В Хауф - Харчевня в Шпессарте
Если же впереди не было никаких излучин, он перебегал на переднее звено, с размаху втыкал свой огромный багор в дно, отталкивался - и плот летел с такой быстротой, что, казалось, прибрежные холмы, деревья и села так и проносятся мимо.
Плотогоны и оглянуться не успели, как пришли в Кёльн, где обычно продавали свой лес. Но тут Михель сказал им:
"Ну и сметливые же вы купцы, как погляжу я на вас! Что ж вы думаете здешним жителям самим нужно столько леса, сколько мы сплавляем из нашего Шварцвальда? Как бы не так! Они его скупают у вас за полцены, а потом перепродают втридорога голландцам. Давайте-ка мелкие бревна пустим в продажу здесь, а большие погоним дальше, в Голландию, да сами и сбудем тамошним корабельщикам. Что следует хозяину по здешним ценам, он получит сполна. А что мы выручим сверх того - то будет наше".
Долго уговаривать сплавщиков ему не пришлось. Все было сделано точь-в-точь по его слову.
Плотогоны погнали хозяйский товар в Роттердам и там продали его вчетверо дороже, чем им давали в Кёльне!
Четверть выручки Михель отложил для хозяина, а три четверти разделил между сплавщиками. А тем во всю жизнь не случалось видеть столько денег. Головы у парней закружились, и пошло у них такое веселье, пьянство, картежная игра! С ночи до утра и с утра до ночи... Словом, до тех пор не возвратились они домой, пока не пропили и не проиграли всё до последней монетки.
С той поры голландские харчевни и кабаки стали казаться нашим парням сущим раем, а Михель-Великан (его стали после этого путешествия называть Михель-Голландец) сделался настоящим королем плотогонов.
Он не раз еще водил наших плотогонов туда же, в Голландию, и мало-помалу пьянство, игра, крепкие словечки - словом, всякая гадость перекочевала в эти края.
Хозяева долго ничего не знали о проделках плотогонов. А когда вся эта история вышла наконец наружу и стали допытываться, кто же тут главный зачинщик, - Михель-Голландец исчез. Искали его, искали - нет! Пропал - как в воду канул...
- Помер, может быть? - спросил Петер.
- Нет, знающие люди говорят, что он и до сих пор хозяйничает в нашем лесу. Говорят еще, что, если его как следует попросить, он всякому поможет разбогатеть. И помог уже кое-кому... Да только идет молва, что деньги он дает не даром, а требует за них кое-что подороже всяких денег... Ну и больше я об этом ничего не скажу. Кто знает, что в этих россказнях правда, что басня? Одно только, пожалуй, верно: в такие ночи, как нынешняя, Михель-Голландец рубит и ломает старые ели там, на вершине горы, где никто не смеет рубить. Мой отец однажды сам видел, как он, словно тростинку, сломал ель в четыре обхвата. В чьи плоты потом идут эти ели, я не знаю. Но знаю, что на месте голландцев я бы платил за них не золотом, а картечью, потому что каждый корабль, в который попадает такое бревно, непременно идет ко дну. А все дело здесь, видите ли, в том, что стоит Михелю сломать на горе новую ель, как старое бревно, вытесанное из такой же горной ели, трескается или выскакивает из пазов, и корабль дает течь. Потому-то мы с вами так часто и слышим о кораблекрушениях. Поверьте моему слову: если бы не Михель, люди странствовали бы по воде, как посуху.
Старик замолчал и принялся выколачивать свою трубку.
- Да... - сказал он опять, вставая с места. - Вот что рассказывали наши деды о Михеле-Голландце... И как там ни поверни, а все беды у нас пошли от него. Богатство он дать, конечно, может, но не желал бы я оказаться в шкуре такого богача, будь это хоть сам Иезекиил Толстый, или Шлюркер Тощий, или Вильм Красивый.
Пока старик рассказывал, буря улеглась. Хозяева дали Петеру мешок с листьями вместо подушки, пожелали ему спокойной ночи, и все улеглись спать. Петер устроился на лавке под окном и скоро уснул.
Никогда еще угольщику Петеру Мунку не снились такие страшные сны, как в эту ночь.
То чудилось ему, будто Михель-Великан с треском распахивает окно и протягивает ему огромный мешок с золотыми. Михель трясет мешок прямо у него над головой, и золото звенит, звенит - звонко и заманчиво.
То ему чудилось, что Стеклянный Человечек верхом на большой зеленой бутыли разъезжает по всей комнате, и Петер опять слышит лукавый тихий смешок, который донесся до него утром из-за большой ели.
И всю ночь Петера тревожили, будто споря между собой, два голоса. Над левым ухом гудел хриплый густой голос:
- Золотом, золотом,
Чистым - без обмана,
Полновесным золотом
Набивай карманы!
Не работай молотом,
Плугом и лопатой!
Кто владеет золотом,
Тот живет богато!..
А над правым ухом звенел тоненький голосок:
- Под косматой елью,
В темном подземелье,
Где рождается родник,
Меж корней живет старик...
Ну, а как дальше, Петер? Как там дальше? Ах, глупый, глупый угольщик Петер Мунк! Не может вспомнить такие простые слова! А еще родился в воскресный день, ровно в полдень... Придумай только рифму к слову "воскресный", а уж остальные слова сами придут!..
Петер охал и стонал во сне, стараясь припомнить или придумать забытые строчки. Он метался, вертелся с боку на бок, но так как за всю свою жизнь не сочинил ни одного стишка, то и на этот раз ничего не выдумал.
Угольщик проснулся, едва только рассвело, уселся, скрестив руки на груди, и принялся размышлять всё о том же: какое слово идет в пару со словом "воскресный"?
Он стучал пальцами по лбу, тер себе затылок, но ничего не помогало.
И вдруг до него донеслись слова веселой песни. Под окном проходили трое парней и распевали во все горло:
- За рекою в деревушке...
Варят мед чудесный...
Разопьем с тобой по кружке
В первый день воскресный!..
Петера словно обожгло. Так вот она, эта рифма к слову "воскресный"! Да полно, так ли? Не ослышался ли он?
Петер вскочил и сломя голову кинулся догонять парней.
- Эй, приятели! Подождите! - кричал он.
Но парни даже не оглянулись.
Наконец Петер догнал их и схватил одного за руку.
- Повтори-ка, что ты пел! - закричал он, задыхаясь.
- Да тебе-то что за дело! - ответил парень. - Что хочу, то и пою. Пусти сейчас же мою руку, а не то...
- Нет, сперва скажи, что ты пел! - настаивал Петер и еще сильнее стиснул его руку.
Тут два других парня недолго думая накинулись с кулаками на бедного Петера и так отколотили его, что у бедняги искры из глаз посыпались.
- Вот тебе на закуску! - сказал один из них, награждая его увесистым тумаком. - Будешь помнить, каково задевать почтенных людей!..
- Еще бы не помнить! - сказал Петер, охая и потирая ушибленные места. - А теперь, раз уж вы меня все равно отколотили, сделайте милость - спойте мне ту песню, которую вы только что пели.
Парни так и прыснули со смеху. Но потом все-таки спели ему песню от начала до конца.
После этого они по-приятельски распрощались с Петером и пошли своей дорогой.
А Петер вернулся в хижину дровосека, поблагодарил хозяев за приют и, взяв свою шляпу и палку, снова отправился на вершину горы.
Он шел и все время повторял про себя заветные слова "воскресный чудесный, чудесный - воскресный"... И вдруг, сам не зная, как это случилось, прочитал весь стишок от первого до последнего слова.
Петер даже подпрыгнул от радости и подбросил вверх свою шляпу.
Шляпа взлетела и пропала в густых ветках ели. Петер поднял голову, высматривая, где она там зацепилась, да так и замер от страха.
Перед ним стоял огромный человек в одежде плотогона. На плече у него был багор длиной с хорошую мачту, а в руке он держал шляпу Петера.
Не говоря ни слова, великан бросил Петеру его шляпу и зашагал с ним рядом.
Петер робко, искоса поглядывал на своего страшного спутника. Он словно сердцем почуял, что это и есть Михель-Великан, о котором ему вчера столько рассказывали.
- Петер Мунк, что ты делаешь в моем лесу? - вдруг сказал великан громовым голосом. У Петера затряслись колени.
- С добрым утром, хозяин, - сказал он, стараясь не показать виду, что боится. - Я иду лесом к себе домой - вот и все мое дело.
- Петер Мунк! - снова загремел великан и посмотрел на Петера так, что тот невольно зажмурился. - Разве эта дорога ведет к твоему дому? Ты меня обманываешь, Петер Мунк!
- Да, конечно, она ведет не совсем прямо к моему дому, - залепетал Петер, - но сегодня такой жаркий день... Вот я и подумал, что идти лесом хоть и дальше, да прохладнее!
- Не лги, угольщик Мунк! - крикнул Михель-Великан так громко, что с елок дождем посыпались на землю шишки. - А не то я одним щелчком вышибу из тебя дух!
Петер весь съежился и закрыл руками голову, ожидая страшного удара.
Но Михель-Великан не ударил его. Он только насмешливо поглядел на Петера и расхохотался.
- Эх ты дурак! - сказал он. - Нашел, к кому на поклон ходить!.. Думаешь, я не видел, как ты распинался перед этим жалким старикашкой, перед этим стеклянным пузырьком. Счастье твое, что ты не знал до конца его дурацкого заклинания! Он скряга, дарит мало, а если и подарит что-нибудь, так ты жизни рад не будешь. Жаль мне тебя, Петер, от души жаль! Такой славный, красивый парень мог бы далеко пойти, а ты сидишь возле своей дымной ямы да угли жжешь. Другие не задумываясь швыряют направо и налево талеры и дукаты, а ты боишься истратить медный грош... Жалкая жизнь!
