Кощеева невеста - Алан Григорьев
Ветры, конечно же, не ответили, только одна далёкая зарница полыхнула в предрассветном небе.
А на следующее утро к ним приехали гости. Да не простые, а волшебные — с той стороны вязового дупла.
В Дивнозёрье очень близко сошлись мир потусторонний и мир проявленный — это всем было известно. Поэтому люди в леших, домовых да кикимор не верили, а точно знали, что те существуют.
Всех детишек с детства учили оставлять угощение на блюдечке у печки — для Хозяина, — развешивать в оконных проёмах связки чеснока, чтобы отвадить упырей да заложных мертвецов, перекидывать одёжу наизнанку, если заплутаешь в лесу, не ходить купаться без оберегов от хитрых мавок, которые только и знают, что ищут, кого бы защекотать, а ещё не работать в поле в полдень, чтобы не встретить девицу-полуденницу… Почитай, во всём Дивнозёрье не было человека, который ни разу бы не встречался с нечистью — «соседушками», как их тут ласково называли.
Соседушки не скрывались, но и особо на глаза старались не показываться — просто жили себе бок о бок с людьми. А вот так, чтобы въехать в деревню на тройке вороных жеребцов с огненными гривами, лихо правя резной повозкой, — такого прежде не бывало. Неудивительно, что люди сбежались посмотреть на диво дивное.
Василиса, накинув платок, тоже выскочила на улицу и обомлела, когда чудная повозка из Волшебной страны остановилась прямо возле их ворот. На козлах сидело странное существо: вроде бы и человек, но всё равно жаба. Вернее, жаб: толстый, весь в бородавках и с острыми рыбьими плавниками за ушами. Одет он был в обтягивающий огромное пузо алый праздничный кафтан, подпоясанный вышитым золотым кушаком. На макушке сияла отполированная до блеска чешуйчатая плешь, вокруг которой росли длинные зеленоватые волосы, а в них была кокетливо вплетена одинокая жёлтая кувшинка. Жаб равнодушно скользнул своими прозрачными выпуклыми глазами по Василисе и неприятным скрипучим голосом проквакал:
— Где этот ваш лавочник? Дело у меня к нему. Государственной, можно сказать, важности!
Слова застряли у девушки в горле, и она, сглотнув, просто указала пальцем на дом. Жаб хлопнул в ладоши (Василиса разглядела перепонки между его пальцами), и ворота открылись сами собой. Он завёл телегу во двор, спрыгнул с козел, подманил к себе Василису и улыбнулся — зубы у него оказались острые, будто щучьи.
— Подойди, девица. Не боись, не обижу. Я — Мокша, а тебя как звать-величать?
— В-василиса, — голос девушки дрогнул. — Н-неждановна.
— Пригласи-ка ты меня в дом, Василисушка, — жаб улыбнулся ещё шире. — А то понавешают оберегов — не пройти честному болотнику. Ежели не веришь, что я с добром, тогда отца своего сюда позови, пущай он сам решает, принимать дорогого гостя ал и нет.
— Да вы заходите. Добро пожаловать, — Василиса открыла ему дверь и сама проскользнула следом тихой мышкой — очень уж ей стало интересно, зачем этот Мокша к отцу приехал. Небось, прикупить что-нибудь решил для своих жабонят?
Мокша прошёл в горницу, плюхнулся на лавку и сплёл свои жабьи лапы на животе, сверля взглядом настороженного лавочника.
— Ну, дорогой хозяин, а потчевать ты меня чем будешь?
— Сперва отвечай: зачем пожаловал? — купец Неждан Афанасьевич сплёл руки на груди и глянул хмуро из-под седых бровей. — А там посмотрим.
— Эх вы, люди! — болотник от возмущения раздул щёки, и плавники за его ушами угрожающе раскрылись. — Совсем стыд потеряли, берега левый с правым попутали. Кто же так гостей принимает? Ладно, ладно, я ничего скрывать не стану. Как говорится, у вас товар, у нас — купец. Свататься я приехал к доченьке твоей.
Василиса едва не ахнула и, зажав рукой рот, ещё сильнее приникла к дверному косяку, стараясь стать незаметной. Вот эта жаба? И свататься? Сердце вмиг ушло в пятки от страха: ох, только бы не к ней.
— Не боись, дядя, не за себя хлопочу, — хохотнул Мокша, видя, как вытянулось и без того длинное лицо Неждана Афанасьевича. — Знаешь, кто меня послал? Сам Кощей Бессмертный, навий князь! Даже не думай, соглашайся сразу. Во-первых, ты сам, наверное, понимаешь, что Кощею не отказывают? Понимаешь ведь? Вот то-то! А во-вторых, сам подумай — дочь твоя царицей станет! На шёлке будет спать, как сыр в масле кататься. Ты, небось, о таком даже и помыслить не мог, а?
Лавочник в задумчивости пригладил длинную седую бороду и, хмурясь, спросил:
— И которая же из трёх моих дочерей пришлась по сердцу самому Кощею Бессмертному?
Мокша расхохотался, хлопнув себя по ляжкам.
— А разве не ясно? Конечно, младшенькая, Даринушка. Красавица она у тебя, Неждан. Небось, в матушку пошла?
Василиса вздохнула. Болотник не ошибся: Даринка действительно лицом и статью была в мать — по крайней мере, все так говорили. Сама она матери не знала — та умерла, когда девочки были ещё совсем маленькими, и отец другую жену в дом не взял: побоялся, что мачеха не будет любить дочек, поэтому с детства сам о них заботился, а для помощи по хозяйству нанял работницу Марьянку. Так они впятером и жили, сколько Василиса себя помнила.
— Передай Кощею, что Дарина уже просватана, — сказал Неждан, как отрезал, и ещё кулаком по столу стукнул для верности.
— Знаю, знаю, — осклабился Мокша. — Да только разве ж то жених? Пойми же ты, глупый человече, что сам величайший из иномирных правителей к тебе сватов прислал! Ты прыгать должен от счастья!
— А я слово дал, — Неждан скрипнул зубами. — И дочери, и Ваньке.
Василиса видела, как побледнел отец. И немудрено: отказывать Бессмертному было себе дороже. Тот слыл суровым, безжалостным и жадным, хоть и
