Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт
Он стоял, тяжело дыша, словно атлет, только что взявший вес, как вдруг Библия, которую он только что закрыл, выпала у него из рук. Она летела, словно в замедленной съемке, невероятно долго, однако уже через секунду раздался громкий, до невозможности неприятный звук, ознаменовавший ее приземление.
Лидия попыталась сгладить момент в своей типичной манере.
– К чему этот дешевый мелодраматизм? Если ты вернешься на место, мы сможем обсудить выбранный тобой отрывок, – крайне холодно заметила она.
Однако Марку мелодраматизм еще не наскучил, и возвращаться на место он явно не собирался.
– Я не выбирал. Вы не слушали меня? – ответил он Лидии. – Его выбрал для меня отец. Он бы распорядился выбить эти слова у меня на теле, если бы не Левит 19:28, где сказано: «Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен. Я Господь».
Лидия привстала и потянулась к нему, желая усадить его обратно на стул.
– Сядь, Марк. Давай поговорим обо всем этом.
Но вместо того чтобы послушаться и сесть, Марк выскочил в середину круга, этакий фермер в лощине, и произнес:
– Знаете, что самое лучшее в этом отрывке? – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – Боже мой, оно же там, в самом тексте.
И тут он начал прыгать вразножку – прямо, ноги врозь, руки вдоль корпуса – резкий прыжок, ноги в стороны, одновременно с ногами развести руки и соединить их в хлопке над головой – прыжком вернуться в исходное положение… раз, два, три, повторить, раз, два, три… и еще раз… Выбрасывая руки, он начал скандировать:
– «Ибо, когда я немощен, тогда силен!» Вот что отец выбрал для меня, слабость на самом деле равна силе. А это значит, что я силен, как десять Марков! Как двадцать! Как восемьдесят пять! Все мои слабости делают меня самым сильным человеком на свете.
Он стремительно переместился вниз, элегантно, словно отлично обученный солдат, поместил ладони на пол, рывком поставил свои кукольные ноги в упор, выровнял корпус и начал отжиматься, продолжая ритмично повторять: «Во имя Господа, один, во имя Господа, два…»
После пятого, кажется, раза Лидия еще раз велела ему остановиться и, воспользовавшись тем, что его грудь только коснулась пола, неожиданно опустила правую ногу в черной мягкой туфле ему на спину, не давая подняться. Она удерживала его в таком положении некоторое время, а потом сказала:
– Я уберу ногу, когда к тебе вернется способность контролировать свое поведение и ты будешь готов встать.
Но Марк, в котором теперь жило восемьдесят пять Марков, лишь заворчал и, тихонько повизгивая, словно животное, стал подниматься с пола. Лидия хотела помешать ему, прижав еще сильнее к полу, но потеряла равновесие. Момент был упущен. Марк сделал усилие и выпрямил руки. Лидия так и не убрала ногу и выглядела очень глупо, словно знаменитый исследователь у скалы, позирующий перед камерой в картинной позе.
Однако с Марка было достаточно на сегодня: как только ему удалось выпрямиться, он повалился на пол, рыдая в ламинат. Он всхлипывал, стонал, что-то бормотал. До меня отчетливо донеслось «простите» и «я не могу». Он повторил эти слова несколько раз. Лидия склонилась над ним, положила руку ему на плечо, не гладила, просто положила и сказала, обращаясь уже не к нему, а к нам:
– Всем оставаться в своих комнатах до ужина. Идите прямо к себе.
Когда никто из нас не сдвинулся со своего места, она повторила:
– Всем разойтись. Сейчас же.
И мы подчинились. Мы медленно собирали вещи, напустив на себя, хоть и без особого успеха, вид крайней деловитости, а сами смотрели на Марка, который так и рыдал на полу. Все уже потянулись к двери, когда я заметила, что Дейн топчется на месте, видимо, желая остаться. Но Лидия отрицательно покачала головой, и он вышел в коридор, где все пялились друг на друга дикими глазами. Мы расходились по комнатам в молчании. Что говорить? Что делать? Мы не знали. Никто даже не мог объяснить, что только что случилось.
– Это было тяжело. Никогда не видел ничего подобного. – Голос Стива прорезал тишину.
– Если тебе было тяжело, подумай, каково ему, – резко оборвал его Дейн. – Да нам и вполовину не досталось, ты, педик.
– Господи Иисусе, – начал оправдываться Стив, – я же не имел в виду ничего такого.
Но Дейн прошел мимо него, и больше уже никто ничего не сказал. Мы отправились каждый в свою комнату, как нам было приказано.
* * *
За ужином Марка мы не видели. К этому времени почти все знали о случившемся и все ждали его появления. Когда на пороге столовой показался один Адам, ученики, все еще стоявшие в очереди за своей порцией, принялись перекидываться взглядами и перешептываться с теми, кто уже уселся за стол и приступил к своим макаронам с сыром и сосисками, а также зеленой фасоли и консервированным грушам.
– Гони подробности, – сказала Джейн Адаму, когда он уселся рядом с нами. На тарелке у него лежала порядочная порция комковатых, неестественно желтых макарон и розовые куски сосиски.
– Я ничего не знаю, – ответил он. – Я вообще был ни сном ни духом, а потом, после евангелического дежурства, прихожу и застаю Рика и Лидию в нашей комнате, а Марк словно не в себе, не человек, а какой-то зомби. Сидит себе на кровати, а эти двое чуть ли не лежат на нем и несут какую-то пургу, а он в полной отключке. Что все это значит, кто-нибудь может мне объяснить?
– Что они ему говорили? – поинтересовалась я.
– Да обычную чушь. Что все будет хорошо, что он осознал свой грех, а это всегда требует мужества, что надо отдохнуть и помолиться. Ни одного дурного слова, насколько я мог слышать.
Говоря все это, Адам продолжал накалывать макаронины на вилку. Обычно мне нравилось наблюдать, как он ест макароны с сыром. Он насаживал макаронину на каждый из четырех зубцов вилки, а потом подцеплял сосиску и только тогда отправлял в рот. Это занимало у него целую вечность. Но сегодня его тщательность меня раздражала.
Наконец-то все было готово, он откусил кусок и сказал:
– Мне мало что удалось услышать, потому что буквально через две минуты Лидия отослала меня к Стиву и Райану. И там уж
