Торнатрас - Бьянка Питцорно
– Я горжусь моей дочерью и не собираюсь ни от кого ее прятать, – заявила она. – Смотрите, какая она прекрасная!
С трудом пробившись через толпу, мы влезли в фургончик, где нас уже ждали монахини-миссионерки. Сестра Бландина включила мотор, мы рванули с места, и маму бросило прямо в объятия настоятельницы.
– Маэва! – закричала мать Норберта.
Мама ее не узнала: она не могла помнить ни Африки, ни своего прибытия в Италию. Но настоятельница и сестра Гервазия кинулись к ней со слезами, а сестра Ахилла, которая была вообще ни при чем, от переизбытка чувств чуть не потеряла сознание.
Пока мы ехали к тетям по ночному Милану, мать Норберта заново рассказала историю Хены и Китукси. Теперь уже молча плакала мама, представив себе этих «двух Цецилий», которые ради ее спасения согласились разлучиться с ней навсегда.
– Настоящая материнская любовь такая – ничего для себя, все для ребенка, – произнесла она наконец. – И мне повезло, что Бальди так любили меня, не нарушая при этом моей свободы делать выбор и совершать ошибки. Как жаль, Коломба, что вы с Лео не застали своих бабушек и дедушек. Ни итальянских, ни африканских…
Мы не поехали в Упрямую Твердыню. Не было никакого желания столкнуться с еще одной толпой репортеров и тем более – с Мильярди и его преследами.
Идея попроситься пожить у «девчонок», пока буря не утихнет, принадлежала Пульче. Тем временем адвокат Паллавичини даст ход делу о разводе, а Ланч с помощью наших жильцов перенесет наши вещи в прежнюю квартиру на втором этаже – к счастью, там все пока оставалось по-старому.
Тети встретили нас поцелуями, объятиями и бурными восторгами по поводу «неописуемой» красоты Тали. Они никогда не умели сдерживаться.
– Ах, как бы порадовался такой дочурке Альваро! – со вздохом произнесла потом тетя Динучча.
Сестра Бландина на своем фургончике отвезла домой Пульче, а возвращаясь, захватила Лео, который смотрел сенсацию по телевизору вместе с «вампирами» и никак не мог успокоиться.
Узнав от нас, что на след Тали напала Липучка, мой брат схватил кошку и стал вопить и скакать по комнате вместе с ней.
– Триумфальный танец в честь нас, кошачьих, – объяснил он и потом нежно прорычал ей в бархатный носик: – Я – лев, ты – черная пантера. Уаааррргх!
Специально для Лео, «девчонок» и женихов сестра Гервазия и настоятельница по третьему разу рассказали всю историю маминого происхождения.
– Знаете что? – выслушав ее до конца, воскликнул Араселио. – У нас в Латинской Америке бывает, что у черная пара родиться белый ребенок или наоборот. Мы называть этот – «торнатрас».
– И чего ж было не вспомнить об этом, когда мы ломали себе голову над «торнатазом»? – возмутилась тетя Мити.
– Perdona me[23], Мити́н а, mi amor, – ответил ей жених. – Просто… я тогда не знал, что ла нинья, ла… девочка, иметь la piel negra[24]. Я думал, она мертвый, и искал смертельный болезн. А черный кожа не есть болезн. И от черный кожа никто не умирать.
Глава шестая
На следующий день Лео и Коломба не пошли в школу – очень уж хотелось побыть с мамой и новой сестренкой. К тому же лучше было переждать, пока джакузи с их наглым любопытством слегка успокоятся.
Во время утреннего тележурнала синьора Эвелина включила по привычке телевизор. Единственной новостью, обсуждавшейся у Камиллы Гальвани, был «вчерашний ночной скандал, который нам посчастливилось показать вам в прямой трансляции». Кадры ночного эфира следовали один за другим вплоть до самой кульминации, причем комментатор всячески оправдывал Риккардо Риккарди, выставляя его невинной жертвой.
Официальная версия заключалась в том, что бедненький Мильярди был окручен опытнейшей африканской авантюристкой, выбелившей себе кожу с помощью какой-то специальной химии, как у Майкла Джексона. Они на полном серьезе утверждали, что мама использовала приворотную магию йоруба, что-то типа галлюцинаций и коллективного гипноза, чтобы околдовать Риккардо, а заодно и всех итальянцев.
Они в самом деле считают всех людей за идиотов?
Они переключили канал. По «Амике» показывали интервью с Каррадой. Кипя негодованием, тот разоблачал очередные козни иммигрантов: теперь они внедряются в семьи итальянцев, подкидывая в их мирные гнезда своих черных кукушат, чтобы те выпихивали оттуда законных белых птенцов.
Его точка зрения была абсолютно понятна: новорожденная никак не могла быть дочерью Риккарди. Налицо была супружеская измена этой прохвостки с дикарем ее собственной расы.
– Это наступление на святая святых нашей итальянской цивилизации. Вы должны защитить себя! – вопил Каррада. – И единственный способ это сделать – проголосовать за нашу партию. Голосуйте за Риккардо Риккарди. Именно теперь, когда ему пришлось испытать все на собственной шкуре, он сможет выстоять и победить нашего общего врага!
– Шкура он и есть. Предатель, отказавшийся от собственной дочери. Но голосовать за его шкурнические интересы никому не интересно, – заметила тетя Динучча, которая еще не ушла на работу, потому что ее смена начиналась только в полночь.
Они стали нажимать на кнопки и переключать каналы в надежде услышать независимое мнение. Наконец на одном из местных каналов с пропадающим то и дело звуком и изображением нашелся какой-то врач, который объяснял феномен торнатраса.
«Многие ученые полагают, – говорил он, – что для того, чтобы мог проявиться этот феномен, нужно, чтобы у обоих родителей был черный предок. Пусть даже многие поколения назад. Но и у отца, и у матери торнатраса должна быть в жилах хотя бы капля черной крови».
– Как? И этот тоже уверяет, что ты наставила мужу рога с каким-то африканцем? – возмутилась тетя Динучча. – Мне казалось, что канал «Телепоп» никогда не был на стороне каррадистов.
Но оказалось, что выступавший врач имел в виду другое: вероятно, в роду у Риккардо Риккарди тоже были африканцы. Сам он может этого не знать или не хочет, чтобы знали другие. Но пресловутая «чистота крови» оказалась в его собственном случае под большим вопросом.
«Представляю, как разъярится Кукарикарди, когда ему это передадут», – подумала я. Даже в газетах, которые тетя Динучча купила в нашем киоске, скандал освещался не всегда в его пользу. Где-то его называли лжецом и лицемером – он, дескать, знал о происхождении жены, но скрывал это от избирателей. Кто-то рассказывал о его попытках присвоить себе Упрямую Твердыню. «В своем желании прибрать к рукам исторический центр города наш поборник чистоты крови, как видим, был не слишком разборчив в средствах», – писал автор этой заметки.
Повсюду мелькала фотография Тали. В одной газете
