Иштван Фекете - Лисенок Вук
Карак крепко спала, лишь перебирала изредка во сне ногами, словно бежала.
Вук подумал немного, а Чус тем временем спряталась в щель. Солнце уже ушло с каменного уступа, и лисенок снова заснул.
Проснулся он оттого, что Карак зашевелилась. В глазах старой лисицы не было и следа сна, и Вук вскочил, словно сроду не спал.
- Здесь была Чус, - сообщил он. - Спинка у нее зеленая. Но я побоялся шуметь. Мясо-то у нее вкусное.
- Брось, сынок, - улыбнулась Карак, - авось проживем и без Чус. Да ты все равно не сумел бы ее поймать. Чус проворная, и там за ней трещина. Я уже пробовала, - махнула она лапой. - Не стоит с ней возиться. Иди, сынок! - Она вытащила остатки петуха. - Поедим то, что осталось от Курри, небось вечером что-нибудь перепадет нам.
Петушиного мяса было на один зуб, но червячка они заморили.
Потом издалека донесся шум. Крики человека, звон бубенчиков и свист кнута.
- Слышишь? Это Гладкокожий, человек! - проворчала Карак. - Не может он не шуметь! Орет на весь лес и считает, что все ему принадлежит. Всех подряд убивает, и мы лишь его боимся. Некоторые люди ходят с молниебойной палкой и способны убить тебя даже на расстоянии. Берегись их!
- Сюда не придет человек? - содрогнулся от страха Вук.
- Куда ему, - торжествующе засмеялась Барак, - ведь он ходит на двух неуклюжих ногах, как аист Келе, тот, что ищет на лугу Унку и живет в деревне вместе с людьми.
- Не обижают его люди?
- На что им аист? У него только ноги да шея, а мясо, говорят, вонючее.
- А нас зачем люди обижают? - встревожился лисенок. - Они едят нас?
- Черта с два! Им просто жалко уступить нам то, что мы едим, ведь они считают, все принадлежит им: и Курри, и Калан, и Таш, и все прочее. Люди любят то же, что мы, и убивают нас, чтоб им больше досталось. И наша шуба нужна им, потому что они гладкокожие, как Унка, и будут мерзнуть, когда затвердеет хребет вод. Но на то темнота, чтобы скрывать нас. На то у нас четыре ноги, чтобы люди нас не догнали, и нос, чтобы мы издали чуяли их приближение, ведь хороший лисий нос издали чует их, таких дурно пахнущих. Люди завистливые, поэтому ненавидят свободный лисий народ. Сильные, как корова Му, у которой они даже молоко крадут, и мы не можем справиться с ними, избегаем этих врагов и отнимаем у них все, что возможно. У людей нет ни носа, ни ног, ни глаз, ни ушей, только огромный рот. И это наше счастье, иначе давно погиб бы свободный лисий народ. И все же остерегайся людей! Их и Вахура, который предал свободный народ и одолжил человеку свой нос. А теперь давай оглядимся немного, ведь ты будешь жить со мной. Мать мне отдала тебя.
Вук в упор смотрел на лису. Какая-то печаль разлилась в воздухе.
- А папа, мама, братишки и сестры будут приходить к нам?
- Нет. Ты их забудешь. И ненавидь Гладкокожего: он погубил их.
Лисенок сел. Он почувствовал горечь во рту и навсегда возненавидел человека. Холодок пробежал по его спине, и старые воспоминания о доме, подернувшись туманом, стали причинять боль. Вокруг него гулял бездушный ветер, в котором не было теплоты Инь, силы Кага, игривости его братьев и сестер. Вук сидел тихо, глядя в пространство, и в его смутные ощущения закралась тоска сиротства.
- Пойдем! - Карак сердечно ткнулась в него носом. - Ты забудешь родных. Надо жить. Научиться уловкам свободных лис и показать гладкокожим тварям, что род Вука сильней, чем они.
Тут солнце зашло за холмы, и в тени стало прохладно. Карак перенесла Вука через трещину в скале и отпустила на отвесном карнизе.
- Здесь ты уже можешь идти.
На вершине холма они остановились. Посмотрели вниз на долину, подставив носы слабому ветру, принесшему с собой живые, теплые запахи.
Скудные воспоминания лисенка уже очистились от тоски, и он сказал:
- Кто-то идет. - И растянулся на земле.
Старая лисица, хотя не слышала ни звука, невольно последовала его примеру. Она в недоумении толкнула Вука, и он указал носом на один из кустов:
- Там!
Возле куста мелькнуло в сумраке что-то белое. Карак уже поняла, что это кошка Мяу, которая, покинув деревню, присоединилась к свободному народу. Она предпочитала не связываться с кошкой: хотя у нее вкусное мясо, но когти острые, и Карак знала лису, у которой Мяу выцарапала один глаз.
Кошка так тихо кралась, что старая лисица даже теперь ничего не слышала, но белая жилетка Мяу мелькала под кустом, где она искала, наверно, гнездо, а может быть, подстерегала живущую там мышку.
Стояла глубокая, напряженная тишина. Вук из любопытства, чтобы больше увидеть, выставил голову, но тотчас пригнул ее, потому что Мяу зашипела и через мгновение уже смотрела на лисиц с дикой груши.
- Как будто можно идти, - поднялась Карак. - Мяу в темноте видит лучше, чем мы, и заметила твои глаза. Теперь уже до утра не спустится она с дерева. Запомни, когда стоишь перед добычей, надо опускать глаза, иначе тебя приметят. А не добудешь еды, станешь слабым, как безногая змея Ши. В темноте горят наши глаза и сверкают зелеными огоньками, как крылья у жука Жу, живущего на цветах. А мясо у Мяу замечательное, да, ты свалял дурака. - Она потрепала Вука за уши, и ему стало очень стыдно.
Но про себя Карак радовалась, что не надо сражаться с Мяу, которая недешево отдает свою шкуру.
У подножья холма лисы снова приникли к земле. Перед ними тихо струился ручей, и на его берегу самозабвенно распевал лягушачий народ.
- Ступай, попробуй поймать Унку, - сказала Карак. - Если что-нибудь стрясется, крикни только.
Лисенок вышел в первый раз на охоту. Карак знала, что он еще мал, но хотела испытать знаменитую кровь деда Вука.
Малютка Вук с древней лисьей повадкой крался к берегу, и глаза Карак сверкали от радости:
- Он будет первым среди лис!
Вук скользил, как ветерок, даже росинки не сбил с травы. Мышцы его маленьких лапок напряглись, и он чувствовал только первобытную прелесть охоты. Он забыл печаль, забыл Карак и Мяу, за которую недавно получил нахлобучку, и его преследовало лишь одно желание: поймать Унку, которая считает, что раз у нее большой рот, то надо и петь.
Добравшись до берега, он, помня совет Карак, прикрыл глаза.
В низине над ручьем дул небольшой ветерок, и шерсть у Вука взъерошилась от радости, когда среди прочих запахов он обнаружил теплый, резкий запах Таш. Он не думал уже об Унке. В пылу охоты лисенок осмелел. Правда, он спугнул Мяу, но теперь покажет Карак свою ловкость.
Вук скользил по берегу, как частица мглы, без голоса, без тени.
Запах Таш становился все более теплым и живым. Дикая утка была, как видно, совсем недалеко.
Глаза у лисенка то широко раскрывались, то сужались. Он спустился к ручью, так как еще дома слышал, что утки спят на воде.
Лягушки старательно распевали, ручей казался неподвижным, как вдруг Вук обнаружил Таш почти у себя под носом.
Это был ответственный момент. Лисенок замер, и ему почудилось, будто утка приближается к нему, хотя это его толкал к ней древний инстинкт крови, охоты. Высмотрев, как удобней схватить ее за горло, он понесся с быстротой молнии.
Наевшись вечером рыбешек, Таш спала. Когда Вук прыгнул на нее, ей показалось, что это обрушилось небо. Она хлопала крыльями, пытаясь взлететь, но потом перед ней потемнела сверкающая на воде рябь, потому что Вук перегрыз ей горло и подмял ее под себя в мелководье ручья, который раньше служил Таш колыбелью.
Утка больше не шевелилась, и Вука потрясла одержанная победа. Борьба была бесшумной и короткой, но он все же надеялся, что ручей разнесет весть о том, что сын Кага, Вук, которого едва видно в молодой травке, поймал Таш. Таш, чуткую, как сова Ух, которая только днем спит немного и, кстати говоря, в затруднительных случаях обычно дает советы лесному народу.
Правда, Мяу он проморгал, но она была бы слишком крупной добычей для такого маленького лисенка.
Вытащив Таш на песчаный откос, Вук присел возле нее, чтобы отдышаться, - ведь утка оказалась очень тяжелой, и почувствовал себя важным, взрослым лисом.
- Что скажет Карак? - думал он и заранее радовался ее похвалам. - Она уже идет. - Вук посмотрел на берег, откуда доносились как будто ее шаги.
Он лег, закрыв собой утку, чтобы старая лисица не сразу ее заметила.
Но тут, почуяв незнакомый запах, лисенок вздрогнул. Это был запах чужой лисьей норы, значит другая лисица кралась к нему средь высокой травы.
- Почему не идет Карак ? - заволновался он. - Ведь она, наверно, слышит, что кто-то чужой пробираетсн по берегу.
Но он не стал кричать; ждал, что будет.
И появилась чужая лисица. Она остановилась поодаль, и Вук увидел блеск ее зеленых глаз.
Поняв уже, что имеет дело с детенышем, она подошла поближе и набросилась на Вука:
- Чей ты сын и что тебе надо в моих охотничьих угодьях?
Глаза лисенка засверкали от гнева, и он крепко прижал к себе утку, свою первую добычу, готовый биться за нее не на жизнь, а на смерть.
