Евгений Наумов - Коралловый город
Живцов повернулся к Макару и зашипел:
— Ну, Синицын, ты еще не отвечал. Иди, выручай команду! Наверное, какую-нибудь задачку дадут, а ты их щелкаешь, как орешки.
Синицын, подталкиваемый многими руками, напутствуемый пожеланиями, выбрался из рядов своей команды и на деревянных ногах побрел к стоявшей в углу черной глянцевой доске.
Там он привычно взял мел и неожиданно почувствовал уверенность: «Уж задачку-то я решу».
— Нужно нарисовать, — раздался голос Многолета, — капусту, огурец, желудь, собаку, кота и коня.
— Пустяки, это же просто! Дуй, Синицын!
— Только, — продолжал Многолет, — морскую капусту, морской огурец, морской желудь, морскую собаку, морского кота и коня.
Все это он проговорил с наслаждением, каждый раз выделяя слова «морской», «морская»… У Синицына даже зубы заныли. Он повернулся к доске с несчастным видом. Что рисовать — он и представления не имел. Каких-то морских собак, котов… А какие они? Может, такие же, как и сухопутные, только побольше размером? Кот величиной с кита? А какой тогда конь? Постой, постой… Какие-то неясные воспоминания возникли в голове. Морской конь, морской конек… Правильно, морской конек! Макар не раз видел его в детских книжках. Он похож на шахматного коня, только вместо гривы — колючки.
И Синицын торопливо принялся рисовать шахматного коня. Правда, получился он немного кривой, зато похожий. Особенно старательно вырисовал Макар круглую подставку.
Сзади засмеялись. Синицын обернулся.
— Это что? — заливаясь, Пашка тыкал растопыренной рукой.
— Морской конь! — Синицын насупился.
«Альбатросовцы» грохнули.
— Шахматный это, а не морской, — отрезал Многолет. — У морского никакой подставки нет, а хвост острый.
И тут Синицын услышал со стороны своего класса сильное шипение, в которое сливался шепот подсказок, увидел множество устремленных на него укоризненных, напряженных и просто сердитых глаз. Но одни глаза — удивленные и немного презрительные — поразили его больше всего. Глаза Поспеловой. Она смотрела на него, то наматывая на руку свою толстую пшеничную косу, то разматывая.
Синицын опустил голову, тихонько положил мел и поплелся на свое место.
Долго еще продолжался турнир между «Альбатросом» и «Любознательным». Синицын в это время горько думал: «Вот и кончилось волшебство. Опять начну двойки хватать. Наверное, пропал мышонок Тик-Так. Что делать? Что делать?»
Еле дождался он, когда закончится турнир. Даже толком не понял, кто же кого победил. Кажется, «Альбатрос», потому что уж больно орали в их стане, а среди «любознательных», наоборот, царило глубокое уныние. Но Макару не до того было. Расталкивая всех, он пробирался к двери. Кто-то ткнул ему кулаком в бок:
— Что же ты подвел нас?
Он даже не оглянулся. Схватив с вешалки пальто, вихрем вылетел на улицу.
Где ты, волшебник Тик-Так?
Было уже темно. Рваные тучи неслись по небу, ветер хлестал по ногам сухими листьями. Макар бежал, горестно бормоча себе под нос:
— Бедный, несчастный… Один раз удача привалила — не учить уроки, да и то ненадолго. Теперь опять гни спину над учебниками, зубри ой-ой-ой!
Отомкнул дверь — дома никого. Затаив дыхание, Макар стал красться по скрипящим половицам на кухню. Откуда-то из темноты вырвался Обормот, стукнулся об ноги и стал тереться. Наверное, колбасы просил. А может…
Синицын вздрогнул:
— Обормот, ты?
Кот сыто и нахально замурлыкал. Макар встревожился, в душу его закралось подозрение. Схватив кота за шиворот, он посмотрел ему в глаза:
— Признайся, слопал Тик-Така? Говори!
Кот сучил лапами и закатывал глаза. Из-под кровати одобрительно наблюдал Брехун, поблескивая крохотными глазками. Кот со своими пакостями сидел ему в печенках.
— Все ясно, — грустно кивнул Синицын. — Ты подкараулил маленького беззащитного мышонка и съел его. Сожрал? Что, скажешь, не так? Эх ты! Ведь это волшебный мышонок! Сказал бы мне, что есть хочешь, я бы тебе килограмм колбасы приволок. Или рыбы наловил. Честное слово!
Обормот захрипел, засучил задними лапами, потом вильнул хвостом, пытаясь царапнуть руку. Синицын отбросил его.
— Уходи, не хочу тебя видеть.
Кот улизнул за шкаф. Макар, все еще держа портфель в руке, тихонько открыл дверь на кухню. Прислушался. Ветер завывал за окном. Вдруг Синицын вздрогнул: на холодильнике сидел маленький живой комочек. Вокруг него мерцало слабое сияние.
— Ты звал меня? Я пришел, добрый мальчик! Что-нибудь случилось?
— Да вот, понимаешь, дорогой Тик-Так, — начал он жалобно, вызвали меня к доске, а я не мог ничего ответить. Вот и подумал, что твое волшебство уже кончилось.
— И ты ошибся! Знай же, мальчик, что волшебство мое сильное, потому что это доброе волшебство. И тот, кто владеет им, не теряет эту силу.
— Тогда почему я ничего не мог ответить?
— Потому что ты не знал того, о чем тебя спросили.
— Но как же так? — недоумевал Макар. — И на уроках я ничего не знал, а… отвечал. Ты же обещал…
— Я обещал тебе, — прервал его мышонок, — что ты будешь знать все, о чем написано в учебниках. Значит, тебя спрашивали о том, чего в учебниках нет.
— Верно! Я был на турнире знатоков, там задавали специально такие вопросы, которых ни в одном учебнике не найдешь. Это для того, чтобы ребята читали разные книжки и больше знали.
— Это правильно, — одобрил мышонок.
Синицын погрустнел.
— Значит, в этих турнирах я не смогу участвовать?
— Почему? Если почитаешь другие книги, то тоже будешь знать.
— Но ведь их много, этих книг! — в отчаянии воскликнул Синицын. А я читаю медленно, пока все прочтешь, так состаришься, что ни в один пионерский турнир не примут, потому что пенсионером станешь. А зачем мне тогда турниры?
— Значит, ты хочешь все знать, ничего не читая, безо всякого труда?
— Вот-вот! Хочу во всех турнирах участвовать. Чтобы мог на любой вопрос ответить. Сделай это, милый Тик-Так!
— Пусть будет так, как ты хочешь.
— Спасибо тебе, Тик-Так…
Макар протянул руку и хотел погладить мышонка, но тот мгновенно исчез.
Всеобщее презрение
— Ну, кто победил вчера? — радостно крикнул Синицын, когда на следующий день увидел в раздевалке Зину Живцова.
Тот хмуро и недоуменно посмотрел на него.
— Ты же был на турнире, чего спрашиваешь? Эх ты, трепач! Кричал: я, я! А сам… Сколько очков из-за тебя потеряли! Если б знали…
— Да ты не волнуйся! — хлопнул его по плечу Синицын. — В следующий раз мы их на клочки разнесем.
— Иди ты! — сверкнул глазами Живцов. — Не хочу слушать. В голове ни бум-бум, хоть бы что-нибудь знал, кроме уроков. Любозна-а-тельный…
— Значит, ни бум-бум? — переспросил Макар многозначительно, и в другой раз Живцов обязательно обратил бы внимание на его тон, да сейчас Зина был слишком зол на Макара. — А вот спроси меня о чем-нибудь!
— Отвяжись! — отмахнулся Живцов.
— Нет, ты спроси! — напирал Синицын. — Попробуй, задай любой вопрос, что вчера на турнире задавали.
— Нашел дурака! — хмыкнул Зина. — Послушал там же ответы, а теперь старается охмурить.
«Эх! — подумал Синицын. — Разве объяснишь, что вчера я ничегошеньки не слышал».
— Ладно, — сказал он. — Тогда задай мне какой-нибудь другой вопрос, которого не было на турнире.
— Где я тебе его возьму? — буркнул Живцов. — Ну чего ты ко мне пристал? Я так переживаю из-за вчерашнего, а ты мне переживать не даешь. Пономаренко! Поговори с ним.
Проходивший мимо Пономаренко остановился и, как всегда, застенчиво улыбнулся:
— А что?
— Да вот, — пожаловался ему Зина, — лезет ко мне, требует, чтобы я какие-то вопросы задавал. Мало его вчера позорили…
— Никто меня не позорил, — запыхтел Макар. — Если бы я захотел, то на любой вопрос ответил бы запросто. — Айн-цвай-драй!
Пономаренко и Живцов как-то странно переглянулись.
— Ну? Слабо? — Макар уже закусил удила.
Живцов загадочно прищурился.
— Любой вопрос? Хо-ро-шо. Задам-ка я один вопрос, на него ни один человек в мире еще не ответил. Я вчера хотел шарахнуть им «альбатросцев», да от расстройства забыл.
— Давай, давай! — оживился Макар. Пономаренко заинтересованно придвинулся, Зина оглянулся и зачем-то понизил голос:
— У какой рыбы зеленые кости?
Синицын удивился: зеленые кости? Разве бывают рыбы с такими костями? Но пока он удивлялся, губы его как-то сами собой ответили:
— У двух морских рыб: бельдюги и саргана.
Живцов и Пономаренко так и отпрянули. Зина даже застонал, словно от зубной боли. И оба снова выразительно переглянулись.
— Значит, все знаешь, — каким-то тусклым шершавым голосом сказал Живцов. — Тогда скажи еще, что такое «ведьмино кольцо».
