Ондржей Секора - Муравьи не сдаются (с иллюстрациями)

Ондржей Секора

Муравьи не сдаются

О муравье, который не боялся ни шипов, ни паука.

На опушке тёмного леса рос куст шиповника, сверху донизу усыпанный розовыми цветами. Цветы улыбались и ласково манили: «Посмотрите на нас, какие мы красивые!» – и чудесно, чудесно пахли. Но на их веточках были и шипы. Они грозили: «Осторожнее, – уколем», – и сердито щетинились во все стороны. Между этими страшными шипами пробирался запыхавшийся муравей. Он спешил по веточкам наверх, торопился так, словно кто-то гнался за ним. Муравей был весь чёрный, и только на шее у него был завязан красный платочек в белый горошек.

– Вы видите, я спешу! Я тороплюсь на самый верх. Я, милые мои, должен посмотреть, где мой муравейник. Ведь я сегодня заблудился. Я совсем, совсем заблудился.

Ловко увёртываясь от шипов, муравей карабкался всё выше и выше. И вот муравей уже на вершине, там, где расцвёл самый красивый цветок. Он будет наблюдательной вышкой! Отсюда, может быть, удастся увидеть муравейник.

Гоп! – прыгнул муравей на гладкий лепесток цветка. Но, поспешив, вдруг поскользнулся – и бух головой прямо в тычинки, покрытые нежной жёлтой пыльцой. Ну и пыльцы же было там! А как она сразу посыпалась! Пыльца набилась муравью в глаза, в нос, и муравей: «А-а-а-пчхи!» – чихнул так, что цветок закачался. А как только цветок закачался, подкосились у муравья ноги, и он полетел вниз вместе с тычинкой, за которую успел ухватиться.

– Миллион камушков отдам за предохранительную сетку! – закричал муравей в ужасе. Едва он произнёс это, как чудом под ним появилась сетка, и он упал на неё, словно на перину. Но вот беда: это оказалась не предохранительная сетка, а паутина; по её нитям, толстым, словно канаты, уже спускался паук и хохотал: «Ха-ха-ха! Муравьишка попался! Что, если я тебя, муравьишку, съем?!» – И он набросился на муравья. Муравей был маленький. По сравнению с ним паук казался великаном. Но муравей вовсе не желал быть съеденным.

Сначала он ногами оттолкнул паука, а потом так дал по зубам изумлённому врагу, что у того искры посыпались из глаз. И тут муравей вскочил и, размахивая тычинкой как шпагой, закричал:

– Думаешь, если ты паук, то я тебя боюсь? Думаешь, если ты большой, а я маленький, я тебе сдамся? Ошибаешься! Вот тебе! Вот тебе! – и он колол паука тычинкой в живот, в подбородок, в нос. Паук отмахивался всеми восьмью лапами, но муравей бесстрашно – раз, раз, раз! – наносил ему удар за ударом.

Каждый раз, когда он колол паука тычинкой в живот или подбородок, пауку становилось так щекотно, что он даже подпрыгивал. Когда же муравей, изловчившись, стукнул паука тычинкой по носу, пыльца посыпалась и набилась пауку в глаза, в рот и даже в нос! Паук не выдержал и – «А-а-а-пчхи!» – чихнул ещё в десять раз сильнее, чем муравей.

И тогда вот что случилось. Паутина прорвалась, по одному канату на землю съехал муравей, по другому – паук. Паук бил во все стороны лапами и всё более запутывался в собственной сети, а муравей пустился наутёк – скорей, скорей подальше от предательской паутины!

Своего муравейника он не нашёл, – так и не удалось ему что-нибудь увидеть с вершины куста. Но от паука спасся, хотя паук был в десять раз больше и толще его.

О том, как Ферда услышал плач и жалобные стоны

«Что же мне теперь делать? – задумался муравей, оказавшись на земле. – Куда идти? Домой мне, пожалуй, не попасть, а здесь нет ни знакомого камушка, ни самой маленькой знакомой травиночки. Нет ли тут хоть кого-нибудь, с кем бы я мог посоветоваться?»

Думал он, думал и вдруг услышал тоненький голосок. Кто-то плакал и жалобно стонал, как будто случилось несчастье. Муравей сделал несколько шагов в ту сторону, откуда раздавался голос, и остановился в изумлении.

Под тенью двух листиков, наполовину зарывшись в землю, сидела молодая муравьиная мама и тихо плакала. На её голове ещё был свадебный венок, но её крылья, как у каждой муравьиной мамы, уже отвалились и лежали рядом на земле. Мама была большая, очень большая – такая, как все муравьиные мамы, – но хотя она была намного больше нашего муравья, она плакала, как маленькая девочка.

– Ведь я не знаю, с чего начать. Что мне делать? Ведь я ещё ничего не умею, – горевала она. – Ах я бедная, ах я несчастная!

Как она плакала, сколько было слёз! И не удивительно! Муравьиная мама сразу после свадьбы совсем одна должна строить новый муравейник – откладывать яички, кормить червячков – личинок, заботиться о куколках, и никто, никто ей в этом не поможет, пока из куколок не вылупятся первые муравьи-рабочие. До этого времени она, одна-одинёшенька, должна строить новый муравейник и, как всякая муравьиная мама, не сможет ни минутки отдохнуть, не сможет даже выйти поесть.

– Ведь я же не справлюсь! – снова всхлипнула она и чуть опять не расплакалась, как вдруг около неё раздался спокойный голос:

– Возьми меня к себе на службу, муравьиная мама! Ты не пожалеешь! Возьми меня на работу, и я помогу тебе построить лучший муравейник в лесу! Мама от удивления широко раскрыла заплаканные глаза и увидела, что перед ней стоит и ласково на неё смотрит муравей с платочком на шее.

– Всё устрою, всё построю, всё сделаю, – обещал он. – Всё умею, и никакой работы я не боюсь! Мама вытерла слёзы.

– Я… я… я не знаю… – нерешительно сказала она. – Ведь я даже не знаю, кто ты, – и она снова расплакалась.

– Не знаешь? Ты меня не знаешь? – засмеялся муравей. – Да ведь меня зовут Ферда. Муравей Ферда. Я потерял свой муравейник; и если ты меня возьмёшь к себе на работу, я буду тебе верно служить. Ты скоро увидишь, что я всё умею, даже за малышами в муравейнике ухаживать! Слышишь, муравьиная мама? Ну, улыбнись же! Но мама всё ещё не улыбалась.

– Ведь уже… ведь уже, – и она снова всплакнула, – ведь уже есть яички! Действительно, в глине и пыли лежало три маленьких мягких яичка.

Ферда принимается за работу

Ферда сразу принялся за дело. Он выскочил из-под листика и через минуту вернулся обратно, наскоро сделав из травы веник и щётку.

– Чищу, убираю, порядок навожу, подметаю, – запел он, принимаясь за уборку. Затем Ферда собрал на листок весь мусор и понёс его выкидывать, как вдруг споткнулся и-тррррр-а-хх! – раздался такой страшный грохот, точно небо обвалилось на землю – у Ферды прямо в глазах потемнело.

«Что это? Что это было? Ага, это я, наверное, так ударился», – испугался Ферда. – Не сломал ли я себе чего?» – И он начал быстро ощупывать колени, локти, а потом и нос.

Но нет! И колени, и локти, и нос – всё было цело; это прогремел гром, приближалась буря, через минуту польёт такой ливень, что на полшага перед собой ничего не увидишь. Если Ферда не поторопится, муравьиные яички намокнут.

Нельзя было терять ни минуты. Ферда летал, как молния, носил, строил, и вскоре он возвёл такие стены из камней, листиков и травинок, накрыл их такой крышей из веточек и хвойных иголок, что мама очутилась в настоящем домике.

А когда раздалось новое «трррр-а-хх!», когда снова загрохотало и полил дождь, Ферда тоже забрался в домик, прикрыл вход вместо двери камушком и вместе с муравьиной мамой оказался в безопасности.

«Бум-бурум-бум-бум-бум!» – застучали по крыше дождевые капли. Они хотели ворваться в домик, бегали от одной щёлочки к другой, но всё было плотно заделано. Ни одна из капелек не просочилась в домик. Внутри было чудесно: сухо, тихо и даже светло, – Ферда и об этом позаботился. Он вставил в отверстие стены одно из маминых прозрачных крылышек, и сквозь него можно было смотреть, как в окошко.

О том, что было видно из окна

В лесу творилось что-то невероятное. Все, у кого были ноги или крылья, поспешно прятались от дождя. Одни жучки и мушки забрались под листья или в трещины коры. Другие попрятались в землю – проскользнули в какую-нибудь дырку и сразу же закрыли за собой вход камушком.

Большой зелёный жук Дровосек тоже захотел скорей, скорей куда-нибудь спрятаться. Но как ему могло прийти в голову – с такими большими усами залезть в маленькую дырочку? Ну и, понятно, – не поместился! Хорошо ещё, что хоть спинку спрятал, а голова, усы так и остались мокнуть под дождём.

Злополучные усы! В этой суматохе о них споткнулась и упала прямо в грязь толстая злая бабочка, вся напудренная, разряженная, в платье из одних кружев и воланчиков.

Как она рассердилась! «Надо же случиться этому как раз со мной! У меня такое красивое платье! Ах-ах-ах-ах-ах! Да как я теперь его вычищу? Как я его выглажу? Что, если на нём полиняют чудесные краски, ох-ох-ох-ох-ох! Ах я несчастная, ах я бедная!»

Она просто тряслась от злости и вдруг, увидев маленького жучка, спрятавшегося над ней в листьях, она накинулась на него: «Ты что на меня смотришь? А ну, убирайся отсюда!» И бабочка в ярости начала трясти ветви, стараясь скинуть вниз ни в чём не повинного жучка. Но жучок крепко держался, а с ветки так и полилась на злую бабочку вода, прямо ей на усики, за воротник, в рукава – и вымочила всю до нитки. Тут бабочка громко запищала, вскочила и с криком помчалась дальше. Куда, – этого уж не было видно из окна.