Звезды сделаны из нас - Ида Мартин
– А приезжай! – бодро отвечаю голосовым. – В любое время. Я буду очень рад. Правда. Ты же можешь выбраться на выходные? От вас наверняка ходит поезд до Москвы? Ты у себя сядешь, а я тебя здесь встречу. Тебя мама отпустит? Нет, правда, это будет круто!
Я сразу прикидываю, что это лучший вариант из возможных. Тогда я смогу сказать ей о своих чувствах так, чтобы сразу увидеть реакцию. Держать за руку, заглянуть в глаза, возможно, даже поцеловать для убедительности.
– Заманчивое предложение, – тоже наговаривает она. – И где же я буду жить?
– Как где? У меня, конечно. Моя мама не будет против, это точно. И у нас есть свободная комната.
– А девушка твоя против не будет?
– Какая еще девушка? – Я не улавливаю, что это за шутка такая.
– Девушка Оля.
– Оля? – Мне приходится напрячься, чтобы понять, о чем она. – Румянцева, что ли? Смеешься? – Потом до меня доходит. – Она тебе все-таки написала?
– Ладно, проехали. Спасибо за приглашение. Я подумаю над ним.
– Да чего тут думать? Хочешь, я поговорю с твоей мамой? Я отлично разговариваю с мамами.
В ответ приходит три улыбающихся смайлика подряд.
– Я не шучу! Пожалуйста, приезжай!
Я уже не могу думать ни о чем другом.
– Будет круто. Обещаю! Клянусь! Я даже деньги на билет найду. Я на рерайте немного заработал. Ведь я тоже очень хочу, чтобы ты была здесь!
Глава 28. Нелли
В мире часто происходят странные вещи, научное обоснование которых кажется абсолютно неубедительным, но ученые не спешат нормально объяснить их природу. Взять, например, сонный паралич, дежавю, вещие сны. Или факт, что в выходные время течет быстрее, чем в будни.
В последнем отчасти виноват Глеб: самые яркие воспоминания теперь накрепко связаны с ним, и все, чем я занимаюсь, – жду, когда он появится в Сети, с нетерпением читаю его сообщения, а потом на несколько часов выпадаю из реальности и гуляю по облакам, проваливаюсь в воздушные ямы, взлетаю ввысь и достаю руками до звезд.
Но, как себя ни уговариваю, едкая фраза Олечки Румянцевой выбила из колеи: теперь я выискиваю в словах Глеба противоречия, в интонациях – притворство и нарочно рисую самые мрачные картины возможного будущего – чтобы разочаровываться было не так больно.
Воскресный вечер в разгаре, во дворе зажглись розоватые фонари, а я по маминому заданию сижу у кухонного окна, караулю появление черной «Лады Гранты» ее клиента и наблюдаю за Алиной, катающей на качелях довольного Бореньку. У сестры и племянника куртки и шапки одинаковых цветов и фасонов, и, несмотря на окружающий унылый антураж, оба выглядят как модели из рекламы детского питания – веселые, румяные, красивые.
Прямо сейчас, посреди разрухи и серых панелек старого рабочего района, сестра умудряется быть счастливой, не зацикливаться на бедах, находить приятное в мелочах, и все вокруг нее обретает гармонию, а люди, проходящие мимо, тепло улыбаются.
Оказалось, что я тоже владею этой магией, – стоило лишь прекратить копить в себе злость и найти настоящего друга…
Друга. Всего лишь друга.
Тяжко вздыхаю и смахиваю с пластикового подоконника несуществующую пыль.
Мама уходит в прихожую, а я, бодая лбом стекло, проваливаюсь в воспоминания – в вечер пятницы, в тот самый диалог с Глебом, от которого до сих пор гудит голова, подкашиваются коленки и в солнечном сплетении что-то сжимается, словно я съезжаю вниз в тележке самого страшного аттракциона в парке.
– Серьезно? У тебя из окна совсем не видно звезд?..
– Не-а. Во-первых, двор окружен высокими домами и старыми деревьями. Но, даже если выйти на более-менее открытый участок, небо будет мутным, грязно-оранжевым – не таким, как за городом, на даче. Из-за яркого освещения и загазованности, наверное. Или просто всем давно пофиг на то, что висит у них над головой.
– Ты, случайно, никуда не торопишься? – брякаю я, и Глеб удивляется:
– Не понял?
– Нет? Тогда забей. Я просто так спросила.
Интуиция подсказывает: с Олей он точно целовался. Но, судя по внешнему виду – растрепанным волосам, домашней футболке и кружке чая в руке, – планов на романтическую прогулку под луной у него на сегодня нет. В конце концов, все не так уж плохо – Глеб проводит время не с ней, а со мной. Однако желание показать, что я интереснее, умнее, веселее этой стервозной Оленьки, намного лучше его понимаю и просто идеально ему подхожу, захлестывает волной отчаянного азарта, и меня прорывает: в красках рассказываю Глебу про августовский звездопад – когда звезды висят над самыми крышами – искрятся, переливаются и мерцают, а потом вдруг катятся по дуге, взрываются, оставляя на черном бархате ночи голубоватый отсвет, и гаснут, и главное – успеть за один короткий миг придумать и загадать самое заветное желание.
– А что ты загадала этим летом?
– Ничего.
– Не верю! Ты описываешь дождь из метеоров слишком красиво.
– Если расскажу, желания не исполнятся.
– Да брось. Лично я вообще не верю, что они могут исполниться, если не поднять зад и не приложить усилий. А если к чему-то прикладываешь усилия, это уже не волшебная «сбыча мечт», а только твоя собственная заслуга.
– Когда не чувствуешь в себе сил что-то изменить, остается надеяться на помощь других сил, высших. А еще… иногда желания все же сбываются сами по себе. Правда, слишком поздно: тогда, когда это уже незачем.
– Не увиливай от ответа! – смеется Глеб. – Спорим, ты попросила высшие силы послать тебе болтливого чувака из Сети, а теперь не знаешь, как от него отделаться, да?
– Не угадал. – На самом деле, я много лет мечтала найти кого-то со схожим образом мыслей, но доверять эту страшную тайну Глебу не собираюсь. – Блин, раз уж тебя гложет любопытство, слушай. Я попросила второй сезон любимого сериала, хотя он вроде как официально закрыт, здоровья близким, мира во всем мире и сто баллов на ЕГЭ – чтобы поступить в вуз и уехать далеко-далеко отсюда. Но даже с этим сложно: я все еще не определилась, кем хочу стать. А что загадал бы ты, если бы увидел звездопад?
Он молчит. За его спиной колышется шторка, в оконном проеме медленно проползает серая туча, а я ежусь, хотя у нас нет дождя, а в комнате пышет жаром обогреватель.
– Чтобы брат никогда не пробовал, – тихо признается Глеб и поднимает взгляд к камере, от чего кажется, что он смотрит мне прямо в глаза. – Тогда бы мать не винила себя, не нашла спасение в духовных практиках, а меня… заметила