Альберт Лиханов - Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2
— Нет! — быстро сказала Изольда Павловна, ничуть не смущаясь. — Я не учительница. Он это выдумал!
Толик обомлел.
Милиционер взял его за руку и вздохнул.
— Пошли! — сказал он печально.
И вдруг Толик рассмеялся. Сначала обомлел, а теперь рассмеялся. Как здорово она сама про себя сказала. Конечно, не учительница! Какая она учительница? Учительницы разве такие бывают?
Толик рассмеялся, расхохотался от души, а милиционер и бородач посмотрели на него удивленно, а толпа загудела, возмущаясь Толикиной клеветой на постороннюю женщину.
Толик думал: милиция — страшное место. Но, оказалось, ничего страшного нет. Просто гулкий коридор, и в него выходят двери, обшитые черной кожей. «Картофельный нос» заглянул в одну дверь, поговорил немного, притворил ее и объяснил, что придется обождать.
Обождать так обождать. Толик не возражал, и они сели на лавочку — Толик посредине, а по бокам милиционер и лысый бородач. Не поленился ведь — закрыл свой ларь и за ними пришел.
Конечно, Толик волновался, но немного, Изольда Павловна все его отвлекала, и он хихикал над ней, квохтал потихоньку себе под нос.
— Ты для чего? — прервал его бородач.
— Что — для чего? — не понял он.
— Ну, арбуз утащил?
Толик задумался. Не будь милиционера, можно было бы сказать этому арбузнику про Темку. Все-таки уважительная причина — голодный человек. Но рядом сидел «картофельный нос», а милиция, наверное, с ног сбилась, разыскивая Темку. Нет, говорить нельзя. Как в тот раз, у ящика.
— Просто так! — сказал он.
— У него все «просто так»! — воскликнул бородач. И тогда «просто так», и теперь.
«Значит, узнал», — подумал Толик, усмехаясь.
— Что ты все смеешься? — спросил вежливо милиционер.
— Просто так! — ответил Толик.
— У него все «просто так»! — воскликнул бородач.
Они помолчали.
— А вы? — спросил Толик, посматривая на бородача. — Были почтарем, а стали продавцом. Почему?
— Просто так, — ответил бородач и смутился.
— И вы — просто так, — улыбнулся Толик.
— Да, — вздохнул бородач. — Ищу место в жизни.
— И я, — машинально ответил Толик.
— Что — и ты? — удивился бородач. — Тоже ищешь? Место в жизни?
Это вырвалось у Толика как-то невзначай, мимолетом. Но в общем-то да. И он ищет. А что, не может искать?
— Знаете что? — посмотрел бородач на милиционера. — Отпустите его. Это ведь она была. Учительница.
— Я так и думал, — печально сказал милиционер.
— Один раз я уже приводил его к ней.
— За воровство? — вскинул брови милиционер.
— Нет, нет, — замотал головой арбузник. — Совсем другое!
Милиционер разглядывал свои ботинки, думая, как ему быть. Привел человека в отделение, а теперь отпускать?
— Да и арбуз-то зеленый! — воскликнул бородач. — Черт с ним! Спишу на бой! Знаете, сколько их колется, пока сгружают?
— Все-таки воровство, — неуверенно сказал милиционер.
— Он не для себя! — воскликнул бородач. — Я знаю!
Дверь, куда заглядывал милиционер, неожиданно распахнулась, и на пороге появились двое. Один был милицейским майором, а второй — у Толика полезли на лоб глаза, — а второй был отец.
— Не волнуйтесь! — говорил ему майор. — Все подняли на ноги. Объявили розыск.
Отец кивнул в ответ, шагнул с порога — и замер, увидев Толика.
— Что случилось? — спросил он встревоженно.
— Украл арбуз, — сказал милиционер, поднимаясь с лавочки.
— Украл у меня арбуз! — подтвердил бородач, принимая отца за милицейского начальника. — А я говорю, что он не для себя!
— Откуда вы знаете? — строго спросил отец.
— Да верю я! — воскликнул бородач. — Смотрю на него и знаю, что не для себя. И письма тогда поджигал не просто так. Что-то у него неладно!
— И письма? — удивился отец.
— Ну да, письма! — обрадовался бородач. — В почтовом ящике.
— Вон что!.. — растерянно сказал отец.
— А вы знаете мальчика? — удивился милицейский майор, глядя на отца.
— Это мой сын! — ответил он.
— Ага! — обрадовался майор. — Нашелся!
— Да нет, это не тот, — поморщился отец.
— Любопытно! — Майор уставился на Толика, моргая белесыми ресницами. — Один сын сбежал, второй украл арбуз.
— Отпустите его! — снова попросил бородатый. — Это он у меня украл.
Майор пожал плечами.
— Раз вы сами просите, — сказал он, — мы не держим. Да и отец здесь, разберется.
Толик и отец молча вышли из милиции.
— Чьи же письма ты сжигал? — спросил отец.
Толик промолчал. Чего там старое ворошить. Что было, то прошло. Вон уже сколько нового случилось! Отец женился. Темка сбежал. Толик вздохнул: вот чем Темку кормить?
Отец словно услышал его.
— Где Артем? — спросил он глухим голосом.
Толик пожал плечами.
— Ты знаешь! — сказал отец горячо. — Ты не можешь не знать.
Толик зло взглянул на отца.
— Темка сказал, что ненавидит тебя! — крикнул он. — Темка сказал, чтобы ты уходил от них! Так что же?
Отец молчал, понурив голову.
Толик посмотрел на небо. Оно клубилось белыми барашками. Голубое поле, и стадо белых баранов. Только низко над городом плавали черные тучи. Толик вгляделся получше. Это был дым. Он поднимался черными бурунами все выше и выше.
— Что это? — спросил Толик, и сердце его дрогнуло.
— Горит, — ответил отец, думая все о своем.
— Что горит?
— Как будто Клопиная деревня.
— Что? — кинулся к нему Толик. — Что?!
Отец удивленно разглядывал его и ничего не мог понять.
7
Толик ринулся вперед. На тротуаре было много народу, он все время натыкался на кого-нибудь, кого-нибудь обгонял, и это злило его. Толик выскочил на мостовую и побежал изо всех сил.
Темка! Там был Темка! Дрых на своем матрасе у стенки. Толик много раз слышал, как гибнут люди во время пожара — спят, угорают от дыма и не просыпаются.
Он несся так, как не бегал никогда в жизни. Он мчался, обгоняя зазевавшиеся машины. Он мчался скорее троллейбусов, потому что троллейбусы стояли на остановках, а у Толика не было никаких остановок. Он мчался как бешеный, не думая ни о чем, кроме Темки.
За спиной послышался топот. Он не обернулся. Рядом показалась чья-то тень, которая вырвалась вперед. Он узнал отца.
— Артем там? — крикнул отец на ходу.
Молчать дальше было бы преступлением.
— Да! — крикнул Толик.
— Где? — выдохнул отец.
— Ты не найдешь! — ответил Толик.
Отец кивнул и крикнул:
— Не отставай!
Они бежали рядом, как два олимпийца, не отставая ни на шаг. Во рту стало сладко, ноги едва двигались, когда они выскочили к берегу оврага.
Горело с той стороны, где утром деревья, дома, противоположный берег казались миражем. Там гудело бешеное пламя, вырывались огненные плащи с черной дымной каймой, гулкими залпами взлетали ввысь огненные угли.
«Все ясно!» — подумал Толик, вглядываясь в свирепое лицо оврага. Он молчал, притаившись, много лет. Молчал, дожидаясь своего часа. Копил злобу на бывших своих жильцов. Злился на их неблагодарность. Вот, мол, пожили, а не нужен стал — и ушли. Ну, погодите!.. Овраг хмурился, собирал силы, чернея оспинами старых хибар, — и вот закричал. Закричал, завыл, застонал!..
Пламя крутилось красными смерчами, перебегало с крыши на крышу, и деревянные хибары, просохшие насквозь за много лет жизни, набитые сухими опилками между стен, вспыхивали, как спичечные коробки, одна за другой.
Пожарники впустую метали в огонь острые водяные стрелы. Вода испарялась, не долетая до крыш.
Овраг бесновался.
Овраг сумасшествовал.
Овраг мстил.
С пронзительным воем к обрыву подъезжали машины, из них выскакивали милиционеры и, взявшись за руки, теснили людей от края.
Толик с отцом едва пробились сквозь эту цепь.
— Там мальчик! — кричал отец. — Там мальчик!
Они побежали мимо милиционеров, и их остановили пожарники.
— Там мальчик! — снова крикнул отец.
И Толик увидел, что за ним ринулись, раскручивая на ходу шланги, два дядьки в касках. Один был усатый. Пожарные бежали медленнее, их задерживал тяжелый шланг, и Толик с отцом обогнали их.
Рядом с Темкиным домом стоял сухой тополь. Он уже горел вовсю, словно факел. Сгоревшие ветки красными червячками падали на крышу, и крыша вспыхнула на глазах у Толика. Она загорелась не постепенно, а сразу. Занялась в одно мгновенье.
— Иди назад! — крикнул отец. — Немедленно иди!
Но Толик мотнул головой. Собрав силы, он кинулся вперед и, обогнав отца, вскочил в дом. Крыша горела, но в комнате был только густой белый дым. Дышать стало нечем, горло разъедало. Зажав нос, Толик на ощупь потрогал матрас. Темки не было.
Толик выскочил из избушки, кашляя и чертыхаясь.
