Криминалистика по пятницам - Елена Валентиновна Топильская

Я готова уже была тихо прекратить дела о нападениях на девочек, по совету прокурора — без установления личности виновного. Я уже и так знала (разве что документы об этом не могла приложить к делу), что это — старший сын Николаева Алексея Гавриловича, Олег, унаследовавший от папы преступные наклонности. Вот пусть после этого скептики кидают камни в Чезаре Ломброзо и его теорию прирожденного преступника. Психологически я смирилась также с перспективой тихого приостановления дела об убийстве этого самого Олега, поскольку мне почему-то вдруг стало неинтересно, кто убил его. Убили, отрезали ему голову, сожгли паяльником причинное место — так и надо ему, и нечего дожидаться, пока маньяк умрет тихой смертью, а уж в мирах посмертия ему воздастся.

И Андрей, и Горчаков чувствовали мое упадническое настроение, подбадривали меня как могли, но я словно впала в анабиоз. И очнулась только тогда, когда в очередную пятницу, ближе к вечеру, мне позвонил заведующий отделом генетических экспертиз. И спросил, интересует ли меня еще принадлежность выделений человека, изъятых с мест преступлений… И перечислил адреса, которые я уже стала забывать: Майков переулок, улица Евгеньевская, улица Автогенная, переулок Нестерова… Мне показалось, что он слегка обижен на то, что в первое время после назначения экспертизы я теребила его чуть ли не пару раз на дню, а потом забыла и забросила.

Я вяло ответила, что, конечно же, интересует, и приготовилась услышать подтверждение тому, что и без него давно уже знала. Эксперт осторожно задал мне еще один вопрос: понимаю ли я, что выводы в экспертном заключении могут быть сформулированы в категорической или вероятностной форме. Ну, естественно, понимаю!

— Что ж, вам повезло, — продолжил эксперт. — В данном случае мы пришли к категорическому выводу. К сожалению, мы не можем высказаться по одному из объектов, с Автогенной, там при изъятии простыни со следами, предположительно, спермы, не соблюдены были правила изъятия, объект был помещен во влажный полиэтиленовый пакет и плотно закрыт, из-за чего следы загнили.

По-прежнему вяло я послала мысленный привет уроду-следователю, запихавшему простыню с места происшествия в мокрый пакет и не высушившему потом объект. Он так и бросил этот пакет себе в сейф, дождался, пока на простыне расцвела плесень, и только через неделю, спохватившись, отвез ее на экспертизу, но следы были уже в непригодном для исследования состоянии.

— Но по трем случаям мы дали категорическое заключение: сперма, следы которой обнаружены на простыне, покрывале и предметах одежды потерпевших, категорически… Вы меня слушаете? Категорически не может происходить от неизвестного человека, труп которого, без головы, исследовали в морге. Вы слушаете, Мария Сергеевна? — повторил он.

И вот тут я словно проснулась. Получается, что все наши логические построения летят псу под хвост. Тот, чью руку опознала маленькая художница Кристина Бутенко, не совершал в отношении нее преступления. Тот, кто приходил в секс-шоп за товаром, «чтобы не насиловать малолетних», не был преступником, совершавшим эти самые изнасилования.

В состоянии глубокого транса я позвонила Синцову, обрадовала его результатами экспертизы и попросила связаться с душкой Катушкиным.

— Зачем? — подозрительно спросил Синцов, еще не прочувствовавший в полной мере, какая революция произошла в нашем деле.

— Надо, Андрюша. — Я почему-то еле ворочала языком.

Через час мы уже были у Катушкина. На сей раз он встретил гостей в свободной блузе а-ля Монмартр и шейном платке. Коньяк и «алексашка» уже ждали нас в библиотеке, но я не дала Синцову насладиться любимым напитком. Сдавленным голосом я попросила найти в анналах мировой криминалистики дело о серии насильственных преступлений в отношении женщин, в котором фигурировали бы два брата. Синцов удивленно на меня уставился.

— А что ты хочешь получить от мировой криминалистики? — тихо спросил он. — Все потерпевшие говорят, что преступник был один. Я понимаю, если бы ты спросила насчет трупов безголовых, вот там оба братца светятся.

Я пожала плечами. Вот если сейчас Катушкин найдет мне дело, от которого ведется отсчет подобных преступлений, вот тогда я устраню все пробелы в расследовании, исправлю все ошибки, которые мы наляпали, используя не достижения науки, а всего лишь собственную фантазию.

— Вас ведь не группа интересует, — уверенно сказал Катушкин, доставая с полки толстую папку с вырезками. — У меня есть несколько примеров групповых преступлений, когда оба брата являются соисполнителями, элементарно вдвоем, бок о бок, совершают групповые изнасилования, но ведь вас интересует иной механизм?

Он порылся в папке и выдал мне несколько листков: статьи из американского журнала и их перевод. Я стала вчитываться в печатные строки, напрягая глаза так, что у меня заболела голова, заломило виски и затылок. Катушкин стоял надо мной, приговаривая:

— Вам давно надо было прийти. Я ждал, что вы спросите про это дело, но вы все в сторону уходили.

Я читала и с каждой строкой все отчетливее понимала, где наши стройные рассуждения ушли в сторону, как любезно напомнил мне Катушкин. Если бы я раньше знала про это дело! 2001 год, американский Ричмонд. Убийства четырех женщин, сопряженные с изнасилованием и глумлением над трупами, зверские, жестокие преступления, выдающие извращенную, больную натуру. Генотипические исследования спермы, изъятой с мест происшествий и при исследовании трупов, указывали на Пьера Шабло, французского гражданина, проживавшего в Америке. И не только генетики говорили, что с вероятностью 99, 99 % в половых путях трупов — его сперма, но и следы его рук обнаруживались на местах происшествий — в квартирах убитых женщин. Шабло не отрицал, что вечерами знакомился с этими женщинами (все четыре, как на подбор, красотки, и весьма разборчивые в связях) в кафе и на улицах, приглашал их поужинать, после чего получал ответное приглашение — в гости. Придя к ним домой, имел с ними бурный секс, после чего, под утро, уходил, оставляя женщин живыми, здоровыми и довольными. И он знать не знает, что происходило после его ухода, кто убивал его мимолетных подружек, которых утром находили в лужах крови и месиве собственных внутренностей.

Итак: его слова о знакомстве в кафе с последующим ужином подтверждались показаниями официантов и посетителей, которые видели потерпевших в компании мужчины как раз в указанное время, и эти потерпевшие, отужинав в компании мужчины, вместе с ним покидали кафе. Его слова о том, что именно они ели и пили, подтверждались не только показаниями официантов, но и заключениями патологоанатомов, исследовавших содержимое желудка