
— Уже близко совсем! — крикнул Урт, подскакивая вверх, и глядя поверх косматого ковра лесной поляны.
Ваня понял, что скоро увидит таинственного медовика и от этого ему стало совсем хорошо. Они пробежали ещё немного и мальчик увидел, как через луг бредёт огромная фигура цвета солнца, вся будто состоящая из цельного куска мёда. Где-то в глубине её угадывались белёсые полупрозрачные кости, похожие на пчелиные соты. От фигуры шло какое-то небывалое сияние, очень яркое, но только оно не резало глаза и не заставляло жмуриться. Друзья забежали вперёд, и Ваня заглянул в лицо медовику. На него посмотрели несказанно добрые глаза цвета тёмного гречишного мёда. Медовик нагнулся, на мгновение взял ладонь мальчика в свою большущую руку и засмеялся. Ребёнок посмотрел на свои пальцы и ему показалось, будто они угодили в кусок янтаря и застряли там, словно древние мушки. Он засмеялся следом и облизал один палец. Вокруг роились тучи разноцветных бабочек, жуков, ос и пчёл, которые никого не кусали, а лишь жужжали, звенели, трещали, так что уши закладывало. Тут же носились самые разные птицы: ласточки, щеглы, стрижи, трясогузки. Была даже парочка серых дятлов и одна неизвестно откуда взявшаяся сова. Где-то рядом бегали осторожные косули, словно детёныши, играли и взбрыкивали степенные лоси, щенками катались по траве никому сейчас не страшные волки. Из нор вылезали слепые кроты и, крутя носами, искали пахучие капли мёда, осторожно слизывали.
До самого вечера бродили они по лесам и полям, а когда на небо высыпали первые звёзды, маленькие и яркие, словно глаза птенцов, оказалось, что медовик исчез — рассеялся медвяной росой да крохотными лужицами по травам, листьям и цветам, через которые шёл.
— Где же он? — растерянно спросил Ваня, оглядываясь по сторонам.
— Всё, пропал, — сказал Урт. — Теперь до следующего года.
— Так долго…
По дороге домой, Ваня спросил у Фомы:
— Так это, значит, и был медовик?
— Это и был, — устало и сонно кивнул тот.
— Откуда ж он такой взялся?
— От солнца.
— Как это?
— Каждый год в середине лета, в самые жаркие и светлые дни от солнца отрывается капля и падает на землю. Но только солнце — оно огромное и капля от него ему под стать — с быка размером. Вот эта-то капля и ходит по лугам. Светит, мёдом кормит, радуется всем, кто к ней приходит…
— Разве солнце — это мёд?
— Конечно.
— И его пчёлы собирают?
— Да.
— Это что ж за пчёлы такие?
— Да вот такие. Только ни мне, ни тебе их никогда не увидеть, хотя они и летают всюду, где захотят.
Ваня ничего не понял, но расспрашивать уже не было сил: и он сам, и домовой с водяным просто валились с ног от усталости.
Урт, слабо кивнул друзьям, что-то неразборчиво пробормотал и, разбрызгивая ряску, плюхнулся в небольшое болотце, мимо которого они проходили. Несколько пузырьков лопнуло на поверхности воды, заволновался ковёр ряски и всё успокоилось. Ваня с Фомой побрели дальше.
Когда мальчик пришёл домой, мама только всплеснула руками:
— Не может быть! Ты всё-таки пришёл. Где ж тебя носило? Горюшко моё несказанное, математик мой ненаглядный.
Она обняла его, и Ваня, едва приникнув к её тёплым волосам, тут же задремал.
— Чем это от тебя пахнет, таким сладким? То ли мёдом, то ли лугом. Не пойму. Ты будто с пасеки явился, — она чуть встряхнула мальчика. — Ванечка, да ты спишь совсем, — и увидев закрытые глаза ребёнка, подняла его на руки, понесла в детскую. — А ну-ка, быстро в кровать, перепелёнок.
— Там пчёлы… Пчёлы… Они солнце строят… — бормотал сквозь сон Ваня, пока заботливые материнские руки раздевали его и укладывали в постель. — Везде летают, мёд собирают и к солнцу относят… Сквозь нас летают… Сквозь всё… До самого солнца…
Мама улыбалась, слушая его.
— И пока пчёлы будут носить мёд, солнце не перестанет светить… Оно ведь не погаснет?
— К сожалению погаснет, Ванечка, только будет это нескоро. Через миллиарды лет.
