Арина Ларина - Фея для школьной Золушки
Надежда дышала мелко-мелко, словно боялась, что кислорода не хватит. Дмитрий стоял рядом, немного справа, а она даже не могла к нему повернуться, старательно отводя глаза и зачем-то притворяясь глухой. Все же для первого разговора с парнем, который для тебя важен, нужна серьезная тренировка. Планировать и предполагать можно все, что угодно, но вот просчитать реакции собственного организма – задача непосильная. То есть получалось, что сначала надо натренировать и закалить психику на менее важных кавалерах.
– А что ты сегодня вечером делаешь? – спросил Дима.
– Еще не решила, – насмешливо ответил уверенный девичий голос.
«Да-да, именно так и надо отвечать в этих случаях, – заторможенно подумала Надежда. – Какая я молодец. Только, по-моему, это сказала не я…»
Она осторожно скосила глаза вправо.
Так и есть.
Ее Дима, ее принц, парень, ради которого Надя готова была на все, увивался вокруг Катьки Совко, этой крашеной манекенщицы, этой, этой…
Из глаз брызнули горькие слезы, и Надя ринулась в туалет.
– Не реви. – Следом за ней туда же ворвалась Татьяна.
Разумеется, едва только Надя двинулась на свидание к своему Димочке, любопытная Таня поскакала следом. Она вовсе не собиралась застукать Черемушкину врасплох, разоблачить или подглядеть что-то неприличное. Нет, ей просто было интересно. Зато сейчас ее любопытство оказалось как нельзя более кстати, потому что она быстро утерла Надину зареванную физиономию мокрым, холодным платком и сказала:
– Может, Катька с ним еще и не пойдет никуда. Поматросит и бросит. Она такая, сама знаешь… И вообще, он тебя не узнал. Он на тебя даже не посмотрел.
– Сама знаю, – шмыгнула Надя. – Я страшная, очкастая дура.
– Нет. Просто на улице ты была в шапке и с воротником до глаз. Как тебя узнать-то? Только по очкам. А у нас полшколы очкариков. Поэтому ты, Надь, должна его заинтересовать.
– Как? В паре с Терехиным проехаться на кобыле под окнами школы? Тогда мною в первую очередь заинтересуются директор и санитары, – снова всхлипнула Черемушкина. – Тань, я жить без него не могу, я думать ни о чем не могу. Ладно бы он пока просто на меня не смотрел, так он уже к девицам клеится.
– Совсем обнаглел, – согласилась подруга. – Не успел прийти в школу, уже романы затевает. Ничего, мы что-нибудь придумаем.
– Что тут придумать-то? – страдальчески поморщилась Надя.
– Надо с Васькой посоветоваться. У мужчин своя логика. Вернее, это они думают, что она у них есть. На самом деле они все ненормальные, и реакции у них непредсказуемые. В общем, нам нужен засланный казачок. Вот выяснит он, чья гвоздичка, и займется тобой, – распланировала ближайшее будущее сообразительная Гусева.
– Я ждать не могу. Я умру, – всхлипнула Надя. – Пока мы собираемся, Дима с этой Совко что-нибудь замутит.
– Ладно, – великодушно решила подруга. – Будем заниматься обеими проблемами параллельно. Пошли. Вдруг Пузиков уже что-нибудь выяснил.
Дойти до Пузикова они не успели.
Дорогу им преградил один из одноклассников – Сергей Каратаев, невысокий, коренастый увалень, обычно тихо сидевший на задней парте и занимавшийся своими делами. Про таких говорят – середнячок. Учился он так себе, хулиганом не был, но и паинькой его назвать было сложно.
– Танька, ты какие цветы любишь? – деловито уточнил Сергей и строго посмотрел на Гусеву.
Положа руку на сердце, можно было сказать, что раньше Таня его не замечала и вовсе не интересовалась каратаевской персоной. Но как же меняется отношение девушки к парню, как только он проявляет к ней какое-то внимание! Конечно, в том случае, если он не совсем бросовый вариант.
Заалевшая от смущения Гусева кокетливо захлопала ресницами, улыбнулась и взглянула на Каратаева совершенно другими глазами. Во-первых, рост у него был нормальный, с ним даже на каблуках можно было пойти. Во-вторых, сразу вспомнилось, что он занимается какой-то там борьбой, Сережа даже пару раз приносил какие-то медали – хвастаться. В-третьих, лицо у него было вполне приятное, а вовсе не серое и не страшненькое. То есть из разряда «пустое место» Каратаев резко перекочевал в разряд «а он ничего».
– Ну, я всякие цветы люблю, – осторожно улыбнулась Татьяна. – А что? Какие ты странные вопросы задаешь.
– Да тут Пузиков всю перемену ходит и приматывается ко всем с вопросами про тебя и про цветы, – ошарашил ее Сергей. – Я решил, дай, думаю, помогу парню. Я ему даже сказал, чтобы он сам к тебе подошел и спросил. А то чего вот он, например, у меня спрашивает? Мне-то откуда знать? Но он сказал, что стесняется. Короче, Гусева я ему скажу, что ты любые цветы любишь. Пусть не парится, да?
– До чего ж вы все придурки, – в сердцах выдохнула Таня. – Нет, Надь, ну вот что это за издевательство?
– Да я просто спросил, – нахмурился Каратаев. – Чего такого-то?
– Ничего! Сам дурак и вопросы у тебя дурацкие! – выпалила Таня.
– Нормально, – потряс головой одноклассник. – Еще и нахамила. Вот и помогай после этого людям.
– Иди лучше бабушек через дорогу переводи, помощник, – процедила оскорбленная в лучших чувствах Гусева.
Каратаев, пожав плечами и пробормотав что-то крайне нелестное, развернулся и быстро ушел.
– Чего ты на него наехала-то? – заступилась за Сережу Надя.
– Потому что сначала я размечталась, что это он!
– А ты хотела, чтобы цветы были от Каратаева? – изумилась Надежда.
– Нет! Мне вообще все равно! Я хочу уже определиться, от кого эта чахлая гвоздичка. Я хочу ясности в отношениях, а какая может быть ясность, если ничего не понятно. И Васька, идиот, все испортил.
– Да почему? – изумилась Надя.
– Потому что теперь вообще никого будет не найти. Все сейчас начнут обсуждать, что это от него цветок! Вон, гляди, Каратаев понес уже сплетню. Ты, Надь, имей в виду, парни еще хуже, чем бабки-сплетницы во дворе. Насочиняют сейчас, и уже завтра Пузиков узнает про себя много нового и интересного. А девчонки еще и от себя что-нибудь добавят. Тьфу!
– Это не наши. – Пузиков подошел к ним с видом главы семейства, вернувшегося домой после тяжелой работы. Он явно ждал, что его сейчас будут хвалить, благодарить и всячески ублажать.
– Да неужели? Ты, наверное, издалека начинал, вел психологически выверенный диалог, да? – с трагическим сарказмом поинтересовалась Таня. – И, проанализировав все факты, сделал правильные выводы?
– Гусева, мне твой тон не нравится, – поделился Вася. – По-моему, ты хамишь опять. Я тебе что, нанимался? Чего тебе все время все не так?
– Да потому что теперь все обсуждают, что ты в меня втюрился и не знаешь, какие мне цветы подарить!
– Ты преувеличиваешь, – пробормотал озадаченный Пузиков.
– Я преуменьшаю! – гаркнула Таня. Она попыталась сказать что-то еще, но ее гневный монолог был прерван звонком. Когда грохот школьного набата стих, Гусева недовольно уточнила: – С чего ты так уверен, что это не наши?
– Интуиция, – мрачно поведал Вася и ушел на урок.
Девушки поспешили следом.
На алгебре Наде было не до задачек. Она ушла в свои невеселые мысли.
Когда любовь взаимна, это, наверное, счастье и здорово. Ведь пишут же, что влюбленные словно летают на крыльях. Надя и летала ровно до того момента, пока не увидела рядом с Димой другую. А увидев, почувствовала себя птицей, сбитой из рогатки. Это было так чудовищно больно, несправедливо и страшно, что больше всего хотелось плакать и жалеть себя изо всех сил.
Никогда раньше она так не переживала по поводу своей внешности. А сейчас сидела и думала лишь о том, какая она неказистая, невзрачная и вообще…
Почему она никогда не носила юбки? Да, зимой коленки мерзнут и можно застудиться. Но ведь летом и весной она тоже ходила в джинсах! И одежда! У нее не было абсолютно ничего нарядного, ей всегда хотелось спрятаться, смешаться с толпой, поэтому Надя предпочитала темные, неброские вещи. И что она получила в результате? А ничего! Теперь, даже если сильно захотеть, она не сможет выделиться при всем желании. На каблуках она ходить не умела, краситься не умела, прическа у нее была идиотская – косичка какая-то. Ну да, не надо было ничего укладывать, завивать, заливать лаком – утром расчесала, заплела – и вперед на танке.
– Черемушкина, расскажи нам, что там в окне такого интересного? – вырвала ее из печальных дум учительница алгебры.
– Тоска там сплошная, – скорбно поведала развеселившемуся классу Надежда.
– Ты себя плохо чувствуешь? – заволновалась математичка. Надя была у нее в любимчиках, поэтому никаких репрессий в любом случае не последовало бы, что бы Черемушкина ни сказала.
Пользуясь этой привилегией, Надя вдруг кивнула и нахально соврала:
– Да, что-то мне нехорошо, можно я в медкабинет схожу?
– Можно, – обалдело кивнула учительница.
– Она одна не дойдет, – вскочила Татьяна. – Я провожу!
