Смешилка — это я! - Анатолий Георгиевич Алексин
И Покойник сразу заговорил обыкновенно, по-русски:
— Какая?
— Племянник!.. Ну а если Глеб не вернется, нам придется освобождать его!
Покойник умолк.
«Что же делать? — рассуждал я. — Не пойти ли в разведку? Но тогда мы наверняка опоздаем на электричку. Так-так-так… Где же выход? Если мне одному остаться, а всем другим немедленно мчаться на станцию?»
Я предложил это. И затаив дыхание ждал, что мне ответят: оставаться одному все-таки не очень хотелось.
— Давай вдвоем, — предложил Принц Датский.
— Пусть женщины уедут! — воскликнул я. Посмотрел на Покойника и добавил: — И ты с ними.
Покойник не возражал. Но Наташа не согласилась:
— Еще есть минуты, несколько минут… Подождем. Одного я тебя не оставлю.
Меня! Одного! Хотя и Принц тоже хотел остаться… Она сказала про меня одного! Если бы это было не в холодном лесу, а в какой-нибудь другой обстановке, я бы, наверно, умер от счастья. А так я остался жить.
Хотя в следующую минуту могло показаться, что все мы умерли. Все пятеро! Потому что мы затихли, прислушиваясь к тому, как чьи-то ноги шлепали по лужам и грязи. Они шлепали очень звонко… И вот появился Глеб. Вернее сказать, возник!
— Что у тебя в руках? — спросил я.
— Ботинки… Чтобы не падать… Скорее! Скорее… Погоня!
— Где?
Мы помчались!.. Но, даже задыхаясь от бега, я все-таки умудрился спросить Глеба:
— Он?
— Да… Очень был благодарен…
— Благодарен?
— Ну да… Очень хотел… Меня до станции… «А их, — говорит, — убью!» Ну и я… Пока он за плащом…
Глеб, как всегда, не дотягивал фразы. Но уже трудно было его не понять: сколько он пережил!
«А все-таки, если б не он, вообще бы ничего не случилось! — опять пришла мне на бегу упрямая мысль. — Значит, все равно будет дорасследование. Я обязан довести до конца!..»
Глеб теперь был с нами, я уже за него не волновался, и желание забыть все и простить куда-то исчезло.
Так иногда бывало дома со мной… Если мама начинала меня ругать, я убегал и долго слонялся по улицам. Или сидел где-нибудь у товарища. А когда возвращался, мама вновь за меня принималась. И тогда Костя по секрету мне сообщал: «Пока тебя не было, она волновалась, и называла тебя ласковыми словами, и готова была простить… А вот появился, успокоилась — и опять за свое. О женщины! Кто их поймет?»
Я не был женщиной. Но с Глебом у меня получалось так же, как у мамы со мной.
Се-ля-ви!
На этом мои рассуждения прекратились. Прервались… Потому что сзади мы услышали топот ног. Тяжелый, увесистый…
— Это Григорий!.. — с ужасом, задыхаясь то ли от бега, то ли от страха, прошептал Глеб. — Он вас… И тебя первого! Он обещал…
Я тоже не сомневался, что Племянник выполнит свое обещание. И убьет меня! Или в крайнем случае оторвет голову…
— Надо уйти от погони! Успеть! — скомандовал я негромко, чтобы Племянник не услышал моего голоса.
Покойник бежал впереди… Но и меня покидало мужество.
— Быстрее! Быстрее! — крикнул я во весь голос.
Шептать было уже бессмысленно: Племянник наверняка видел нас. Его горячее злое дыхание было у нас за спиной. Я обернулся. Ну да, это он! Племянник!.. Тяжелая темная фигура с каждой секундой приближалась, нагоняла нас…
«Все погибло! Мы не справимся с ним, — промелькнуло в моем сознании. — Но если даже возникнет борьба и мы неожиданно возьмем верх, победим его, электричка все равно за это время уйдет… Да мы и не победим! Женщины и Покойник не в счет. Остаемся мы трое — Принц, Глеб и я. Но как поведет себя Глеб? Неизвестно. Ведь это он все придумал! Он!.. Все случилось из-за него. Значит, может быть, в борьбу вступим мы с Принцем вдвоем… Наташа, конечно, бросится мне на помощь. Но я этого не допущу. „Спасайся! Беги!“ — крикну я. И прегражу Племяннику путь своим телом!»
Все эти мысли пронеслись в моей голове за какое-нибудь мгновение. Топот погони был уже рядом… Совсем рядом! И злое, обжигающее мне спину дыхание Племянника… Вот сейчас! Сейчас все погибнет! Все мои усилия и находки окажутся ни к чему. Еще один шаг… Только один! Ужасный, тяжелый… И он поравняется с нами! Уже поравнялся. Уже…
— Опаздываем, ребята? — раздался рядом взволнованный мужской голос.
Я повернул голову — и увидел (уже не сзади, а сбоку!) рослого мужчину в плаще и с портфелем.
— Опаздываем на электричку? — переспросил он.
— Разве? — ответил я, готовый обнять и расцеловать его.
— Увидел, что вы бежите, и тоже помчался. Хоть и нельзя: сердце выскакивает…
«Наверно, больное! Как у Наташиной мамы…» — подумал я. Я любил этого незнакомого человека в плаще. Я обожал его!
Глава XII, самая короткая и самая последняя (в этой повести!)
С одной стороны к платформе неумолимо приближалась электричка, а с другой приближались мы.
«Если мы успеем, тогда все наши родители останутся живы в прямом и переносном смысле этого слова! Тогда все мои догадки, находки, сомнения и мучения окажутся не напрасными!» С этой мыслью я взбежал на платформу. Судьбе было угодно, чтобы как раз в этот момент и электричка поравнялась с ней.
— Садитесь! — крикнул Глеб. — А я билеты…
— Не надо! — ответил я.
«Лучше пусть нас всех оштрафуют, но зато родители будут живы-здоровы!» Я успел так подумать, но не успел объяснить это Глебу, потому что он уже ринулся к кассе.
Он хотел совершить еще один подвиг: ему нужны были смягчающие вину обстоятельства!
Машинист высунулся из окна и глядел вдоль состава. Никто не вышел, и никто, кроме нас, не собирался садиться. Мужчина в плаще, оказывается, ждал электричку из города и вообще зря торопился.
Проводница последнего вагона помахала зеленой лампочкой: можно было трогаться. С ее точки зрения…
Что было делать? Вскочить в вагон и уехать без Глеба? Покойник вскочил. А все остальные не знали, как поступить. Покойник высовывался и печально глядел на нас всех:
— Разве не ясно? Она сейчас тронется…
А Глеб все еще стоял, пригнувшись, возле окошка кассы. Так и стоял…
Двери вздохнули, словно сочувствуя нам, и медленно стали закрываться. Голова Покойника все еще торчала, и казалось, двери вот-вот зажмут ее с двух сторон. В какую-то миллионную долю секунды идея озарила меня.
— Осторожно, ребенок! — заорал я.
Я знал, что эти слова: «Осторожно, ребенок!» — всегда очень сильно действуют. Двери, не успев прихлопнуть Покойника, медленно поехали обратно.
— Где ребенок?! — крикнул испуганный машинист.
— Во-он! — неопределенно ответил я,
