«Стрижи» на льду - Тополь Эдуард Владимирович
Чудом не рухнув на пол, Егор, ухватившись за подоконник, отдышался и вышел из школы во двор. А Виктор задержался возле Кати.
На улице стоял весенний ликующий птичий гомон. Солнце слепило глаза, свежий апрельский воздух, пахнущий землей и берёзовыми почками, разом вошёл в лёгкие и поднял настроение. Господи, как мелко и тщедушно всё, чем дразнят и пытают его и Виктора эти Бугримов и Зайцев! Как ничтожны их выходки по сравнению с этим бездонным небом, высокими перьевыми облаками и весёлыми птицами, занятыми строительством гнёзд…
Егор подошёл к турнику, поднял руки, достал до влажной перекладины и попробовал подтянуться.
И в этот момент из школы выскочила компания Бугра, тут же окружила турник и стала издеваться:
– Ну, давай, Шварценеггер! Сколько раз подтянешься?
– Нет, он не Шварценеггер, он Брюс Ли!
– Да он с первого класса прикидывался инвалидом! А на самом деле он же Костя Цзю!
– Да какой Цзю? Они оба – братья Кличко! Сейчас второй придёт…
И действительно, в этот момент Виктор вышел из школы в поисках Егора.
Егор вздохнул и, чтобы брат не успел снова схлестнуться с этой компанией, пошёл прочь от турника, оставив его команде Бугра.
– А что тут было? – встретил его Виктор на полдороге.
– Да ничего. Пойдём.
– Они тебя били? – Виктор оглянулся на Зайцева, который тут же стал демонстративно подтягиваться на турнике.
– Нет, пальцем не тронули. Пошли…
И хотя вокруг продолжался птичий гомон, ярко светило апрельское солнце и земля всё так же пахла почками и будущими грибами, Егор, уходя с площадки, уносил в душе горький осадок какого-то мелкого поражения и даже трусости.
* * *В этот вечер он прятал глаза от портрета Ткаченко и ни разу не взглянул в его сторону. А улегшись в постель, тут же закрыл глаза – только бы сегодня не пришёл к нему Иван Леонидович!
И тот не пришёл.
* * *Вы когда-нибудь думали, для чего в вашем доме лестница?
Вы скажете: подниматься к свей квартире и спускаться из неё. Так вот, вы ошибаетесь!
Лестница – это спортивный снаряд для развития мускулатуры ног и закалки характера.
Не верите?
А взгляните на Егора, который со следующего дня уже не пользуется лифтом, а пешком поднимается не только на свой пятый этаж, но ещё выше, на седьмой! После чего, прихрамывая, сбегает вниз и, мысленно демонстрируя Ивану Леонидовичу свой спортивный характер, снова – через «не могу» – заставляет себя пешком подниматься вверх.
Попробуйте, это очень полезно!
Особенно, если делать это раз десять за день.
Нет, сразу у вас такие результаты не получатся, даже если вы пользовались своими обеими ногами с момента рождения. Но месяца через два вы научитесь не только пешком, но и бегом по несколько раз подниматься на седьмой и даже на десятый этаж…
Лето пришло в Ярославль.
Зеленью укрылись парки и городские аллеи, вверх и вниз по матушке-Волге пошли речные корабли и баржи, малыши оккупировали песочницы и детские площадки.
И весь город стал для Егора и Виктора спортивным стадионом.
Теперь они вдвоём вскакивали на рассвете и выбегали из дома в 5:30 утра, когда солнце только-только поднималось над Волгой и верхушками парковых деревьев. В Ярославле пятнадцать парков, четырнадцать скверов, одиннадцать городских садов, пять бульваров, огромная берёзовая роща и четыре сосновых бора!
Пройдитесь по ним рано утром, и вы обязательно встретите двух братьев Юрасовых.
В спортивных трусах и майках они бегут по Волжской набережной… Наперегонки взбегают по крутому Мякушкину спуску у Беседки любви… Прыгают через скамейки у Красного маяка… Качают мускулатуру и подтягиваются на «Слоне»… Освежаются в мощных струях музыкальных фонтанов Стрелки… И снова бегут всё выше и выше по зелёным склонам, ведущим к Храму…
А тем временем город просыпается, полнится колокольным звоном церквей, спешит на работу, и туристы заполняют экскурсионные автобусы. В одном из них экскурсовод Татьяна Юрасова, мать Виктора и Егора, по-русски рассказывает туристам из Сибири, а по-английски туристам из Европы, Америки и Австралии о Ярославле – «русской северной Флоренции», о его зодчих и его сокровищах: многовековых росписях, уникальных иконах и золотых алтарях в Успенском Соборе, ансамбле церквей Благовещенского прихода, Фёдоровском кафедральном соборе…
А братья продолжают бежать по аллеям и паркам… отжиматься… качать пресс… подтягиваться… прыгать через садовые скамейки… и придумывать себе всё новые и новые спортивные упражнения…
И наконец, Виктор привёл брата в свою подростковую секцию хоккея «Соколы „Локомотива“».
Но тренер Валерий Игоревич смерил Егора пренебрежительным взглядом:
– В тебе сколько веса? Полкило, что ли? – И сказал Виктору: – Кого ты мне привёл? Он, поди, и на коньках стоять не умеет!
– Я буду стоять на коньках, – сказал Егор.
– Ну, когда будешь, тогда и придёшь, – отмахнулся тренер и приказал своим ученикам: – Команда, на лёд!
Оставив брата, Егор, совершено убитый, вышел из Дворца спорта и вдруг увидел, как сюда же подкатила на мотороллере… Катя! Загорелая и худенькая, она спешно приковала цепочкой свой новенький мотороллер у тумбы с театральными афишами, спрятала под сиденье шлем и, перебросив через плечо спортивную сумку, бегом помчалась во Дворец.
– Привет! – на ходу бросила она Егору, пробежав совсем близко от него.
– Привет. А ты куда?
– На тренировку. Извини… – крикнула Катя через плечо и исчезла за дверью.
Егор, недолго подумав, пошёл за ней.
* * *Это был гимнастический зал, тренировка детской секции художественной гимнастики. Где-то под потолком Луис Армстронг играл «Basin Street Blues», и под эту музыку юные и совсем юные, даже пятилетние гимнастки под руководством строгой учительницы-тренера делали разминку – «лодочку», «рыбку», «мостик», «перекат», «шпагат», «верёвочку», «колесо», кувырки вперёд и назад…
Стоя в полумраке за колонной, Егор заворожённо смотрел на это действо и даже не заметил, как к разминающимся гимнасткам присоединилась Катя.
Потом по хлопку тренера девочки освободили пол, и начались упражнения с лентами, обручем, кольцами и шарами.
Но когда очередь дошла до Кати, и она – в коротенькой юбочке, вся такая стройная и воздушная – начала свои упражнения с лентами (да так, что у Егора дыхание остановилось от её красоты и грации), – именно в этот момент его обнаружила тренерша.
– Это ещё что такое? – возмутилась она. – Ну-ка, на выход!
* * *И Егор поплёлся домой. Раздавленный и убитый отказом тренера «Соколов», он впервые за последний месяц поднялся на пятый этаж на лифте. А в квартире, не зажигая света, брякнулся, одетый, на постель, забросил руки за голову, тупо уставился глазами на братнину верхнюю полку и, даже не видя портрета Ткаченко, сказал вслух:
– Всё, Иван Леонидович! Не выйдет из меня хоккеиста…
И выжидающе посмотрел на окно.
Но никто не появился в этом окне, кроме вечерних сумерек.
«Да, – горестно думал Егор, – если я сдался, то кому я нужен?»
Сознавать это было тяжко, он вздохнул, встал с постели и отправился на кухню.
Хотя солнце уже зашло, но на этой, западной, стороне дома было ещё более-менее светло. Егор включил газовую конфорку, набрал полный чайник воды, поставил его на огонь. Потом вынул хлеб из хлебницы, отрезал себе ломоть и открыл холодильник, достал приготовленные мамой котлеты и банку с томатным соусом. А когда отвернулся от холодильника, увидел Ткаченко. Иван Леонидович сидел за кухонным столиком, и вид у него был грустный, даже печальный.
