Борис Карлов - Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе

— Правда, что в день открытия Олимпиады отравили Курта Шикельгрубера, самого перспективного атлета из Независимой сборной?

Вопрос угодил не в бровь, а в глаз: в «отравлении» спортсмена участвовала дочка губернатора Катя. Продолжая насмешливо улыбаться, Спартак Васильевич, тем не менее, внутренне напрягся.

— Полагаю, что если бы спортсмен стал жертвой злого умысла, незамедлительно последовало бы шумное заявление от его представителей. Прошло уже два дня, но никакого заявления не было. Господа, прошу вас заканчивать, мне пора.

— Вы не опасаетесь, что желтые газеты раздуют эти небылицы?

— Конечно, они раздуют. Но только слева от этого материала будет колонка о нападении летающих тарелок на село Кукуево, а справа — о лошади, которая затвердила таблицу умножения.

На этой веселой ноте совещание закончилось.

Потапов был бодр, энергичен и настроен по-боевому. Когда Спартак Васильевич на правах старого приятеля зашел к нему без доклада, Михал Михалыч держал в руках газету того самого сорта, какие пестрят заголовками о говорящих лошадях и летающих тарелках.

— А, это ты, Спартак Васильевич! — обрадовался он. — Смотри сюда, что пишут. Тыр-пыр… вот. «…Все органы потеряли способность к жизнедеятельности, их заменили внешние искусственные аппараты. Невероятно, что генералу Потапову удавалось столь долгое время скрывать от общественности столь глубоко и безнадежно поразившие его недуги. Один из врачей больницы, просивший не называть его имени, с прискорбием сообщил нашему корреспонденту, что у больного нет ни единого шанса дожить до утра». И фотка есть.

Спартак Васильевич взял газету и увидел не очень четкую Фотографию голого Потапова, лежавшего словно какой-нибудь морской спрут на операционном столе с тянущимися от него во все стороны трубками и проводами.

— Слушай, Михал Михалыч, — сказал губернатор, — со мной телевизионщики приехали, я думаю, им надо тебя показать. Вопросы будут правильные, я их в дороге проинструктировал.

— Надо, так надо, — согласился Потапов. — Только недолго, сам понимаешь, что творится. Ищем Мракобесова, всю агентуру поднял на ноги. Есть места, где он обязательно должен появиться; у него тайники по всему городу разбросаны. Как только появится в одном из них — мне сообщат. Контрразведчики предлагали помощь, да я отказался. Сам возьму мерзавца, а еще лучше пристрелю, так будет вернее. Да! Мальчик этот с пальчик, Огоньков Петя, опять куда-то пропал! Курослепов утверждает, что, скорее всего, сам сбежал…

— Да, обстановка серьезная, Михал Михалыч. Я с тобой буду, до конца, пока все не закончится.

— Ладно, будь. Зови теперь своих репортеров.

3

Оставшись один в шкафу, Петя долго плакал, а потом заснул. Ему снились мама и папа, и они тоже плакали. А под утро он проснулся от шума за окном — там звучали военные команды и фырчала тяжелая техника.

Петя решил, что теперь было бы не плохо выбраться из шкафа. Он раскрыл перочинный ножик, просунул руку в щель между створками и попытался дотянуться до крючка. Это ему удалось, но крюк ни в какую не поддавался. Тогда Петя подтянул на себя дверцу, ударил снизу, и крюк вылетел из петли. Но в тот же миг створки распахнулись, и мальчик с криком полетел вниз.

На этот раз он ударился довольно сильно, так, что потерял сознание. Он пролежал на полу часа два или больше, а когда открыл глаза, никак не мог вспомнить, где он находится и как здесь очутился. То есть, события последних дней довольно бессвязно крутились у него в голове, но почему он находится в помещении, похожем на химическую лабораторию, было непонятно. «В любом случае, надо сматываться отсюда как можно скорее», — подумал он.

Было уже светло. Петя огляделся по сторонам и заметил на полу оброненный кем-то платок. Обычный женский носовой платок с кружевами, чистый и надушенный. И тут Петя сообразил, что ему надо делать. Он достал из рюкзака моток веревки, которой ему служила прочная капроновая нить, отрезал от нее четыре одинаковых куска и привязал концы к углам носового платка. Соединил другие концы в один пучок и завязал петлей. Парашют был готов. При помощи лазательных крюков Петя забрался на подоконник и втащил снаряжение.

Последний, седьмой этаж. Внизу — Захарьевская улица. Тихо и пусто. Прыгать страшновато: вдруг парашют не раскроется, или его прибьет к стене, или он застрянет не проводах и будет болтаться посреди улицы, пока его не заметят мальчишки и не начнут сбивать камнями…

Но вот его слух уловил позади лязг отпираемого замка. Дверь отворилась, и в лабораторию заглянул высокий худой человек. Он был до невозможности рыжий, рябой и ходил так будто крался на цыпочках. Он подошел к шкафу, осмотрел полку, на которой лежал кусочек хлеба и стояло блюдечко воды, тронул распахнутую створку, затем лег на пол и начал ползать, медленно перебирая руками, словно крокодил. Несомненно Петя где-то его видел. Конечно! Это новый секретарь Мракобесова. Его Фамилия… его фамилия…

— Эй, мальчик, ты где, цып-цып-цып! — подзывал его рыжий. — Иди сюда, получишь конфетку!..

«Надо прыгать, надо прыгать, — твердил Петя, заглядывая вниз через край подоконника. — Надо прыгать, надо прыгать… Как же его фамилия?»

Вдруг у него за спиной раздалась властная команда:

— Курослепов, встать! Руки за голову!

И в этот момент Петя с перепугу прыгнул.

Парашют потянулся за ним, скользнул по подоконнику, послушно раскрылся, и легкий ветерок погнал его вдоль фасада.

Петя ловко сидел в петле, ухватившись за стропы и глядя по сторонам. Вот он благополучно миновал протянутые через улицу электрические провода, вот потянул за левую стропу и отклонился от правой стены дома. Он уже, как опытный парашютист, начал выруливать на мягкую клумбу, как вдруг под ним что-то мощно зафырчало, задымило, залопотала крыльями поднявшаяся с асфальта стая голубей, и Петя, вместе со своим парашютом, взгромоздился на что-то вроде танка, который тут же сорвался с места.

Это был один из бронетранспортеров, прибывших сюда ночью по тревоге из ближайшей военной части. Оцепление отозвали от здания ГУВД еще ранним утром, а этот застрял из-за поломки. Но вот мотор заработал, БТР сорвался с места и помчался прочь из города, где он смотрелся так же нелепо, как завуч на отвязной вечеринке.

Петя освободился от парашюта и заглянул в открытый люк. После яркого солнечного света внизу казалось темно, к тому же тянуло табачным дымом как из трубы, и у мальчика заслезились глаза. Тут машину хорошенько тряхнуло, Петя не удержался, полетел в кабину, шлепнулся на что-то мягкое и затаился.

В кабине было жарко и шумно. Гудел мотор, радист переговаривался с водителем, нецензурно выражаясь через каждое слово. Получалось складно и ритмично, навроде негритянского RAP-а. Но вот он прервался на полуслове, потому что из рации послышалось шипение и голос:

— Седьмой, седьмой, вызывает штаб, как слышно, прием.

— Старший сержант Гущенко слушает, прием, — откликнулся радист.

— Починились?

— Так точно.

— Почему не докладываете?

— Так вот… докладываем.

— Командир где?

— Уехал на машине прапорщика Иванова.

Штаб нецензурно выругался и несколько секунд молчал.

— Вы где сейчас?

— На Литейном мосту.

— За мостом сворачивайте направо и дуйте на Ржевский аэродром. Оттуда доложишь, получишь новое ценное указание. Понял?

— Так точно.

— Конец связи.

Прошло минут двадцать. Солдаты болтали, курили, БТР трясло, Петю, сидевшего в складках промасленного ватника, тошнило.

Наконец радист вышел на связь и доложил штабу о прибытии. Снаружи доносился шум взлетавших и садившихся самолетов.

— Выруливай на четвертую посадочную полосу, — распорядился штаб. — Там вас ждет грузовой самолет.

— Самолет? — удивился радист.

— С этой минуты поступаете в распоряжение генерала Красноармейцева. Секретной авиакосмическая база запросила радиостанцию КШМ.

— Чего-чего? Это куда?

— Под Петрозаводск, вопросы отставить.

Связь закончилась, и солдаты начали возбуждено обсуждать предстоящую командировку. Что-то об отпуске, который теперь может накрыться медным тазом, и оба опять задымили папиросами. Петя чувствовал себя хуже и хуже. Наверное, во время падения из шкафа он получил сотрясение мозга. Наконец, ощущая тупую боль в затылке, сильное головокружение и какие-то пустоты в сознании, он закрыл глаза и ухнул в темноту, без чувства боли, без сна и сновидений.

………………………………………………………………….

………………………………………………………………….

………………………………………………………………….