Элин Пелин - Сказки

Элин Пелин

Сказки

Про умника Гюро и его Сотоварищей

Повадился в деревню медведь-разбойник. Что народу перевёл: красных девушек у колодцев, старых бабок на печи, стариков возле кабаков, малых детишек среди дворишек! Никто не брался медведя извести, деревню от беды спасти.

Вызвался умник Гюро с умниками дружками. Повёл их Гюро по зеленым лесам, по горам и долам. Ведёт, клятву с них берёт: на медведя набрести — живым или мертвым в деревню принести.

Ходили, бродили, падали, подымались — глядь, перед ними медкежья берлога.

Обрадовался умник Гюро с умниками дружками.

— Вот ты где, чудище-медведище! — воскликнул Гюро. — Ну-ка, покажись, со мною, молодцем, поборись!

Ревёт медведь-разбойник в своей берлоге. Ревёт и носу не кажет.

— Ну, погоди, я тебя проучу! — крикнул умник Гюро и говорит умникам дружкам: — Обвяжите меня крепкой верёвкой да в медвежью берлогу спустите — я оттуда медведя-разбойника живым за уши выволоку.

Умники дружки обвязали умника Гюро крепкой верёвкой и в медвежью берлогу спустили.

Медведь-разбойник ухватил Гюро за умную голову и заревел.

— А-а, попался, лохматый! Держи его, Гюро! — обрадовались умники и ну тянуть за верёвку.

Они к себе тянут, медведь к себе. Медведь к себе, они к себе!

Долго ли, коротко ли глядь! — вытащили умника Гюро без головы.

Умники дружки диву даются:

— Где же у Гюро голова?

— А разве была у него голова-то?

— По-моему, была.

— А по-моему, не было.

— Была.

— Не было.

Спорили, спорили умники, да так и не могли решить — была у Гюро голова или не было.

Решили его жену, Гюровиху, спросить.

Пришли, в ворота застучали:

— Выходи, Гюровиха, отвечай — была у Гюро голова или не было?

Гюровиха вышла, почесала затылок и говорит:

— Не знаю!

— Как так не знаешь? Припомни-ка!..

— Кто его знает… На Христов день Гюро шапку покупал, должно быть, на голову надевал.

Большой Сечень, Малый Сечень и бабушка Марта[1]

Был у Большого Сечня, Малого Сечня и их сестры бабушки Марты виноградник. Каждый год собиралось у них винограду на три бочки вина — по бочке на каждого.

Большой Сечень день-деньской по морозу ходит-бродит, снегом его засыпает, ветром продувает. Вечером возвращается — от усталости ног под собою не чует. Усядется на лавку отдохнуть, за ужином — выпьет чарку, выпьет другую, глядишь, и счет им потерял — так всю свою бочку и осушил.

Малый Сечень от старшего брата не отстаёт. Реки обходит, лёд на них ломает, снег растапливает, ручьи на волю выпускает, лес вычищает, скворечни вывешивает, с утра до вечера отдыха не знает. Вернётся домой усталый, поужинает, выпьет чарку, выпьет другую, глядишь, и счет им потерял — не осталось и в его бочке вина.

Братьев наперебой приглашают на свадьбы, на крестины, а они сквозь землю готовы провалиться со стыда, что не могут с собою вина принести.

А бочка бабушки Марты так и стоит в погребе непочатая — доверху полна.

Как же это так! Вот братья и решили выпить сестрино вино. Сказано — сделано. Сегодня один нацедит, завтра другой — пока все вино не кончилось.

Пришла бабушка Марта, рукава засучила, стала к встрече весны готовиться, как положено. За хлопотами да заботами устала и присела отдохнуть. «Впору бы, — думает бабушка Марта, — подкрепиться». И тут вспомнила она, что у неё вино есть.

Спустилась в погреб — и что же! Вина в бочке ни капли не осталось, клёпки рассохлись, обручи свалились.

Догадалась бабушка Марта, что это братья её постарались, разгневалась — на глаза ей не попадайся!

Рвала она и метала, на чём свет стоит братьев кляла, а потом села и заплакала.

Слёзы ручьями потекли из её глаз.

Поплакала она, поплакала и утешилась.

— Вино моё выпили родные братья, не кто-нибудь чужой — сказала она и засмеялась.

Утешиться-то она утешилась, а всё же затаила на братьев обиду за то, что без вина её оставили, не спросясь хозяйки распорядились.

И вот каждый раз, стоит бабушке Марте вспомнить об этом, начинает она сердиться и плакать, но злость её скоро проходит, и старушка смеётся, как ни в чём не бывало.

Про трех дураков

Жили некогда три дурака. Отправились они на заработки. Три дня и три ночи шли и на дороге тыкву нашли. Стоят над нею и диву даются.

— Что бы это могло быть?

— Эту штуку, пожалуй, есть можно!

— Скажешь тоже!.. Для игры это, для катанья, не видишь, что ли?

— А я знаю! Это страусовое яйцо. Давайте-ка выведем из него страусёнка.

И стали дураки друг за другом страусёнка из тыквы выводить.

А тыква лежала на краю крутой горки, и как уж там получилось, не знаю, только она возьми да и покатись. Катилась, катилась, да прямо под куст угодила.

Выскочил из-под куста заяц, усами пошевелил, уши прижал и дал стрекача.

— Страусёнок! — закричали дураки и следом припустили.

Заяц по полю мчит — и дураки за ним, заяц в лес — и дураки за ним.

Лес густой — не поймать зайца.

— Вот так штука! Что же нам делать?

— Знаете что? — сказал самый умный из дураков. — Вернёмся-ка домой, захватим топоры, придём и вырубим лес. Вот и поймаем пострелёнка.

Сказано-сделано.

Вернулись дураки домой, взяли топоры, хорошенько наточили и отправились лес рубить.

— Я так топор наточил, что одним махом сотню деревьев срублю, — похвастался один.

— А я так свой наточил, что стоит мне замахнуться, и половины деревьев как не бывало! — сказал другой.

— Эх вы! — усмехнулся третий. — Я свой топор только подниму, и весь лес тут же повалится.

Стали они спорить, чей топор острее, и дошло у них дело до ссоры.

Тут навстречу им едет поп на кобыле, а рядом жеребёнок трусит.

— О чём спорите, молодцы?

— Так и так, — объясняют. — Будь добр, батюшка, рассуди, чей топор острее.

— Ладно, — согласился поп. — Давайте-ка положим ваши топоры в перемётные сумы, а я пущу кобылу вскачь. Какой топор разрежет суму, тот и острее.

Дураки сунули свои топоры попу в перемётные сумы, хлестнул поп свою кобылу и увёз их.

Тут дураки догадались, что поп одурачил их, поймали жеребёнка и говорят:

— Давайте, братцы, снимем с себя одёжу и навьючим на жеребёнка. Пусть у него от такой тяжести жилы порвутся.

Разделись дураки, навьючили жеребенка своей одёжей и стегнули его прутом. Жеребенок задними ногами брык и умчался со всей поклажей.

— Видели, как он задние ноги подкидывает? Это у него жилы порвались!

Пошли дураки в чём мать родила. Куда идти, что делать — сами не знают.

Дошли они до одной горы. Как раз за ту гору солнце закатилось и позолотило своими лучами тучку на её вершине.

— Гляньте, гляньте! Над горою кусок золота!

— Откуда оно взялось?

— Не иначе как с неба… Слыхал я от своей бабки, что бабка бабки её бабки говорила своей бабке…

— Что же она говорила?

— Что на небе золота не счесть!

— Верно?

— Верно…

— Тогда давайте подымемся на гору, — сказал самый умный дурак, — пробьём в небе дыру и выцедим всё золото.

Сказано — сделано.

Полезли дураки в чём мать родила на самую вершину.

Однако и оттуда до неба не достать.

Всю ночь продрожали они на вершине, утром смотрят — всю гору густым белым туманом обволокло, ничего за туманом не видно.

— Ишь ты, что же это такое?

— Это творог нам на завтрак.

— Никакой это не творог нам на завтрак, а белый хлопок, чтобы нам в тепле поваляться.

— Ну, так давайте поваляемся, авось согреемся!

— Давайте!

Прыгнули дураки в туман — только их и видели.

Хитрые воры

Двое цыган сговорились украсть у одного богатого турка коня и оружие.

Раз повстречался он им на дороге. Один из цыган шарахнулся от турка и припустил во весь дух. Бежит и плачет, а другой вслед ему кричит:

— Не бойся, братец, стой, дурень, вернись!

— Почему убежал твой товарищ? — спросил турок, остановив коня.

— Со страху, ага! Боится, что ты ему скажешь: «А ну-ка, садись на моего коня!»

— Вот оно что! — засмеялся турок и вздумал подшутить над трусом. Схватился он за ружье и крикнул:

— Стой, или застрелю!

Цыган остановился, и со страху у него зуб на зуб не попадает.

— Живо садись на моего коня! — велел турок и слез с седла.

Как ни плакал цыган, как ни умолял отпустить его, пришлось ему взобраться на коня. Сел он в седло и пуще прежнего заревел.

— Чего же ты ревешь, трус? — спрашивает турок.

— Боится, ага, что ты ему скажешь: «Возьми-ка моё ружье и пистолет!» — ответил за него первый цыган.