Многоножка - Вячеслав Береснев
Зато юноша с орлиным носом, одетый в чёрную куртку и штаны, ещё как собирался: взбежав на полной скорости по этим ступеням, он чуть не взлетел, бросился вперёд, вбежал к контейнерам и, недолго думая, юркнул в один из них, на секунду — даже меньше — встретившись с Тамарой взглядом, таким же острым, как его нос.
— Куда он побежал?! — спросили её двое запыхавшихся мужчин в форме, выбежавших по тем же ступенькам.
У Тамары не было, и не могло быть доверия к человеку, которого она видела всего секунду — поэтому она показала пальцем на мусорные контейнеры, намекая, что он в них.
— Спасибо, — поблагодарили её полицейские спустя время, выводя со свалки того самого парня. Он зло на неё зыркнул, но Тамара никак не ответила на его взгляд.
— Ты вообще, парень, знаешь, что такое статья за вандализм? — спросил один из полицейских, пока второй вызывал машину и называл координаты места.
Юноша угрюмо молчал.
Заметив взгляд замершей на месте Тамары, полицейский почему-то решил объяснить:
— «Звезду Народов» распилить хотел. На металлолом сдать, небось? — спросил он угрожающе у задержанного.
Тот весь скукожился.
— Не распилить, а сломать, — сказал он тихо.
Тамара решила, что ей больше нечего здесь делать, и свой законный долг она выполнила. Она осторожно прошла мимо полицейских и пойманного парня, заслышав часть их диалога:
— Тыщу раз вам повторял…
— Правду говори! Зачем ломал?!
— Захотелось.
— Штраф захотелось платить? Или в СИЗО загрести?!
— Хотел сломать её. А не её — так что-то другое сломал бы. Я хотел бы сломать что-то красивое.
Последняя его фраза надолго засела в голове у Тамары, но та не посмела ни обернуться, ни тем более препятствовать полицейским. У неё было мало опыта общения с правоохранителями, и совсем не хотелось увеличивать этот опыт.
Именно такой была Тамарина первая встреча с Ромкой Твариным, который — среди всех, кто его знал, — носил простую и неблагозвучную кличку Тварь, являющуюся синтезом его фамилии и характера. Конечно имя и кличку его Тамара узнала позже, не говоря уже о характере, но нам обо всём следует рассказать по порядку, и обо всём — в своё время.
* * *
В понедельник, освободившись от уроков, Тамара с портфелем на спине зашагала не домой, как обычно, а к остановке. Агату в этот день она в школе не встретила, и не готова была её встретить, потому что не была наверняка уверена, что её ждёт в «Стаккато». Для начала нужно было самой съездить и убедиться.
На припасённую мелочь она доехала до Сухоложской, где располагался «Стаккато» и, легко вспомнив дорогу к нему, быстро нашла почти закрывшийся театральный клуб.
На улице дул холодный осенний ветер, и было мёрзло, а внутри, между дверями, — тепло. Сделав глубокий вдох — раз двери открыты, значит, Света держит слово и помещение ещё не опечатали, — Тамара вошла в общий зал.
Наверное, он назывался общим?
— Я бы точно выступал против режима, — с причудливо-серьёзным лицом говорил высокий молодой человек с длинными (но не очень длинными) волосами и в очках, приложив одну руку ко рту, а локоть её уперев в собственное согнутое колено. Парень этот сидел на «скелете» тахты, который Тамара заметила ещё в прошлый раз. — Я был бы революционер.
Он говорил спокойно и мечтательно. С таким спокойствием, будто знал, что мечты его не сбудутся, и высказывал их просто так. Чтобы все знали, что в его голове.
— Ага, попробуй выступи — и тебя прищучили бы! — хмыкнув, осадил его другой парень, ниже его ростом, но шире в плечах, и с волосами покороче. И нос, и подбородок его были квадратными, а волосы на голове — того же цвета, что у его собеседника. — Какой ты всё-таки глупый, Костя Соломин!
«Почему он зовёт его по имени и фамилии?» — первым делом подумала Тамара, замерев на пороге. Её, пока не скрипнула дверь, не заметили.
«Глупый» Костя Соломин не обиделся, а сделал псевдострадающее лицо и возвёл глаза к небу.
— Ну чем же ты меня вообще слушал! Нюра, ну скажи ты нашему тупому Серёже, что можно было выступить против, просто никто не решался на революцию…
— Революции это плохо, — вынесла свой вердикт Нюра, сидящая на самом верху Гардеробуса с книжкой в руках. Она говорила еле слышно. Лицо у неё было улыбающееся и доброе, а волосы — длинные и прямые, спадающие на тонкий синий свитер.
— Ты знаешь кто? — вздохнул, обращаясь к ней, «глупый» Костя Соломин. — Ты детерминированная личность, вот ты кто.
Тот, кого назвали Серёжей, перевёл взгляд на звук закрывающейся двери и увидел Тамару.
Осмотрел её, взглянул на Стикер, потом снова на неё.
Тамара осторожно сняла шапку, тряхнув светлыми волосами.
— Привет.
Теперь взгляды всех ребят перескочили на неё.
— Тебе кого? — спросил Серёжа. У него был ровный голос, идущий прямо из горла, и татуировка на руке с часами. Сколько ему было лет?..
Тамара быстро нашла слова.
— Я… новый участник.
Ребята неуверенно переглянулись.
— Ты хочешь в театральный клуб? — уточнил Костя Соломин так, будто Тамара могла ошибиться.
— Тогда тебе нужно к Свете, наверное… — сказала ей Нюра, снова оторвавшись от книги.
— На самом деле, ловить тебе здесь особо нечего, — признался Серёжа, сунув руки в карманы. Видимо, решил идти ва-банк. — Здесь не проводится репетиций, на мероприятия нас больше не зовут…
— Тогда почему вы сами до сих пор здесь? — напрямую спросила Тамара.
Серёжа пожал плечами.
— Да просто время коротаем.
— Мне здесь нравится, — признался вслед за ним «глупый» Костя Соломин. — Тут своя атмосфера, можно поболтать и чай попить. А можно вообще не приходить, и никто слова не скажет.
— Мы просто учимся в одном классе, — пояснила Нюра с Гардеробуса. — Вот и ходим сюда посидеть после школы.
— А скоро его вообще закроют, — опять взял слово Серёжа. — Так что иди лучше ищи какой-нибудь другой клуб. Здесь — просто пародия на то, что было раньше.
— Света мне сказала то же самое, — ответила Тамара, снимая куртку и вешая её на крючок. Она осталась в белой школьной рубашке и тёплых спортивных штанах. — Вы — все, кто тут есть?
— Формально есть ещё один парень, — ответил Серёжа, видимо, бывший тут за главного (так как по большей части говорил именно он), — но он не с нами. Так что уже давно тут не появляется.
— Ясно, — Тамара кивнула.
Она прошла на середину комнаты, встав перед грудой театральных вещей, расставила ноги, обеими руками упираясь в поставленный перед собой Стикер, и произнесла на весь небольшой зал:
— Я хочу
