Эмма Выгодская - Пламя гнева
Костры горели до поздней ночи.
Воины уснули у костров, не складывая на землю ни сумпитанов, ни копий.
Эдвард, наконец, уснул, накрывшись плащом. Шакир тоже задремал, уткнувшись лицом в сноп соломы.
Ночь уже серела, когда Шакир вдруг подполз к Эдварду. Шакира трясла лихорадка.
— Ты видишь, туван?.. Погляди, туван, ты видишь?..
Эдвард сел, с трудом пересилив сон, и осмотрелся.
Что это? Ночь или рассвет?.. Небо бледнело над тёмной котловиной, и по краям гор, различимые с трудом, проступали полосы горных террас. Тёмная лавина выползала из седловины между двумя горами, свёртываясь змеёй, заворачивая вниз, соскальзывая с террасы на террасу.
Первый понял Шакир.
— Это войско!.. Солдаты! Туван-бесар!..
Шакир сполз вниз по столбу и увлёк за собой Эдварда:
— Бежим, туван!.. Нас сочтут изменниками.
— Что ты, Шакир! Не может быть, чтобы…
— Молчи, туван!
Шакир потащил Эдварда мимо костров, мимо спящих людей и сонной стражи.
— Они подумают, что это мы вызвали войско… Бежим скорее, туван!
Брызнуло солнце, и тёмная лавина на склоне горы стала отчётливой, понятной: султаны, кивера, сине-зелёные мундиры — конные солдаты.
— Белые!.. Оранг-пути!.. — ужасный крик поднялся по кампонгу.
Эдвард с Шакиром пробежали по брёвнам, доверчиво оставленным с вечера, через глубокий ров, и нашли своих лошадей, стреноженных за оградой.
Шакир разрубил верёвку, связывавшую ноги коней.
— Бежим, туван!
Они поскакали.
Рёв раздался позади. Их увидели с крыши.
— Скорее, туван!
Шакир привстал в стременах; лицо у него потемнело, глаза сузились.
— Обман!.. Мата-нингу!.. — стрелы засвистели мимо; одна пролетела близко, у самого уха Эдварда.
— Мата-нингу!.. Измена!..
Это целились в Шакира. Он обманул, оранг-менанг, обманул братьев-баттаков, завёл к ним белого, а ночью тайными знаками они вызвали всё войско белых.
— Обманул оранг-менанг!.. Продался белым!..
Стрела — длинная, с петушиными перьями, вонзилась в круп Эдвардова коня; конь рванул вбок и задней ногой осел в волчью яму. Конь выбыл из строя.
— Садись на моего, туван!
— А как же ты, Шакир?
— Садись, туван, я не отстану от тебя.
Шакир соскочил, Эдвард сел на его коня.
— Скорее, туван!
Шакир бежал рядом.
— Я не отстану от тебя!.. Я встречу их как надо, гостей от туван-бесара.
Шакир весь вытянулся вперёд; лицо у него застыло; он сжимал в руке короткий крис с волнистым лезвием.
— Я встречу их как надо, туван.
Эдвард летел вперёд. Он скакал прямо на головной отряд голландского войска.
Он уже ясно видел строй коней, отдельных солдат. Кони топтали зелёные всходы риса; вода светлыми фонтанами брызгала из-под копыт.
Впереди скакал офицер, худой, светлоусый.
«Де Рюйт!..» — Эдвард узнал майора.
— Майор!.. — сломавшимся, отчаянным голосом закричал Эдвард. — Остановитесь, майор!..
Де Рюйт, не глядя, скакал наперерез.
— Что вы делаете, майор!..
Де Рюйт только слегка замедлил ход своего коня.
— Приказ резидента! — крикнул де Рюйт.
— Остановите своих людей, майор!..
— Уходите отсюда, менгер Деккер! Вам тут нечего делать.
Де Рюйт скакал мимо. И тут Шакир неуловимой тенью метнулся вперёд, привскочил кверху и, не достав, до сердца, на лету распорол майору левый бок.
— А-а!.. дьявол! — крикнул де Рюйт, хватаясь за бок. Кровь окрасила пальцы майора и тёмную ткань мундира.
— Это тебе за туван-бесара! — крикнул Шакир и тут же упал, подмятый всей лавиной конного войска, спускающегося с горы.
Деревянная ограда кампонга разлетелась в двух-трёх местах от ручных бомб. Кампонг сразу запылал с трёх концов.
— Белые!.. Белые!..
Вой поднялся в хижинах: отряд ворвался внутрь.
Конные рубили наотмашь, вправо и влево, не щадя ни женщин, ни стариков. Огонь летел со стропил, женщины с воем выбегали из хижин, хватали детей. Буйволы метались в дыму, с рёвом проламывали загородки. Мужчины отстреливались с крыш; когда хижина вспыхивала, как факел, — перескакивали на соседнюю и стреляли оттуда.
Солдаты отвечали ружейным огнём. Стрелы тучей ещё летели с крыш, но баттаки уже валились с подожжённых стропил, роняли копья и луки. Недобитых мужчин доставали саблями из обломков их собственных жилищ.
Соппо — дом для собраний и празднеств — солдаты разнесли по брёвнам, медные инструменты гамеланга измяли и раскидали по земле, драгоценные свитки древних рукописей истоптали ногами. Детей и женщин, оставшихся в живых, гнали за ограду. Через час кампонг пылал, как бамбуковый костёр.
Эдвард смотрел со склона холма. В ушах у него шумело, он точно окаменел.
«Ты — изменник!» — сказал он себе.
Вся его жизнь пролетела в эту минуту перед ним от каменных набережных Амстердама, от мальчишеских мечтаний в амстердамской конторе, от первого путешествия в далёкий мир, через годы исканий, до этого дня, когда он стоял здесь, на холме, и смотрел на то, что делали с воинами страны Батта.
«Ты — изменник! — сказал себе Эдвард. — Ты должен был биться на их стороне!»
Он повернул и погнал коня прочь. Горная речка катилась перед ним в лощине по острым камням. Эдвард с размаху бросил коня в переправу, точно шёл в стычку с целым отрядом колониального войска.
«Ты должен был биться на их стороне!»
Он гнал и гнал коня, не видя, что лес уже обступил его со всех сторон. Стволы деревьев качались и клонились, точно настигая его; в ушах звенело.
Он гнал и гнал коня вперёд.
* * *На голландском посту, в лесной луговине, сторожевой солдат остановил неизвестного всадника без шляпы, в европейском плаще. Человек был горяч, красен, не отвечал на вопросы, бормотал что-то непонятное — должно быть, бредил.
Солдат повёл его к офицеру. Офицер по значкам на куртке узнал в задержанном правительственного контролёра, дал конвой, санитаров и велел переправить больного к реке, в мирный кампонг, вместе с тифозными. Кругом в лесу среди солдат было столько больных, а офицер не слишком разбирался, кто чем болен.
Эдварда повезли. Облака плыли над ним то красные, то лиловые, носилки качались и кренились, как на море.
— Беритесь за оружие, люди Батта! — кричал в бреду Эдвард.
Конвой стерёг Эдварда на остановках, солдаты отгоняли от него москитов, поили водой и ёжились, слушая его бред.
— Ваше высокопревосходительство, вы подлец! — несколько раз вполне отчётливо произнёс Эдвард.
Он повторил то же самое уже в лодке, но гребцы-малайцы не поняли его. Гребцы, заждавшиеся в речной излучине, узнали своего тувана и повезли его домой.
Он лежал на дне лодки с воспалёнными глазами, синий от озноба.
— Демам! — определили гребцы.
Да, это был не тиф. Это был демам — бич малайцев, пугало европейцев, несчастье тропиков — болотная лихорадка.
На четвёртый день Эдвард с трудом сел и взялся за борт плоскодонки.
— Ваше высокопревосходительство, вы подлец! — сказал он уже не в бреду, а при полном сознании.
Берега Айер-Наталь, то низкие, то гористые, поворачивались перед ним, вдали виднелись конические вершины вулканов.
«Весь этот остров за десять-пятнадцать лет можно превратить в цветущий сад…»
Не в сад, а в застенок превращали этот плодороднейший, богатейший в мире остров. Жадные насильники обрекали малайцев на голод у собственного поля…
«Я поеду прямо в Паданг! — думал Эдвард. — Я доберусь до самого резидента!.. Я скажу ему: вы подлец, ваше превосходительство».
Гребцы упирались вёслами в дно, жевали бетель, переговаривались и смотрели на Эдварда. Они не знали, что этот странный белый с воспалёнными глазами несёт с собой угрозу самому туван-бесару.
«Меня прогонят — я поеду в Батавию!.. Я доберусь до генерал-губернатора!.. Я подниму на ноги весь Совет Индии!..»
Плетёные дома Наталя, наконец, показались на гористом берегу. С усилием Эдвард вышел из лодки и побрёл домой.
Земля под ним качалась и кренилась, как дно малайской плоскодонки.
У дверей своего бенгало Эдвард увидел босого метиса в синей форменной куртке. Метис подошёл и взял Эдварда за плечо.
— Контролёр Деккер, вы арестованы! — сказал метис.
Глава восьмая
Тоска по родине
Бамбуковая клетка на высоких подпорках, безоблачное небо над сквозным переплётом крыши, туземная стража внизу. Каждое утро и каждый вечер в тюрьму приходили на проверку.
Генерал Михельс велел держать над заключённым Деккером строжайшее наблюдение.
— Он хуже малайца! — сказал о нём генерал. — Он вор и растратчик.
В натальской кассе оказалась нехватка в две тысячи гульденов.
— Ловкий ход! — толковали в Паданге. — Ловкий ход для старого дурака Михельса. Услал неопытного мальчишку-контролёра в опасную поездку к баттакам, а в его отсутствие обнаружил растрату в кассе!
