Валерий Гусев - Профессор без штанов
Тут у них в глазах появился еще один интерес. Но мы еще не знали, какой.
Вскоре выяснилось. Когда мы опять появились в «Зверинце», там между вагончиками уже стояла остроконечная хижина из рубероида, а возле нее у костра, на котором грелся чайник, сидел довольный дядя Ваня, курил трубку. А рядом, свернувшись в клубок, сладко дремал Умка.
И они оба совершенно не обращали внимания на толпившихся возле них зрителей, восторженно наблюдавших эту картину.
– Здорово придумали, - проворчал Алешка. - Живого человека как экспонат выставили!
Неожиданно объявился Ростик. Ни в каких Америках он не был, бабушка на всякий случай преувеличила. Ростик все это время страдал на даче. И, несмотря на голодовку, здорово поправился.
Мы его обрадовали, свозили в Ясенево, показали Прошкина.
– Он! - воскликнул Ростик. - Мой др-руг! Забир-раем!
Обрадовав Ростика, мы тут же его огорчили, пояснив, какие трудности мы уже преодолели и какие нам преодолеть еще предстоит.
– Ростик, - втолковывал ему Алешка, - папа сказал, что нужны особые приметы. Клюв, хохолок, хвост - это все не годится. Это у каждого попугая есть. И не только у попугая.
– И у коровы, - кивнул Ростик, соглашаясь.
– Что, клюв?
– Хвост. Хохолок тоже бывает. Между рогов.
– Ты в своей Америке, - рассердился Алешка, - совсем дураком стал.
Я еле успел вмешаться. И развел боевых друзей по углам. Они еще посопели, поворчали, но успокоились.
– Какие приметы? - задумался Ростик. - Чай любит. Конфеты таскает и прячет на шкафу, в маминой вазе. А когда пришел к нам сосед Крошкин, на шум жаловаться, мама его тоже чаем угостила.
– Ну и что? Какая же это особая примета?
– Очень даже особая, - обиделся Ростик. - Прошкин ему в чашку…
– Сахар положил? - восхитился Алешка.
– Ага. Положил. Только не сахар.
– Умница! - догадался Алешка. И покачал головой: - Только это тоже не примета.
– Бытовое хулиганство, - добавил я. - Думай дальше.
Ростик добросовестно стал вспоминать.
– Песню поет. Про Катюшу. Только очень коротко.
– Это как? Изобрази.
– «У Катюши р-расцветали гр-руши!»
У Ростика здорово получилось. По-попугайски.
– Это примета, - деловито кивнул Алешка и записал эту фразу. - Только для экспертизы маловато будет.
– Думай еще, - подстегнул я Ростика.
– Он разучился в своей Америке, - начал было опять заводиться Алешка, но я его вовремя придержал.
– Он «Спокойной ночи, малыши» очень любит! - вспомнил Ростик. - А когда его спросишь: «Прошкин, который час?», он начинает тикать, как будильник.
– Что-что? - насторожился Алешка. - Ну-ка покажи.
– Я ж не Прошкин! - попробовал было отмотаться Ростик. Но с Алешкой такое не проходит.
– Тикай! - сказал он. И глаза его почему-то загорелись. Особым огоньком.
Ростик насупился, но «потикал».
– Блеск! - воскликнул Алешка. - Вот это особая примета! Самая особая! Никаких нам больше примет не надо. Никаких экспертиз. Мы твоего Прошкина сами заберем!
– А как? - недоверчиво обрадовался Ростик.
– А так! - очень толково и подробно объяснил Алешка.
– Ну… - протянул я. - Наверное, ты прав…
– Значит, - уточнил Алешка, - чтобы Прошкин «затикал», его надо спросить, который час? Так?
Ростик кивнул. И Алешка изложил свой план. По-моему, великолепный. Как хвост у Прошкина. И главное, мы не только вернем попугая, но и страшно отомстим его похитителям.
– Нужно им письмо написать, - начал развивать свой план Алешка. - С предупреждением. - И схватился за авторучку.
– Нет уж! - возразил я. - Ты напишешь! «Тыща бакссофф»!
Алешка ни капельки не обиделся, сразу согласился:
– Да! Это должно быть взрослое письмо. Пиши, Дим.
– Сейчас! - Я включил телевизор и погонял его по каналам. Зачем? Нетрудно догадаться. Боевики повыхватывал, чтобы убедительно написать. Под настроение.
Потом сел за стол и без всяких черновиков накатал:
«Ты, лох моченый! Развернул, в натуре, свой вонючий зверинец на чужой территории. Бабки хватаешь. Делиться, козел, надо. Завтра для начала твой птичник рванем. Подумай».
И подпись - «Группа братков».
А для большей убедительности я допустил несколько ошибок.
– Молодец! - похвалил меня Алешка. - Сразу видно, чей ты брат!
Так кого же он похвалил? Себя или все-таки меня?
И час настал. Вернее - пробил.
Мы дали дяде Федору папину кожаную куртку и мамину золотую цепочку. Она ее все равно не носила. Это была не цепочка, а «златая цепь на дубе том». На такую цепь не то что кота - тигра можно было посадить. Да и не золотая она была, в натуре. Ее маме тетя Наташа подарила. Выбросить-то жалко.
Но дяде Федору она очень понравилась. Он напялил папину куртку прямо на футболку и повесил на шею цепь.
Подошел к зеркалу. Помолчал. А потом сказал с восторгом:
– А я и не знал, что я такой крутой пацан! Типа того.
Да, в этом прикиде добряка дядю Федора стороной надо обходить.
– Поехал! - решительно сказал он. - Письмо давайте.
Через час с небольшим в вагончик-контору «Зверинца» вошел развязный и грубый, не очень молодой парень. В кожаной куртке, с огромной золотой цепью на голой груди.
– Здорово, мать! - сказал он толстой даме и развалился на стуле. - Где твой шеф, в натуре? Бабки считает? Гони его сюда, типа того.
– Я сейчас охрану вызову, - пролепетала дама.
– Зови, блин! - зевнул дядя Федор. - Погромче! А то моим браткам на входе скучно, по жизни.
– Что вам надо? Это ограбление?
Дядя Федор обиделся.
– Мать, к тебе деловой пацан пришел, а ты пургу гонишь! Шефа давай сюда, базар к нему есть.
– А… А его сейчас нет на месте. - Дама дрожала, как осинка под осенним ветром. Как здоровая сосна, точнее. Под ураганом.
– Блин! - дядя Федор встал, пошарил по карманам, вытащил замызганную бумажку. - Отдай ему эту маляву. Секешь?
– С… секу. Это документ?
– Деловое предложение. Здрава будь, боярыня. - И дядя Федор, открыв ногой дверь, вышел из кабинета.
Дядя Федор благополучно вернулся, скинул папину куртку, с явным сожалением снял с шеи «златую» цепь - уж очень она ему понравилась.
Мы с Алешкой переглянулись.
– Дядя Федор, - проникновенно сказал Алешка. - Вы нам очень помогли.
– Как нам вас благодарить? - проникновенно добавил я. - Денег у нас нет.
– А я их не люблю, - признался дядя Федор. - И они меня тоже. Я вот… такие вот цепочки обожаю. Ради красоты.
– Дарю! - сказал Алешка.
Выбросить-то ее жалко.
– Да что ты! - обрадовался дядя Федор. - Да за такой подарок!… Дим, пиши еще письма! Куда надо снесу! Хоть цельный год носить буду!
И дядя Федор ушел счастливый.
А вечером мама стала рыться в своих шкатулках, приговаривая:
– И куда она делась? Как не надо, так все время под рукой. И главное, здоровенная такая, а затерялась, как маленькая. Отец, ты не брал?
– Что? - отозвался папа из-за газеты.
– Да цепь эту. Что Наташка подарила.
– Попробуй только надеть ее, - пригрозил папа, - я с тобой сразу разведусь. Только ты меня и видела.
– Да я не себе. У нашей вредной Марьи день рождения. - Вредная Марья - это мамина начальница. - Я хочу ей эту цепь подарить.
Папа вздохнул:
– А я и не догадывался, какая ты жестокая.
– Я и сама не догадывалась, - проворчала мама. - И куда она делась? Алексей! Ты цепочку не брал?
– Какую, мам? - невинно захлопал глазами Алешка.
– Большую. Вот такую.
Алешка вздохнул, потупился.
– Алексей! - напомнила мама. - Раскалывайся!
– Я, мама, ее дяде Федору отдал. У него буксирный трос порвался.
Папа рассмеялся, а мама неожиданно сказала:
– Ну и правильно сделал! Зачем нашей Марье буксирная цепь?
Все, что происходило в Ясеневе на следующий день, мы с Алешкой наблюдали со стороны. Расположившись на «расстоянии зрительной связи» от вагончика с попугаями. Стараясь не попадать в поле зрения Вертинара и охранников. Которых стало заметно больше. И которые стали заметно озабоченнее.
Когда Вертинар, боязливо оглядываясь, пошел с тазиком кормить птиц, Ростик покинул нас и смешался с посетителями зоопарка. Так смешался, что мы сразу же потеряли его из вида.
Но зато мы видели, как Вертинар поставил на пол тазик с кормом и вдруг заорал, вылетел из-за сетки и бросился бежать. И все тоже разбежались. И охрана, и зрители. И даже птицы стали разлетаться. Хлопая крыльями. Усиливая панику.
Только один человек не разбежался. Маленький такой, немного пухлый. Он спокойно шел от клеток с большой сумкой. В которой что-то тикало.
Мы пошли за ним следом. Вышли из парка, направились к метро. А навстречу нам летели милицейская и пожарная машины.
Я не выдержал. И позвонил по таксофону в «Зверинец». Алешка при этом шипел мне в спину, как дикая змея.
– Это была злая шутка, - сказал я, когда кто-то в «Зверинце» снял трубку. - Маленькая месть за большие подлости.
И мы поехали домой.
Но сначала зашли к Ростику. Он вытащил Прошкина из сумки и посадил на спинку кресла. Это была очень трогательная сцена.
