Елена Чудинова - Лилея
«Воистину, смертный страх - лучшее лекарство от скорбей разлуки», - промолвил король.
Ветер успел высушить намокшие волосы крестоносцев: соль блестела на них, словно седина.
Однако ж ни один корабль не пошел ко дну, плаванье вскоре продолжилось.
Две недели спустя трепещущий Тунис наблюдал за приближеньем христианского флота. Войска агарян бежали в смятении. В безлюдной гавани качались, бесполезные, словно выеденные ореховые скорлупки, два брошенных корабля. Войско высадилось без урона. В первую ночь спали там же, где высадились, но место было слишком открытым. С утра крестоносцы начали перемещать лагерь на равнину, к необитаемым стенам старой крепости.
Крепость-невеличка стояла на развалинах Карфагена, страшного и проклятого града языческого. Она и звалась теперь Карфагеном, хотя и не была им. Первые недели дамы страшились ночевать в ее стенах, после привыкли. Что поделать, коли это единственные стены, которые можно предоставить здесь дамам: на мужчин места попросту не хватило.
- Совсем как у нас, в домишке рыбака, - пробормотала Нелли, пробуждаясь. - Вот оно что, теперь все и срослось. Там, в проклятом Карфагене, король заболел, там умерли его брат граф Артуа и любимый сын Жан-Тристан, рожденный в Святой земле. Теперь мне нечего больше ждать, круг замкнулся.
- О чем ты шепчешь? - Катя склонилась перед нею в свете фонаря.
- Да все о том же. Я чего, спала?
- И умудрилась бурю проспать! Ох и болтало! Ужо пооборвало у нашей «Розы» лепестков.
- А мачта не треснула? - Нелли рассмеялась.
- Слава Богу, цела. Ты с чего спрашиваешь про мачту?
- Так, спросонок, - Нелли оглянулась в поисках Романа, но прежде, чем успела обнаружить его отсутствие в трюме, мальчик спрыгнул из раздраенного люка на лесенку.
- Буря-то нас отнесла немного, - заявил он с видом озабоченности. - Чуть позднее в Дувр входим. Однако ж он виден. Лена, хочешь поглядеть? Вообще ничего тут интересного и нету, одне песчаные отмели!
- Команде, я чаю, отдых надобен, - сказала Нелли отцу Модесту, поднявшись на палубу. - День проживем мы в гостинице или боле?
Священник казался озадачен.
- Стоять мы будем, по словам капитана Кергарека, сутки. Но не думаю, честно сказать, что мне стоит ночевать на постоялом дворе, маленькая Нелли. Право, святым мощам покойнее на корабле. А уж я буду при них. Но уж тебе и Катерине нет надобности отказывать себе в удовольствии ступить на берег страны, живущей по внятным законам человеческого общежития. Здесь некого бояться, сие приятно, хотя бы из разнообразия. К тому ж ты, поди, захочешь сделать какие-нибудь покупки, необходимые для дальнейшего пути.
- Ох, вот уж кунштюк! - Нелли засмеялась уже по-настоящему весело. - У меня ж денег ни медного гроша! Были банковские письма, так те санкюлоты в тюрьме отобрали! Я последние месяцы о деньгах ни разу не вспомнила.
- Хорошо живешь, дитя. Не тревожься и теперь, я тебе выправлю бумагу для банков, коими пользуется наш орден. Экая, глянь, красивая, яхта!
На море уж делалось тесно от кораблей, совсем как от людей на улице. А до пристани еще оставалось меж тем изрядно. Нелли даже не поняла, о каком судне толкует отец Модест. Меж тем оное священника, казалось, изрядно заинтересовало.
В отличье от французских городков с разноцветно штукатуренными их домами, Дувр оказался настоящим краснокирпичным царством. Нелли вспомнила, что в туманных краях штукатурка быстро сходит. Светлая черепица крыш и обильные штоковые розы по стенам изрядно скрашивали мрачность домов. Но краше всего показались Нелли обыденные лица англичан. Девушки, хорошенькие как одна, все с одинаковым очаровательным пунцово-хладным цветом ланит, казались беспечны и веселы, юноши самодовольны и щеголеваты, матери семейств спокойно-озабочены. Так бы и глядела часами из окошка тесного нумера на улицу!
- Кого выглядываешь? - Катя принялась разбавлять из фаянсового кувшина принесенный служанкою кипяток.
- Просто так. И не понимают вить, сколь щасливы.
- Щастье всегда таково, его видишь издалёка. Сразу человек понимает лишь горе да муку.
Нечто в голосе подруги встревожило Елену, и она пригляделась к той пристальнее. И сей взгляд ее встревожил. Под черными глазами Кати легли тени, и глаза и волоса, казалось, утратили всегдашний живой блеск свой, лицо осунулось и подурнело.
- Эй, Катька! Ты не больна часом?
- Больна не один час, но при том вполне здорова. Иди лучше, оболью покуда вода горяча. Мыло лавандовое, что в лавке брали, должно быть хорошее. Я вообще слыхала, что у здешних мыловары отменные.
- Слушай, ты мне тень на плетень-то не наводи, - Нелли тем не менее подставила голову под щедрый горячий ливень - не без наслаждения. - Чего с тобою делается?
- Да ничего со мной такого. Да не брызгайся ты, как кутенок, вишь, лужа на полу! - Катя принялась заворачивать рукава повыше. Чуть ниже локтя на округлой ее руке зиял свежий ожог, еле затянувшийся коростою.
- Обо что это ты так?
- О головешку из костра. Неделю назад.
Нелли решительно набросила на волосы чистую простыню.
- Ерунду ты какую-то говоришь, не пойму зачем. Головешкою в таком месте надо слишком уж умудриться обжечься.
- Эка мудрость, вынула за остывший край да ткнула.
- Ты чего, сама себя обожгла? Катька?!
- Ну, сама, - Катя принялась сердито намыливать собственные локоны.
- С каких пирогов? Ты лучше сразу говори, я вить не отстану.
- Хорошее средство. Некоторые и монахи оным, я слыхала, не брезгуют на крайний случай. Ежели мысль-то воспарит в мечтаньях куда не надо, самое лучшее лекарство. Как глаза на лоб от боли полезут, мигом забудешь про зряшное.
- Вот оно что. - Нелли простояла сколько-то времени молча, наблюдая, как кудрявые волоса подруги, намокая, делаются прямыми. Затем воротилась к окну, отдавая дань новой своей привычке - по десять раз убеждаться, что Роман никуда не делся. Быть может, в России, дома, сие потихоньку пройдет. Через улицу, в окне маленькой кофейни видно было, что мальчик продолжает лакомиться сладким вареным тестом под названьем пуддинг. Только после она вновь подошла к подруге. - Значит не прошло у тебя… С Иеремией?
- Дитя ты малое, - Катя в свой черед укуталась в мягкое небеленое полотно. - Страсть все одно, что сорняк - крепко в сердце врастает, цепко держит. Ничего нету под луной необоримей любовной страсти.
- Но вить ты не поддашься? - спросила Нелли почти шепотом.
- Скорей горло себе перережу! - жестко ответила цыганка. - Слишком большие вещи на кону, нельзя проиграть.
- Нет, знаешь, не затем мы живы воротились от санкюлотов, чтоб ты сама себе горло резала. Дитя я иль нет, а я тебе вот что скажу, Катька. Ты сама сорняк сей поливаешь. Раньше по-другому нельзя было, иных печалей хватало, а теперь надобно с этим кончать.
- И как же мне прикажешь сие сладить? - Катя со злостью сушила волоса, нещадно их теребя. - Что-то я в толк не возьму.
- Не зря народ говорит - с глаз долой, из сердца вон, - ответила Нелли твердо. - Расставаться пора.
- Выходит тогда - и с тобою тоже.
- Выходит, Катька.
- Слушай, не могу я так, - теперь цыганка взволнованно ходила по не слишком просторной горнице. - С отцом ты только-только рассталась, а уж без Парашки теперь будешь - ровно пустой рукав. Не могу я тебя нынче бросить. Хоть до датчан провожу, а то до Питера.
- Да брось ты с глупостями, я дело говорю! - возмутилась Нелли. - В зеркало на себя глянь лучше, сколько тебе годов, нешто сорок?! Почернела вся. Очень мне нужно, чтоб ты на моих глазах изводилась. А я тебе еще скажу, теперь хуже будет. Санкюлоты-то они того, отвлекают от страстей чем-то не хуже горящей головешки. Нешто не так?
- Так, - вынужденно согласилась Катя.
- Ну а прочее - гиль! - Нелли взяла подругу за обеи руки. - Катька, надобно было мне в лихую сторонку ехать, я позвала, ты услыхала. В этом дружба, а не в том, чтоб слезы в обнимку лить. Да, тяжко мне теперь будет без Парашки да без батюшки, а в дому еще и без Филиппа втрое тяжелей. Но сие мое горе, мне его переживать. Я слажу. Все одно расстаться нам скоро, не так уж важно для меня, теперь либо через месяц. А против тебя нонче каждый день играть будет, на судне то посередь моря от любви мало мест прятаться. Я права, ты знаешь, что я права. Давай расставаться здесь.
- Даже не спросишь, могу ль я отсюда по своим-то делам добираться? - Катя улыбнулась с тенью прежнего задора.
- А то я тебя не знаю, - рассмеялась Нелли. - Аль вправду станешь мне голову морочить, что не найдется в большом порту такого кабачка, где б для тебя задней дверцы не отворилось?
- Найдется, - Катя сверкнула белыми зубами, хорошея на глазах. - Подружка моя любимая, давай прощаться.
Стоя у низкого оконца, Нелли наблюдала за немудреными сборами Кати.
- Уж сама простишься с отцом-то Модестом, - Катя подошла к ней. - А Ерёме скажешь… Нет, не говори ничего, он все и так поймет. Так и ему легче. Экие право, ребятишки смешные: куда в них только лезет?
