Ольга Колпакова - Луч широкой стороной
– А мы с одной звезды? – зачарованный сказкой, прошептал Лешка, прижимаясь к маме.
– Если мы вместе, то точно с одной, – кивнула мама.
– А почему же мы тогда ругаемся? – удивился Леха.
– Не знаю, – призналась мама.
– Я знаю, – сказал Димон и начал излагать придуманную им сегодня ночью теорию, из которой я только уяснила, что, если человек не понимает, кто он на самом деле и зачем он на Земле, он начинает притворяться кем-то другим, подражает кому-то. Или становится чьим-то рабом. Он предает свою душу-мечту. И тогда эти лучи-связи путаются или совсем рвутся. Человек начинает ненавидеть тех, кого раньше любил. И луч, который связывает тебя с небом, становится кривым, рваным. А надо всего лишь понять, что тебе нужно на самом деле.
– И как это понять, если сегодня модно одно, а завтра другое? – спросила я.
– Ты только о шмотках и мечтаешь, – покачал головой братец. – Ну, будешь ты завскладом, где этого барахла до крыши, и что, станешь счастлива? Это твоя мечта?
Он вечно передергивает.
– Я же имела в виду, что человеку все время для счастья чего-нибудь надо.
– Обычно денег, – сказал на это папа, подбросив в огонь веток.
– Чтобы быть счастливым, нужно всего лишь испытывать чувство счастья. Это обычная химическая реакция организма. Деньги – это костыли, которыми пользуется человек, забыв, как чувствовать счастье, – прошептала мама. – И это ужасно, если даже в детстве человек не умеет быть счастливым сам по себе. Оттого, что просто живет…
Мы молчали. Но в моем молчании не было согласия. Или не было понимания?
Вода в чаше стала выкипать, чаша загудела, как колокол.
– Я в детстве был весьма доволен своей судьбой. Если бы не отец, который все время говорил: «Езжай в город, а то будешь, как я, всю жизнь коровам хвосты крутить», – я бы никуда не поехал, – сказал папа, разливая чай.
– Мне бы для счастья – лошадь, – сказал Димка.
– А тебе, Леш, чего не хватает? – спросила мама.
– А?! – Лешка вздрогнул и спросонья пробормотал: – Спасибо, у меня есть.
– Лешке не хватает друга, – ответил за него Димон.
– Каждый человек мечтает быть счастливым, – предположила мама. – Но иногда, если родители не очень счастливы, они начинают почему-то активно учить счастью своих детей, вместо того чтобы налаживать свою жизнь. А дети, они сами должны почувствовать, что им нужно для счастья. Они знают это с рождения.
Может, я и знала. Но я забыла! Я даже не знаю толком – кто я. Дина. И что может сказать это имя? Да ничегошеньки!
Если бы я сейчас давала себе имя, как бы назвалась? Сидящая в ночи?
Я – человек в модных штанах?
Я – мечтающая о собаке?
Я – желающая сделать в жизни что-то, но что – не знаю?
Я – осколок звезды…
Папка на мамином ноутбуке – «Дмитрий»/ папка «Аркаим и др.»/ файл «Путевые заметки»
Папа утром как с ума сошел. Он нас чуть вместе с палатками не свернул и не сунул в багажник.
– В машину! – сказал он и сел за руль.
Мы дружно завыли, что не хотим. Всего две ночи на Аркаиме – этого мало!
– Будет вам еще пять Аркаимов, – пробормотал папа, но куда собрался, так и не сообщил.
Может, на раскопки решил поехать? На Южном Урале двадцать городов, подобных Аркаиму, не зря все это место назвали Страной городов.
– Хотя бы в туалет дай детям сходить, – попросила мама.
В похожий на скворечник домик тянулась длиннющая очередь, мы даже успели забежать в кафе и перекусить, а Динка пулей слетала на Шаманку – наверное, загадала желание.
А потом началось вообще нечто. Папа поехал непонятно куда. На все наши вопросы он только бурчал что-то невразумительное.
Мы совсем обалдели, когда остановились у границы с Казахстаном и папа пошел с паспортами на таможню.
– Он нас в рабство хочет продать, – предположила Динка. – Мам, ну узнай, в конце концов, куда же мы едем?!
– Судя по карте, нах остен, – сказала мама.
– На восток, – перевел Лешка.
– Но зачем? – завопили мы. – Если домой, то надо на север!
– Не знаю, – призналась мама, но на всякий случай позвонила на работу и сказала, что мы пока в Казахстане.
Ночевали мы недалеко от Костаная.
А с утра папа опять даванул на «газ». Нам уже было все равно, куда нас везут. Зато хоть не дома торчать все каникулы. Наверное, когда аркаимцы вытащили из домов все свое добро, погрузили детей на телеги, подпалили город и поехали, они тоже не могли ответить детям на вопрос: куда теперь? Или могли, но до поры до времени не говорили?
– А что, – предположила мама, рассматривая карту, – возможно, именно этим путем шли аркаимцы.
– Думаю, их уже не догнать, – заметил я. – Все же пять тысяч лет прошло. Так что пусть папа так на газ не давит. Тем более ограничение скорости.
Ночевали в предгорьях Алтая. Выехали на рассвете. Солнце встало. Один луч зацепился за машину и все время держался за капот. Всю дорогу мы ехали на солнце, поворачиваясь к нему, как подсолнух. Казалось, солнышко везет нашу машину на веревочке.
Мама прочитала в книжке, которую папа купил про Аркаим, будто зароастрийцы считали, что, когда человек умирает, перед ним появляется мост. Не обычный мост, а луч с гранями разной ширины. Если человек прожил жизнь правильно, то луч поворачивается широкой стороной, и человек спокойно переходит через пропасть. А если нет, то мостик становится таким узким, что человеку на нем не удержаться. Правильно было жить так: добрая мысль, доброе слово и доброе дело.
Справа над дорогой возвышалась скала. Слева шло ущелье. Стало даже немного жутко. Вдруг луч, зацепившийся за нашу машину, – тот самый мост? И сейчас выяснится, победит в нас добро или нет.
Через полдня холмистой дороги папа привез нас туда, куда так рвался.
Леша снова наблюдает за коровами и сусликами
Тут тоже суслики есть. Они нам три раза дорогу перебегали. Здесь тоже, как в Аркаиме, горки со всех сторон. Только они выше. Когда мы спускались, деревню не было видно из-за тумана. И мы въехали, как в облако. Мне даже показалось, что мы – частички звезды и сейчас поднимаемся на небо. А мы, наоборот, опускались в долину. Туман быстро рассеивался. Деревья здесь очень большие. Один тополь мы только все вместе смогли обхватить.
И коровы ходят прямо по улице, как в Индии. У некоторых домов окна заколочены, словно пиратские повязки на глазах. Там никто не живет. Людей здесь мало. Наверное, поэтому деревня называется Пустынка. Бабушки с дедушками сидят на лавочках, и папа им кланяется. Мы тоже. Совсем как в Авесте: «…идите прямой дорогой. Встретите знакомого хорошего человека – кто бы ни встретился – подобающе поклонитесь ему. Дела, что вам выпали дома, исполняйте разумно и согласно наставлению. Никоим образом не обижайте отца и мать, не бейте сестру, брата, слугу, служанку и животных, обращайтесь с ними хорошо и достойно. Не будьте злыми, а будьте добрыми и хорошими…»
Здесь, как в Аркаиме, две реки. Но они совсем другие. Одна большая – Чарыш. Другая маленькая, даже без названия. Мы пошли к маленькой реке. Там мост совсем старый. Папа первый на него вступил. Немного прошел и дал руку Дине. Дина дала руку мне. Я дал руку маме. Мама дала руку Диме. Так мы все перешли к высокой белой скале. А под Белой скалой было кладбище. А на кладбище не было мертвецов, а были только деревья. Но если бы даже были мертвецы, здесь много коров, и было не страшно.
То место, где папины дедушка с бабушкой и прадедушка с прабабушкой похоронены, было одной большой березой. Ствол у нее был толстый и прямой, а не как на Грачиной сопке.
Папа сказал, что на этом кладбище хоронили всех, кто жил в деревне, – и русских, и немцев, и украинцев, и башкир, и бурят, и белорусов, и калмыков, и алтайцев. Всех вместе.
Дина о местах силы
Деревня с брошенными домами. Вокруг очень красиво, усадьбы есть крепкие, но эти избушки… Вот почему аркаимцы, уходя, сжигали свои жилища. Тяжело думать о том, как они будут разваливаться. Кажется, что в каждом доме притаился какой-то демон. И дома страдают от нежити, смотрят разбитыми глазами-окнами. Они как брошенные собаки. Не надо, чтобы после тебя оставалось хоть что-то, что будет без тебя так разрушаться. И если некому из живых это передать – передай в другой мир, сожги.
Конец ознакомительного фрагмента.
