Т Габбе - По дорогам сказки

Герда была рада-радешенька, что очутилась наконец на суше, хоть и побаивалась чужой старухи.

– Ну, пойдем, да расскажи мне, кто ты и как сюда попала, – сказала старушка.

Герда стала рассказывать ей обо всем, что случилось, а старушка только покачивала головой и повторяла: «Гм! Гм!»

– Скажите, а вы не видели Кая? – спросила Герда, кончив свой рассказ.

– Нет, он еще не показывался тут, – ответила старуха, – но ты не горюй: рано или поздно ему не миновать моего домика, и мы его непременно увидим. А пока попробуй вишен да полюбуйся цветами, что растут у меня в саду: ни в одной книжке с картинками нет таких красивых цветов, да к тому же еще они умеют говорить.

Тут старушка взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ.

Окна были высоко, под самым потолком, и все из разноцветных – красных, голубых, желтых – стеклышек. От этого и свет в комнате был какой-то удивительный, словно над комнатой стояла радуга.

Старушка поставила на стол корзинку с чудесными вишнями. Герда могла есть их сколько душе угодно. А пока она ела, старушка расчесывала ей золотым гребешком волосы.

– Давно мне хотелось иметь такую славную девочку. Вот увидишь, как ладно мы с тобой заживем! – приговаривала она, проводя гребешком по кудрям девочки.

И от каждого прикосновения гребешка Герда все больше и больше забывала своего названого братца Кая. Дело в том, что старушка умела колдовать. Она не была злой колдуньей и колдовала лишь изредка, для своего удовольствия. Вот и теперь она взялась за свой волшебный гребешок только потому, что ей очень захотелось оставить у себя Герду. Расчесав девочке волосы, она пошла в сад, дотронулась своей клюкой до всех розовых кустов, и те как стояли в полном цвету, так и ушли глубоко-глубоко в землю, даже следа от них не осталось. Старушка боялась, что, если Герда увидит розы, она вспомнит о доме и о своем названом братце да и убежит от нее.

Когда все розы были хорошо спрятаны, старушка повела девочку в свой цветник. У Герды глаза разбежались: тут были цветы всех стран и всех времен года. В целом мире не нашлось бы книжки с картинками ярче и красивее этого цветника. Герда прыгала от радости. Она играла среди цветов, пока солнце не село за высокими вишневыми деревьями. Тогда ее уложили в чудесную постель с красными шелковыми перинками, набитыми голубыми фиалками. Девочка заснула, и ей снились такие чудесные сны, каких не видит даже королева в день своей свадьбы.

На другой день старушка опять позволила Герде играть в чудесном цветнике на солнце. Так прошло много дней. Герда знала каждый кустик, каждый цветочек в саду. И, хоть их было так много, что и не сосчитать, ей все казалось, что какого-то недостает. Но какого же?

Однажды она сидела и рассматривала соломенную шляпу старушки, разрисованную цветами. И самым красивым из них была все-таки роза, – старушка забыла ее стереть. Вот что значит рассеянность!

– А почему в саду нет роз? – воскликнула Герда и сейчас же побежала искать их. Она обегала все углы и закоулки сада – нигде ни одной розы!

Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Горячие слезы упали как раз на то место, где цвел раньше один из розовых кустов. И чуть только слезы проникли в глубь земли, оттуда поднялся на солнечный свет пышный розовый куст – такой же цветущий, как прежде.

Герда обняла его и принялась целовать каждый лепесток. И тут она вспомнила о тех чудесных розах, что цвели у нее дома, и о своем милом Кае.

– Чего же это я напрасно теряю время! – всполошилась Герда. – Ведь мне надо искать Кая. Не знаете ли вы, где он? – спросила она у роз. – Может быть, он умер?

– Он не умер, – прошелестели розы. – Мы были под землей, где лежат все мертвые, но Кая нет среди них.

– Спасибо вам, – сказала Герда. – Если он жив, я найду его.

И она бегом побежала прочь из волшебного сада. Калитка была закрыта на задвижку. Герда дернула ржавый засов, калитка распахнулась, и девочка, как была – босиком, – пустилась бежать по дороге. Несколько раз оборачивалась она назад и прислушивалась, нет ли погони, но никто не гнался за нею. Наконец она устала, присела на камень и огляделась кругом: на дворе стояла поздняя осень. Герда только теперь это заметила. В чудесном саду старушки, где вечно сияло солнце и цвели цветы всех времен года, нельзя было догадаться, что лето уже прошло.

«Скорей, скорей в путь! – подумала Герда. – Я вышла из дому весной, а теперь уже осень на дворе. Нельзя больше терять ни минутки!..»

И она побежала так быстро, как только могла.

Ах, как болели ее бедные усталые ножки! Как холодно, как сыро было в лесу и в поле! Длинные листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными каплями, и капли медленно – одна за другой – падали на землю. Листья так и сыпались. Один терновник стоял весь покрытый вяжущими терпкими ягодами.

Каким серым, каким унылым казался весь мир!

Герда долго бежала без отдыха. Наконец она опять присела отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон. Он то и дело посматривал на девочку, кивал ей головой и, наконец, сказал:

– Каррр-каррр! Здрравствуй!

Он не очень-то складно говорил по-человечьи, но, видимо желая девочке добра, дружелюбно спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька. Слова «одна-одинешенька» Герда поняла отлично, – слишком хорошо она знала, что это значит. Девочка рассказала ворону всю свою жизнь и спросила, не видел ли он Кая.

– Очень верроятно, очень верроятно!

– Правда? – воскликнула девочка и чуть не задушила ворона поцелуями.

– Осторрожней, осторрожней! – сказал ворон. – Да, я думаю, что видал твоего Кая. Но только он, верно, забыл тебя и живет у своей принцессы.

– Разве он живет у принцессы? – спросила Герда.

– А вот послушай, – сказал ворон. – Только мне ужасно трудно говорить по-вашему. Вот если бы ты понимала по-вороньи, я рассказал бы тебе обо всем куда лучше.

– По-вороньи я совсем не понимаю, – сказала Герда. – Бабушка, та, наверно, понимает. А меня не учили.

– Ну ничего, – сказал ворон. – Расскажу, как сумею. Слушай! В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая умница, что и сказать нельзя! Она прочла все газеты на свете и уже позабыла все, что прочла, – вот до чего она умная! Однажды она сидела на троне – а если верить людям, это не такое уж веселое занятие – и напевала песенку: «Отчего бы мне не выйти замуж?» И вдруг она подумала: «А ведь и самом деле, отчего бы мне не выйти замуж?» Но в мужья она решила выбрать такого человека, который бы не только важничал и хвастался своей короной, но умел бы и поговорить. И вот барабанщики забили в барабаны, и всем придворным дамам была объявлена воля принцессы. Придворные дамы очень обрадовались и сказали: «Вот это нам нравится! Мы и сами об этом думали!» Все это истинная правда, – прибавил ворон. – У меня при дворе есть невеста – она ручная ворона, – от нее я и знаю эту историю. И вот на другой день все газеты вышли в рамочках из сердец и с вензелями принцессы. В газетах было объявлено, что каждый молодой человек приятной наружности, желающий жениться на принцессе, может явиться во дворец и побеседовать с нею. Того, кто будет держаться свободно и непринужденно и за словом в карман не полезет, принцесса возьмет себе в мужья. Да, да! – сказал ворон. – Все это так же верно, как то, что я сижу здесь перед тобой. На следующий день народ валом повалил во дворец. Давка была такая, что и рассказать нельзя. Но толку из всей этой суеты не вышло никакого – ни в первый день, ни во второй. На улице перед дворцом все женихи вели себя необыкновенно свободно и непринужденно и болтали, как сороки. Но стоило им перешагнуть дворцовый порог и увидеть гвардию в серебре, а лакеев в золоте, стоило им войти в огромные, залитые светом залы, как их брала оторопь. Подойдут к трону, где сидит принцесса, и слова сказать не смеют. Она что-нибудь спрашивает, а они и ответить не могут, только повторяют ее последние слова. Ну, а ей это не по вкусу. Право, можно было подумать, что всех женихов опоили дурманом. И ведь обиднее всего то, что, едва они выходили из дворца, к ним снова возвращался дар речи. И так со всеми – от первого до последнего. А было их столько, что от дворцовых ворот до дверей тронного зала вытянулся длинный-предлинный хвост. Женихи стояли целый день, и никому во дворце не пришло в голову предложить им хотя бы глоток воды или кусочек хлеба. Кто был поумнее, принес из дому бутерброды и жевал их всухомятку. Я сам там был и видел все это собственными глазами.

– Ну, а что же Кай? – спросила Герда. – Он тоже приходил свататься?

– Постой, постой. Сейчас мы доберемся и до него. На третий день во дворец явился какой-то человечек, ни в карете, ни верхом, а, как говорится, пешком с посошком, и прямо – без лишних слов – к принцессе. Глаза у него блестели, как у тебя, волосы были кудрявые, но одет он был небогато.