Туве Янссон - Весенняя мелодия

Туве Янссон

Весенняя мелодия

Тихим, безоблачным вечерком в конце апреля Снусмумрик обнаружил, что забрался слишком далеко на север. Отсюда были видны заплаты вечных снегов на далеких горах.

Весь день Снусмумрик шел, вслушиваясь в крики птиц, возвращавшихся с юга домой, на север.

Прогулка оказалась легкой, рюкзак был почти пуст, и Снусмумрика ничего не беспокоило. Он чувствовал себя счастливым. Ему нравился лес, погода и он сам. Солнце ярко сверкало красным между листьями, воздух казался холодным и приятным.

«В такой вечер неплохо бы сочинить мелодию», — подумал Снусмумрик. — «Новая мелодия: ожидание, весенняя печаль и восторг прогулки в одиночестве».

Сперва он спрячет мелодию, не посмеет наигрывать ее, а потом возьмет губную гармошку, и все ноты сами встанут на свои места.

Если он выпустит их на свободу раньше, они могут приклеиться по пути и получится мелодия, хорошая лишь наполовину, или они вообще потеряются, и у него никогда больше не будет подходящего настроения, чтобы найти их. Мелодии — серьезные штучки, особенно, если они и веселые и грустные одновременно.

В этот вечер Снусмумрик чувствовал себя уверенно. Мелодия ждала, наполовину оформившись. Снусмумрик был уверен: она станет лучшей мелодией из тех, что он сочинил.

Потом, вернувшись в долину Муми-троллей, он сядет на перила мостика и заиграет, а Муми-тролль скажет: «Вот здорово! В самом деле, здорово!»

Снусмумрик остановился, почувствовав беспокойство. Да, Муми-тролль уже наверняка давно его ждет. Муми-тролль, который сидит дома, ждет его, любуется им и говорит о нем: «Конечно, Снусмумрик, ты чувствуешь себя свободно. Естественно, ты должен время от времени уходить. Я понимаю, ты все время один».

И каждый раз глаза Муми-тролля были черными от разочарования. Но Снусмумрик ничего не мог с этим поделать.

— Ах, Муми, Муми, — сказал сам себе Снусмумрик и пошел дальше.

— Ах, Муми, Муми. — Он почувствовал тепло, вспомнив о Муми-тролле. «Не хочу думать о нем. Он роскошный Муми, но я не должен сейчас о нем думать. Ночью я должен остаться один на один со своей мелодией».

Снусмумрик отогнал мысли о Муми-тролле. Он покружил в поисках места для лагеря и, услышав журчание ручья, пошел на звук.

Последний красный солнечный луч потух меж ветвями. Наступили весенние сумерки: тихие и синие. Лес изменился. Белые колонны деревьев все больше и больше преображались в синих сумерках…

Ручей был хорош.

Чистый и темный, он струился над кучками прошлогодних листьев по узким туннелям во льду и, обогнув пригорок зеленого мха, опрометчиво соскальзывал на белое, песчаное дно. Тут он жужжал, словно москит, потом пытался журчать большим и грозным ручьем и, наконец, замирая булькал ртом, полным растаявшего снега, и смеялся над самим собой.

Снусмумрик замер вслушиваясь.

«В мелодию я должен включить ручей. Думаю, в припеве».

Внезапно у водопада сорвался маленький камешек. Он сбил всю октаву.

«Неплохо, — восхищенно заметил Снусмумрик. — Вот так взять и изменить мелодию. Выходит, я открыл, что у ручья есть своя песня».

Вытащив старую кастрюлю, Снусмумрик наполнил ее у водопада, потом пошел среди елей в поисках дров для костра. Земля была влажной: весенняя оттепель и дожди.

Снусмумрик залез вглубь колючего бурелома, чтобы найти сухие дрова. Когда он вылез, то услышал чей-то крик за спиной.

Незнакомец, пища, исчез среди елей.

— Ползают тут всякие, — фыркнул Снусмумрик. — Смешно: как могут заставить разнервничаться самые маленькие трясунчики.

Снусмумрик нашел сухой пень и несколько сухих палок. Он устроил у ручья настоящий походный костер, решив приготовить себе обед. Он никогда не готовил обеды для других, если конечно мог избежать этого. Ведь некоторые так любят болтать за едой!

Еще они любят столы и стулья, а некоторые пользуются салфетками. Снусмумрик даже слышал об одном хемуле, который переодевался перед едой, но, возможно, это лишь сплетни…

Маленький рассеянный Снусмумрик кушал постный суп, любуясь зеленым мхом на березах.

Мелодия была почти в руках, ее уже легко можно было поймать за хвост. Достаточно выждать, пока мелодия не пожелает вылезти сама. Нет, лучше сперва вымыть посуду, разжечь трубку, а потом, когда погаснет костер и ночные существа начнут перекликаться, он поищет ее.

Снусмумрик мыл кастрюлю в ручье, когда поймал чей-то взгляд. Кто-то сидел на другом берегу среди корней деревьев и смотрел на него. Глаза незнакомца прищурились, но с большим интересом продолжали следить за Снусмумриком.

Два шпионящих глаза под шваброй волос. Похоже на тех, кого никто не замечает.

Снусмумрик притворился, что не видит того, кто подсматривал. Он разбросал костер, срезал несколько густых веточек, чтобы мягче было сидеть, вынул трубку, зажег ее, выпустил облачко дыма и замер, поджидая весеннюю мелодию.

Но мелодия не появлялась. Да к тому же, Снусмумрик все время чувствовал взгляд незнакомца. Тот следил за всем, что делал Снусмумрик, и Снусмумрик встревожился. Он хлопнул в ладоши и крикнул:

— Кто там! Вылезай!

Незнакомец, трясясь, протиснулся между корнями на другом берегу ручья и как шпион произнес:

— Надеюсь, я не обидел вас? Я знаю, вы — Снусмумрик.

Потом трясунчик ступил в воду. Ручей оказался шире, чем предполагалось, и вода была ледяная. На несколько секунд трясунчик потерял точку опоры, но Снусмумрик, видимо, был столь обеспокоен, что просто не подумал протянуть руку.

Наконец, жалкий, чуть толстоватый трясунчик выкарабкался на берег и, щелкая зубами, заявил:

— Привет, я рад с вами встретиться.

— Приветик, — совершенно холодно ответил Снусмумрик.

— Могу я погреться у вашего костра? — продолжал трясунчик. Мокрое маленькое личико заранее засветилось благодарностью. — Только подумать, я стану трясунчиком, который сидел у костра Снусмумрика. Никогда этого не забуду.

Трясунчик пододвинулся ближе, положил лапку на рюкзак Снусмумрика и печально прошептал:

— А тут вы прячете губную гармошку? Она там?

— Да, — сердито ответил Снусмумрик. Мелодия потерялась, одиночество нарушилось, все изменилось. Сжав зубами мундштук трубки, он смотрел вглубь леса, но ничего не видел.

— Не стесняйтесь меня, — невинно продолжал трясунчик. — Я имею в виду, если вам хочется поиграть… Вы никогда не догадаетесь, как редко я слушаю музыку. Хедгехог, Туффл и моя мама — они все говорили мне… Туффл однажды вас видел! Вы не можете представить… ничего счастливее, чем вот так… Но мы…

— Как тебя зовут? — спросил Снусмумрик. Вечер оказался начисто испорченным, можно и поговорить.

— Я так мал, что не имею собственного имени, — поспешно ответил трясунчик. — До сегодняшнего вечера никто никогда не называл меня именем. Я к вам вышел, потому что много о вас слышал и долго следил за вами. А теперь вы спросили как мое имя. Вы думаете… Может вы смогли бы… Я имею в виду… Вам не составит большого труда придумать мне имя, которое стало бы только моим, и никто больше не смог бы так называться?

Снусмумрик пробормотал что-то и надвинул шляпу на глаза. Кто-то на длинных, остроконечных крыльях пролетел над ручьем и протяжно, печально прокричал среди деревьев: Ио-ооо, Ио-ооо, Ти-ооо…

— Ты не свободен, даже если любуешься чем-то, — внезапно объявил Снусмумрик.

— Я слышал, вы знаете много разных полезных и занятных вещей, — пролепетал маленький трясунчик, пододвинувшись ближе. — Вы, должно быть, многое повидали. Вы всегда правы. Я уже пытаюсь стать свободным, как вы… Вы сейчас идете в долину Муми-троллей. Там вы отдохнете, встретитесь с друзьями. Хедгехог мне рассказывал: Муми-тролль только проснется после зимней спячки, сразу начинает вас ждать… Разве не здорово знать, что кто-то очень хочет вас видеть, сидит и ждет? А?..

— К Муми-троллю я зайду, когда мне будет нужно, — злясь, отрезал Снусмумрик. — Может, я отправлюсь в другое место.

— Ах! Тогда Муми-тролль расстроится, — испугался трясунчик.

Мех трясунчика начал подсыхать и стал светло-коричневым и мягким. Он снова потрогал рюкзак Снусмумрика и осторожно спросил:

— Вы… вы долго путешествовали..?

— Нет, — ответил Снусмумрик и подумал, окончательно разозлившись: «Почему мне не дают остаться в одиночестве? Он наверняка понимает, раз я с ним так говорю, то хочу, чтоб он ушел. Когда он уйдет, я попытаюсь вспомнить что-нибудь приятное».

Наступила долгая пауза. Снова закричали ночные птицы.

Трясунчик встал и тоненьким голоском объявил:

— Спасибо, думаю, мне пора. Пока.

— Пока, — нервно ответил Снусмумрик. — Послушай, ты спрашивал об имени. Как насчет Титу-ву? В самом деле. Ты похож на Титу-ву: светлое начало и немного печали вокруг.