Марсель Эме - Красная книга сказок кота Мурлыки
— Что, господин кот?
— А вот что: я слеп. Возьми-ка мою беду, мою слепоту, тогда отпущу. Бегай по двору, сколько захочешь, я сам стану тебя кормить. В общем стоит согласиться — сейчас ты боишься моих когтей, а тут будешь жить да поживать в довольстве и покое.
Мышь призадумалась и попросила кота немножко подождать. Он добродушно отвечал:
— Разумеется, милая мышка, сначала как следует подумай. Я никуда не тороплюсь, что мне минута-другая? Решай сама, тебе выбирать.
— Но если я скажу «нет», вы меня съедите? — уточнила мышь.
— Без сомнения, милая мышка, без сомнения.
— Ах, лучше уж лишиться зрения, чем жизни!
Днем Дельфина с Маринеттой пришли из школы и очень удивились: кот лежал во дворе, и между его лапами преспокойно прогуливалась мышка.
Они удивились еще больше, когда узнали, что мышка ослепла, а кот прозрел.
— Это чудесное существо, — растроганно проговорил кот, — у нее доброе сердце. Заботьтесь о ней хорошенько.
— Не волнуйся, — отвечали сестры, — ей ни в чем не будет отказа. Мы вкусно накормим ее, а на ночь устроим ей постельку.
Пес тоже страшно обрадовался, что кот избавился от слепоты.
— Кот совершил доброе дело, — провозгласил он, — а добрые дела достойны награды!
— Да-да, — подхватили девочки, — он совершил доброе дело…
— Да-да, — замурлыкал кот, — доброе дело…
— А я? — пропищала мышка. — Как же я?..
Теплым воскресным вечером пес с котом дремали бок о бок в конуре, а Дельфина и Маринетта выгуливали мышку. Вдруг пес, принюхиваясь и рыча, привстал — видно, почуял на дороге чужого, потом вскочил и побежал к воротам. Мимо фермы, еле волоча ноги, тащился худой бродяга в отрепьях. Он бросил взгляд на двор, заметил пса и вздрогнул от неожиданности. Собравшись с духом, бродяга подошел поближе и прошептал:
— Пес, обнюхай меня… Узнаешь?
— Узнаю, — грустно склонил голову пес. — Вы мой прежний хозяин.
— Я дурно поступил с тобой… Если бы ты знал, как горько я раскаиваюсь, то, наверное, простил бы меня…
— Я вас прощаю, но лучше уходите.
— Стоило мне стать зрячим, как горести посыпались на меня ворохом, — не унимался бродяга. — Я ленив, к работе не приучен — только раз в неделю и поем досыта. А вот прежде работы не знал: крестьяне кормили меня, поили, жалели… Помнишь? Мы с тобой были счастливы… Хочешь, пес, я возьму обратно злую беду, твою слепоту, и ты снова будешь водить меня по дорогам?..
— Может, вы и были счастливы, а я нет, — возразил пес. — За усердие и дружбу я получал лишь пинки да тычки. Вы дурной человек. Теперь я это понимаю: новые мои хозяева — хорошие. Зла держать не привык, но поводырем вам служить не стану. И не беспокойтесь — я не слеп. Выручил меня из беды кот, добрый друг, а потом…
Бродяга, не дослушав, в сердцах ругнул пса и поспешил к нежившемуся на солнышке коту. Ласково погладив его по спинке, он вкрадчиво заговорил:
— Бедняжка, бедняжка, ах, какая жалость…
— Мур-р, — невозмутимо отвечал кот.
— Конечно, ты не прочь опять увидеть белый свет… Давай я возьму себе твою беду, твою слепоту, а за это ты будешь водить меня по дорогам.
Кот сверкнул глазами и без обиняков заявил:
— Был бы я слеп, может, еще подумал бы, но мою беду взяла мышка. Она очень добрая, расскажите ей, в чем дело, и она вам поможет. Да вот она, спит на камушке после прогулки с девочками.
Бродяга колебался, однако работа ради куска хлеба ничуть его не влекла и лень одолела так крепко, что он не устоял. Наклонившись над камнем, бродяга тихонько заговорил:
— Мышка, мышка, плохо тебе живется…
— О да! — вздохнула мышь. — Девочки очень милые, пес тоже, но я хотела бы своими глазами видеть белый свет…
— Я могу взять себе твою беду.
— Что ж, я согласна.
— А ты за то мне послужи: привяжем тебе на шею веревочку и будешь водить меня по дорогам.
— Дело нетрудное, — сказала мышь. — Куда скажете, туда и поведу.
Дельфина, Маринетта, кот и пес стояли у ворот и глядели на удалявшегося бродягу с мышью. Двигался он медленно, неверными шагами: ведь мышка была малюсенькая, веревка не натягивалась, и к тому же от малейшего рывка мышка вертелась веретеном, а слепой ничегошеньки не замечал. Девочки с котом ахали от жалости и страха. Пес дрожал, словно в лихорадке, — слепой шатался, спотыкался на каждом шагу. Сестры держали пса за ошейник, гладили его по кудлатой голове, но он вдруг вырвался и стремглав бросился к хозяину.
— Пес! — закричали Дельфина и Маринетта.
— Пес! — закричал кот.
Но пес летел, будто не слышал их. А когда слепой привязал к его ошейнику веревку, он привычно затрусил вперед и даже не обернулся, чтобы не видеть, как плачут девочки и его верный друг кот.
краски
Однажды утром в каникулы Дельфина и Маринетта сидели на лужайке за фермой, разложив коробки с красками.
Краски были совсем новенькие. Дядя Альфред подарил их накануне Маринетте за то, что ей исполнилось целых семь лет, и девочки спели ему в знак благодарности песенку о весне. Дядя Альфред, уходя, тоже распевал от счастья, но о родителях этого нельзя было сказать. Весь вечер они не переставали ворчать:
— Скажите на милость! Краски! Это нашим-то двум шалопайкам! Чтобы они заляпали всю кухню и перепачкали платья! Краски! Мы что, художники? Во всяком случае, завтра вы мазней заниматься не будете. Мы уйдем на работу в поле, а вы соберете бобы на огороде и нарежете клевер для кроликов.
Пришлось девочкам скрепя сердце пообещать, что они будут работать, а к краскам даже не притронутся. На следующее утро родители ушли, а девочки отправились в огород собирать бобы. По дороге они встретили селезня, который, конечно, сразу заметил их печальные лица. Это был очень отзывчивый селезень.
— Что с вами? — спросил он.
— Ничего, — ответили девочки, но Маринетта всхлипнула, и Дельфина тоже. Селезень продолжал ласково расспрашивать, и они рассказали ему все: и про новые краски, и про бобы, которые надо собрать, и про клевер, который надо нарезать. Тем временем пес и свинья, слонявшиеся неподалеку, тоже подошли послушать, и все трое пришли в негодование.
— Это возмутительно! — сказал селезень. — Что за несправедливость! Но вы ни о чем не тревожьтесь, идите спокойно рисовать. Я беру на себя бобы, пес мне поможет. Верно, пес?
— Разумеется, — отозвался тот.
— Ас клевером справлюсь я, — сказала свинья. — Нарежу сколько угодно.
Девочки обрадовались. Уверенные, что родители ничего не узнают, они расцеловали своих друзей и отправились с красками на лужайку.
Они набирали в баночку воду, когда к ним подошел ослик.
— Доброе утро, девочки. Что это у вас за коробочки?
Маринетта ответила, что это краски и они собираются ими рисовать.
— Если хочешь, — добавила она, — я нарисую твой портрет.
— О, конечно, хочу, — сказал ослик. — Ведь у нас, животных, нет никакой возможности узнать, какие мы на самом деле.
Маринетта велела ослику повернуться в профиль и взялась за кисть. Дельфина же начала писать портрет кузнечика на травинке. Девочки усердно трудились, молча склонив головки и высунув язык.
Наконец ослик, долго стоявший не шевелясь, не выдержал и спросил:
— Можно посмотреть, что получается?
— Подожди, — ответила Маринетта, — дай я только уши дорисую.
— Конечно, конечно. Не спеши. Кстати, раз уж речь зашла об ушах, я хотел тебе сказать… Они у меня, конечно, длинные, но все-таки не настолько.
— Да не волнуйся, я делаю все, как надо.
Между тем Дельфину постигла неудача. Изобразив кузнечика и травинку, она обнаружила, что для большого листа бумаги рисунок мелковат, и решила прибавить фон — зеленую лужайку. К несчастью, кузнечик и лужайка оказались одного цвета, так что все слилось, и от кузнечика ничего не осталось. Это было очень досадно.
Закончив портрет ослика, Маринетта пригласила его посмотреть, и он с готовностью поспешил к ней. То, что он увидел, оказалось для него неожиданностью.
— Как мало мы себя знаем, — произнес он с грустью в голосе. — Никогда бы не подумал, что у меня бульдожья голова.
Маринетта покраснела, а ослик продолжал:
— Вот и уши тоже… Мне часто говорили, что они у меня длинные, но я и предположить не мог, что такие уж здоровенные.
Маринетта совсем смутилась и покраснела еще больше. В самом деле, уши на портрете занимали примерно столько же места, сколько все туловище. Ослик продолжал уныло разглядывать свой портрет, и вдруг его передернуло.
