Когда распахиваются крылья - Екатерина Андреевна Самарова

Он закинул ногу на ногу, откинулся на ствол черёмухи и, довольно прищурившись, заговорил:

— Странные вы люди! Просите о чуде, а когда оно приходит, ищете палку, чтобы это самое чудо огреть по голове! И не надо тут, что сам виноват — я вас такими не создавал! Всего-то чуть-чуть прикрыл от вас чудеса, чтобы вы к ним не привыкали — а то ж какое же это чудо, если происходит каждый день?

Я оторопело сидел, не зная, что сказать и сделать. Ясно одно: парень — сумасшедший. Но дальше-то что? Оставить его здесь и убежать, сверкая пятками? А если он замёрзнет за ночь на этой скамейке и помрёт? Что делают взрослые в таких ситуациях, я даже не представлял. Вроде в школе с первого класса учили, что больным и несчастным надо помогать, но как именно — никто, как оказалось, не объяснил. Я уже открыл рот, чтобы спросить глупое «Парень, тебе чем-нибудь помочь?», как вдруг свистун расхохотался:

— Помочь? Ты хочешь помочь Мне? Эх, мой дорогой Василий, ты, кажется, не понял: это Я пришёл помочь тебе. Ты тут недавно сопли размазывал по всей поляне, потому что все вокруг, видите ли, нечестно. Я решил послушать — почему вдруг нечестно? И не переживай, здесь на скамейке я ночевать не стану: Я же сказал, мне в Африку надо.

Посмотрев на моё медленно вытягивающееся лицо, парень снова расхохотался, а потом, отсмеявшись, сказал:

— Ладно, видимо, вам, людям, нужно тыкнуть пальцем, чтобы понять, что перед вами чудо. Ну вот, смотри, — и с этими словами парень снова щёлкнул пальцами.

Старая черёмуха за моей спиной полыхнула ярко-алыми искрами и вспыхнула, как спичка. Я с криком отпрыгнул, дуя на обожжённую руку, когда вдруг понял, что рука совсем не обожжена, а старое дерево горит ярким ослепляющим пламенем… но не сгорает! Оранжево-красные языки облизывали старые крючковатые старушечьи ветки, но те даже не шевелились. Я много раз видел, как с треском и завыванием горит сухая древесина. Но сейчас тишину вечера ничего не нарушало, как будто кто-то отключил звук.

Я с открытым ртом и выпученными глазами повернулся к свистуну, потеряв дар речи и только мыча что-то бессвязное. А парня, кажется, ничего не удивляло — он своими смеющимися глазами смотрел на меня и слегка подхихикивал. Он поднял руку и провёл рукой по горящему стволу. Ещё не осмыслив происходящее, я, вскрикнув, попытался оттащить его руку, но проще было, кажется, сдвинуть с места черёмуху. Откуда в таком задохлике столько силы?

— Не бойся, — проговорил он, — приложи свою руку. Я никогда не сделаю тебе больно. Я не такой, каким вы Меня знаете. Я никогда не сжигал и не топил вас и уж точно не убивал ваших младенцев. Я вас создал и Я вас люблю — с чего бы Мне заставлять вас страдать? Проведи рукой и сам все поймёшь, — и он снова улыбнулся, но в этот раз уже не издевательски, а тепло и сияюще.

Меня вдруг охватило странное ощущение спокойствия и отрешённости, мир вокруг как будто окрасился в золотой цвет. Огонь на черёмухе начал отливать позолотой, и я неожиданно понял: это пламя не сделает мне ничего плохого. Я поднял руку дотронулся до ствола дерева. Огненные языки, облизнувшись, жадно поглотили мою руку. Я инстинктивно зажмурился.

От кончиков пальцев верх по всему телу, начинаясь лёгкими искорками, разлилась ослепляющая безумная радость, смешанная… с чем? С ощущением, что сейчас я могу одним движением пальца свернуть горы? С пьяняще-свежим морским ветром с солью? С крыльями за спиной? Чувством полёта над всем этим миром? Под ложечкой резко кольнуло, блаженство и что-то ещё накрыли меня с головой, что я не смог даже выдохнуть.

— Что… — еле прохрипел я, теряясь в своих чувствах, — что это такое…

Мне пришлось опереться об охваченный золотистым огнём ствол, чтобы не упасть. От этого каскад ощущений с новой силой поглотил меня.

— Это? — довольно спросил парень. — Это вдохновение. Чистое творчество. То, чем Я и являюсь. Я не бог войны или мира, не бог добра или зла, не бог морали и нравственности. Не бог святости, как вы обо Мне думаете. Я не наказываю за грехи и не воздаю почести за праведность. Я — другое. Я — вдохновение. Я — творчество. Я — порыв. И ты, Вася, тоже. Ведь это Я тебя создал. Жаль, что вы, люди, постоянно это забываете это, разрушая себя и весь мир во имя Моё. Вы забываете, что Я — не разрушитель, а созидатель.

Парень звонко щёлкнул пальцами, и удивительное ощущение исчезло. Во мне словно бы погасла лампочка. Мир потускнел и налился темнотой, золотое мягкое свечение растворилось в вечернем тумане. Я не удержался на ногах и все-таки упал на колени перед скамейкой, отчаянно глотая воздух и чувствуя себя как тюбик зубной пасты, из которого выдавили все содержимое.

Я стоял на коленях и шумно дышал, ощущая, как бешено колотится сердце где-то у горла. Парень подошёл ко мне, взял за руку и какой-то нечеловеческой силой, как мягкую игрушку, резко поднял. Я без сил опустился на скамейку, свистун сел рядом со мной, тактично и участливо ожидая, когда я приду в себя.

Я выдохнул и, сфокусировав, наконец, взгляд на незнакомце, с трудом выдал:

— Т-ты кто такой?

Но парень лишь улыбался, своим золотистым взглядом отвечая на мой вопрос.

— Так ты… Ты… Вы — Бог?

Парень легкомысленно усмехнулся и отломил от черёмухи мелкую сухую ветку.

— Ну да. Я Бог. Приятно познакомиться. Только не говори мне вы. Мы же всегда с тобой общались на ты, помнишь?

Я тупо уставился на него. В голове было удивительным образом пусто, как будто кто-то сделал там генеральную уборку по папиному принципу: все грязное — начистить до блеска, все лишнее — выкинуть. Огромным усилием я заставил себя найти какую-то мелкую завалявшуюся мысль.

— И Вы… то есть ты… Ты пришёл… — я все пытался сформулировать вопрос, но получилось только дурацкое это: — чтобы что?

— Ты задал Мне вопрос, я решил ответить.

— К-какой вопрос?

— Ты не помнишь? — парень повертел веточку в руке, и она, как на ускоренной записи, медленно обросла почками и выпустила тоненькие свежие ярко-зелёные листочки; мой мозг опять кристально очистился и перестал держать челюсть. — Ты спросил: почему я? Мне часто задают этот вопрос, но, как правило, я