Иван Багмут - Записки солдата
Все-таки какое приятное занятие охота! Я давно не испытывал такого наслаждения, как при поимке этих четырех вредителей.
Выскользнув через окно, я залез на крышу. Отсюда видны были пруды, рыболовы, «живорыбная» машина. На другом скате крыши я встретил знакомого серого котика и, сказав, чтобы он объявил всем о лекции, спрыгнул на землю и пошел осматривать двор.
Возле амбара сушился невод Ракши, и я с удовлетворением улыбнулся. Потом вошел в амбар и ужасно удивился — отовсюду несло густым запахом мышей. Что же делают местные коты? Их здесь не меньше десятка!
Присев на минутку посреди амбара, я сразу же заметил мышь и схватил ее. Вот увидел бы меня Писатель! Сколько он клеветал, будто я лодырь!
Наохотившись вволю, я вышел во двор и встретился со своим врагом. Пуголовица с брезентовой сумкой через плечо шагал в лабораторию. Физиономия у него была заспанная, но довольная.
«Мерзавец! — подумал я. — Пользуешься чужим подвигом!»
Тут я заметил, что в сумке что-то шевелится. Природная любознательность и сознание, что не следует спускать глаз с этого преступника, заставили меня пойти за ним.
Долговязая лаборантка заглядывала в микроскоп.
— Вот послали вам на анализ, — проговорил Пуголовица, вынимая из сумки больных карпов. Это было страшное зрелище: обезображенные язвами, распухшие, изгрызенные паразитами, они вызывали отвращение. А я к тому же только что позавтракал, да еще в амбаре, отбросив страх перед туляремией, съел пару молодых мышат.
— Что делает болезнь! — сказал Пуголовица.
— Просто ужас! — поддержала его лаборантка. Эта краснуха поперек всего организма у меня стоит.
Пуголовица положил больную рыбу в ванночку, потом пытливо взглянул на лаборантку и вытащил двух здоровых трехкилограммовых карпов.
— А это вам, Аделаида Семеновна, от меня.
— О, спасибо! — сказала она басом и вскинула брови. — Хотя у меня и нет тенденции принимать подарки, но с вашей стороны это очень любезно.
— Пожалуйста! Варят же рыбаки уху, а разве можно равнять вашу работу с ихней? Я-то знаю! В институте служу.
— Благодарю вас, сказала она. — Работа у меня сложная, но я не имею тенденции пользоваться своим положением.
— За тенденцию не скажу, а на меня можете надеяться! Кушайте на здоровьичко!
— Спасибо, спасибо, — еще раз поблагодарила лаборантка.
«Люди, люди! — подумал я, вздохнув. — Да разве так можно делать?! Аделаида, зачем ты взяла карпов? Разве ты съешь шесть килограммов рыбы?»
— Вы сегодня отличились! — басом, но вкрадчиво проговорила лаборантка и, кокетничая, дернула бровями. Я бы просто убивала этих браконьеров!
— А ты сама разве не браконьер, когда берешь краденую рыбу? — бросил я с сарказмом.
— Убивать таких гадов — самое верное дело! — ответил Пуголовица и даже не покраснел. — Нынче снова дежурить…
«Эге! — сказал я себе. — Значит, и мне не поспать».
Пуголовица вышел, а я остался посмотреть, что будет делать лаборантка.
Думаете, она бросилась к больной рыбе, бросилась делать анализы? Как бы не так! Нет, она запаковала одного здорового карпа в бумагу и положила в холодильник, а другого почистила, разрезала и поставила жариться на электрическую плитку.
«Боже! — подумал я. — Сколько врагов у рыбы! Эпидемические микробы, вши, пиявки, браконьеры и даже те, кто призван разводить карпов и охранять их!»
Грустный, с тяжестью на душе, я направился к выходу и на пороге встретил котика.
— Я все сделал, сообщил он. — Вас ждут за амбаром.
— Прекрасно, — ответил я, и мы побежали.
Я читаю лекцию. Религиозный кот
Аудитория собралась довольно обширная, не менее полутора десятков котов и кошек, не считая котят. Как и надлежит лектору, я сперва глубокомысленно помолчал, внимательно осматривая присутствующих. Я сразу же обратил внимание на двух котов: один, старый, толстый, с желчным недоверчивым взглядом, косился на меня явно враждебно; другой, тоже толстый и тоже немолодой, но, в противоположность первому, любезный, смотрел в мою сторону с подчеркнутым равнодушием, зато когда переводил глаза на соседа, старого кота, взгляд его становился сладким до тошноты.
На мордочках молодого поколения кошек я читал восторг. И это неудивительно: когда еще они видели у себя лектора с таким роскошным хвостом и с такой пушистой шерстью! К тому же среди всех присутствующих я был единственным черным котом.
Я еще раз окинул взглядом аудиторию и заметил худого, с закисшими глазками котенка, смотревшего, впрочем, на меня скептически. Подбородок у него был вымазан сажей, а усы подстрижены. Котик, объявлявший о лекции, увидав, на кого я смотрю, весело подмигнул мне и шепнул на ухо:
— Это наш стиляга!
Я сдержал улыбку и начал:
— Тему лекции вам сообщили. Вы живете в семьях, где есть малые дети, которым рассказывают сказки. Поэтому вам должны быть известны художественные произведения с героями-котами. Я глубоко уважаю людей, но не буду брать пример с некоторых лекторов, любящих пересказывать то, что все знают.
По аудитории прошло одобрительное мурлыканье. Только старый кот посмотрел на меня с ненавистью, а его толстый приятель подобострастно заглянул ему в глаза.
— Из уважения к вам я не стану говорить о тех произведениях, которые вы не читали. Из уважения к себе не стану говорить о произведениях, которые не читал сам.
В ответ раздался смех, аплодисменты, а старый кот еще больше нахмурился.
— Друзья! — продолжал я с подъемом. — Критик должен дать принципиальную оценку произведению и растолковать значение художественных образов, раскрыть все их богатство, всю их глубину, весь их пафос. В чем же пафос сказки «Кот в сапогах»? В том, что кот выступает там как положительный тип. Выступает как кот, достойный подражания. Сказку создали люди. Отсюда логически вытекает, что человек любит и уважает котов. «Кот в сапогах» — произведение французское. А возьмите вы русскую сказку «Кот и петух», где главный герой Котофей Котофеевич не только спасает от смерти глупого петуха, но и носит старику на работу завтрак и обед! Это кот-труженик! И так везде! Во всех произведениях!..
Я сделал паузу.
— А «Кот-ворюга» Паустовского? — послышался иронический голос кота-подхалима. — Разве в этом рассказе писатель не исказил образ советского кота? Что же вы об этом ничего не говорите?
Все притихли, а молодежь вопросительно поглядывала на меня.
— А как вы́ думаете? Исказил или не исказил? — спросил я в свою очередь.
Кое-кто хихикнул. Подхалим взглянул на тех, кто смеялся, потом на меня и самоуверенно сказал:
— А как же еще можно квалифицировать произведение, где кот изображен ворюгой? Это искажение! Я скажу больше — это поклеп на кота! Лично я так считаю.
Было совершенно ясно, что этот невежда, кроме названия, ничего не прочитал. «Ну, я тебе покажу!» — решил я и даже подпрыгнул от радости.
Кот-подхалим подумал, что я растерян и напуган, и нагло крикнул:
— Отвечайте!
— Товарищи! — обратился я к аудитории. — У людей нередко бывает, что они выступают с критикой художественного произведения, не прочитав его. Бывает же так, что сегодня критик ругает произведение, а назавтра ситуация меняется, и он его хвалит… Причем с таким видом, будто и не ругал вчера. Товарищи, я хочу вам предложить: не будем брать в этом пример с людей!
— Не будем! — завизжал Серенький, который понял, куда я клоню.
— Я предлагаю, — продолжал я, — не прощать тем котам, которые выступают с критикой, не читая произведения. Я предлагаю бить таким котам морду! И не в переносном, а в прямом смысле!
— Правильно! Правильно! — загудела аудитория.
— Позвольте! — всполошился кот-подхалим. — Как это — не брать пример с людей?! Ведь мы тем самым окажемся к ним непочтительны! Надо хорошо подумать, прежде чем решиться на такой важный шаг…
Но его слова потонули в выкриках:
— Бить! Бить таких!
Серенький, когда шум утих, сообщил:
— У Паустовского описано, как кот-ворюга стал честным котом.
— Бить невежду, бить критика! — заорали все.
Злосчастный «литературовед» попробовал было улизнуть, но, увидев, что это ему не удастся, только нервно облизывался, озираясь по сторонам.
— Позвольте мне как педагогу первой приложить лапу! — проговорила кошка, жившая у местной учительницы.
Я увидел, что расправа с котом-подхалимом может сорвать мне лекцию, и предложил набить ему морду после собрания, так сказать, в рабочем порядке. Меня поддержали, и я продолжал:
— Люди нас любят, слагают о нас сказки и песни, пишут рассказы и стихи. А мы? Давайте же посмотрим на себя. Достойны ли мы образа, который создал народ? — Я пытливо оглядел слушателей и увидел, что вкрадчивый опустил глаза. — Достойны ли мы нашего высокого имени? Вы, очевидно, все знаете, что из семейства кошачьих вышел царь зверей — лев, что из этого семейства вышли тигры, что мы приходимся дядьями и тетками этим знаменитым и страшным зверям? Заметьте: не кот из семейства львов или тигров, а тигры и львы из семейства кошачьих!
