Николай Внуков - Энтомоптер
Глаза у Инженера сияли, лицо разрумянилось, и таким он был еще больше похож на мальчишку. Орнитоптер в его руке трепетал, как живой.
Вдруг он поставил модель на стол и повернулся к Тошке и Юрке.
- А теперь я займусь с вами, друзья. Значит, вы хотите научиться монтировать карманные приемники? Это не так сложно, как некоторые думают. Итак, начнем...
Он взял большой приемник и снял заднюю крышку.
- Придвигайтесь ближе и смотрите внимательнее. Прежде всего обратите внимание на то, как расположены на панели детали... Юра, передай мне пинцет.
- Владимир Августович, - сказал Тошка. - Мы уже не хотим приемники. Мы тоже хотим орнитоптер. Мы просто про него ничего не знали...
- Честное слово, не знали, - прогудел Юрка.
Инженер отложил приемник в сторону и, прищурив глаза, посмотрел на ребят.
- Прежде чем решать, надо хорошенько подумать. Вы подумали? Может быть, приемники все же лучше?
- Нет! - замотал головой Тошка. - Ну что приемники? Пять раз послушаешь, от силы шесть, а потом надоест. Это дурак будет слушать транзистор до бесконечности... А мы... мы хотим орнитоптер, Владимир Августович...
- Решение бесповоротное? - спросил Инженер.
- Да, - в один голос сказали Тошка и Юрка.
- Ну что ж, друзья, тогда будем строить. Только не орнитоптер, а энтомоптер. Dinamis mobilis!
- Володя, тебе, наверное, хватит на сегодня. Уже пятый час.
Мы вздрогнули от неожиданности и разом обернулись.
У двери стояла высокая женщина, глаза которой были похожи на глаза Владимира Августовича - такие же большие и такие же светлые. В руке у нее была сетка с продуктами. Голос строгий. Раньше мы ее никогда не видели.
- Вы что, с утра занимаетесь? Мне кажется, мальчики совсем устали.
Инженер развернул кресло к двери и улыбнулся так растерянно и виновато, будто его застали за каким-то нехорошим делом.
- Да, да, мы уже кончаем, Верочка. Мы уже обо всем переговорили. У нас все в порядке. У нас все в полном порядке.
Мы поняли, что пора уходить.
Когда мы прощались, Инженер чуть слышно шепнул: "Завтра часикам к десяти".
Женщина вышла следом за нами во двор. У калитки она вдруг сказала:
- Вы на меня рассердились, мальчики? Нет? Ну и чудесно. Меня зовут Вера Августовна, я Володина сестра. Я вот что хочу вам сказать. Вы, наверное, уже догадались, что Володя очень, очень болен. Это сейчас он немного лучше себя чувствует, а три месяца назад у него не действовала левая рука. Ему совсем нельзя волноваться и уставать. Я вас очень прошу: не давайте ему горячиться, оберегайте его от волнений. Я днем на работе, не вижу его, а вы у него бываете, вам это легче, правда? Обещаете мне? Ну вот и все. Больше я вас не буду задерживать. До свидания.
Мы пошли, а она еще долго стояла у забора, задумчиво опустив голову.
5. Тайна взмаха
На другой день чуть свет я был на ногах. И опять, как вчера вечером, сердце замерло в груди от предчувствия необыкновенного. Необыкновенное было рядом - летающий велосипед с красивым именем орнитоптер. Я видел его так отчетливо, как стол в комнате или свои портфель с учебниками. Всю ночь он мне снился.
Я видел поблескивающий никелем руль и сложенные по бокам белые крылья. Он был похож на большую чайку, присевшую на волну, на чайку, в любой момент готовую взлететь.
Я вывожу его на улицу, сажусь в удобное низкое седло и на глазах у всех, взяв короткий быстрый разгон, поднимаюсь в воздух. Девчонки, задрав головы, затихают потрясенные, а мальчишки, наоборот, вопят от восторга и, задыхаясь, мчатся за мной по дороге. А я, не торопясь нажимая педали, плыву над садами, над улицами, над красными черепичными крышами к синим горам, и с каждым взмахом крылья поднимают меня все выше.
Внизу все странно меняется. Деревья становятся похожи на траву, дома - на костяшки домино, а вокруг раскрывается такая широта, такие просторы, что с непривычки слегка кружится голова.
И вот я уже ничего не вижу внизу - ни домов, ни людей, только река светлой ленточкой выбегает из блюдечка-озера да желтые ниточки дорог сходятся и расходятся на зеленом фоне.
А над головой голубой блеск неба, и я один, совсем один в этом бескрайнем блеске; и только орел, сорвавшийся crop, чтобы взглянуть на неведомую птицу, увидев человека, испуганно покачивается на крыльях и уходит в сторону.
Я лечу долго.
Проходят в вышине облака, бросая на меня быстрые, прохладные тени.
Посвистывает в спицах колес ветерок.
Жаркими брызгами обдает мне лицо солнце.
И поет, поет какая-то невидимая музыка, победная и прекрасная, от которой сладко щемит в груди.
Потом я поворачиваю назад, к городу, затянутому голубой мерцающей дымкой, и, широко раскинув крылья, парю, медленно снижаясь.
Внизу все начинает расти, меняя цвета и покачиваясь. Я снова вижу дома и высокие старые тополя в Затишье, и улицы, и людей, которые, подняв лица, смотрят на меня радостно и удивленно...
Вот что мне снилось всю ночь. Вот отчего я так рано поднялся и, нашарив в столе горбушку черствого хлеба, сунул ее в карман и по пустым, еще сонным улицам помчался к Борьке Линевскому.
К девяти часам мы собрались у Тошки. Сидели во дворе на скамейке, ежились от утреннего горного ветра и разговаривали.
Мы разговаривали, конечно, об орнитоптере.
- Красота! - мечтал Блин. - Захотел я, например, к бабке в Нартан. Сажусь, жму на всю железку, аж крылья свистят, и через десять минут опускаюсь прямо перед бабкиными окнами. Как ангел... Бабка обалдеет от страха.
- Летать обязательно придется в очках, - сказал практичный Борька Линевский. - Знаете, какая скорость будет? Побольше, чем у мотоцикла. Километров сто пятьдесят - двести.
- А вдруг что-нибудь в воздухе испортится? Рычаг, например, или цепь соскочит... А у тебя высота - километр... Как штопорнешься оттуда... турманом... Только колеса засверкают... а от тебя и мокрого места не останется...
- Ну да, штопорнешься! - вскинулся Тошка. - Делать нужно по-настоящему, чтобы никакие рычаги не ломались. Чтобы гарантия - сто процентов!
- Сейчас, даже чтобы на велосипеде кататься, надо сдавать экзамен по уличному движению. А для орнитоптера придумают, наверное, такое, что и не сдашь... - сказал Борька.
- Какие там правила! В воздухе места для всех хватит.
- И туда милиция доберется. Не разбежишься, - сказал Блин. - Но это, наверное, потом, когда у всех появятся орнитоптеры. А сейчас пока ничего не будет.
Наконец мы отправились к Инженеру.
Он уже сидел у окна и, как всегда, приветливо помахал нам.
- В комнату, в комнату! Сейчас начнем.
Мы вошли в комнату и сразу же увидели орнитоптер. Не настоящий, конечно, модель. Она стояла посреди письменного стола, и, кроме нее, на столе ничего не было - ни динамометра, ни весов, ни катушек с нитками. Да и модель была какая-то странная. Не та, которую я снял вчера с дерева. Крылья у нее не заострялись, а закруглялись на концах, и стояла она на трех колесах.
- Как поживает рука? - спросил Инженер Юрку. Он спрашивал так каждый раз, когда мы приходили к нему.
- Нормально, - ответил Юрка. - Подсыхает.
- Отлично, - сказал Инженер. - У кого еще какие несчастья? Жалуйтесь.
Несчастий никаких не произошло. Нам не на что было жаловаться.
- Отлично! - повторил Инженер и взял со стола модель. - Эта штука называется энтомоптер, насекомолет, хотя правильнее нужно было ее назвать стрекозолетом, потому что летает она по принципу стрекозы-коромысла. Вот так...
И он что-то нажал на корпусе.
Энтомоптер застрекотал, как кузнечик в траве, крылья затрепетали с такой быстротой, что стали туманными, почти невидимыми, и когда Инженер убрал руку, модель так и осталась в воздухе.
Это было так невероятно, так здорово, что мы замерли, боясь неосторожным движением нарушить чудо. Но модель была хорошо отрегулирована. Она только слегка поднималась и опускалась, как шарик из сердцевины бузины в струе воздуха.
- Владимир Августыч... - вдруг дернулся к столу Тошка, но Инженер жестом остановил его.
Прошло еще несколько секунд. Модель сильно качнулась вниз, потом пошла вверх, потом снова нырнула вниз, коснулась колесами стола, подпрыгнула и упала набок.
- Центробежный регулятор немного подкачал, - сказал Инженер. - Всегда, когда пружина спустится почти до конца, он начинает работать рывками. Это недостаток всех пружинных механизмов. По-настоящему она должна садиться очень плавно.
- Владимир Августыч! - воскликнул Тошка. - Это окончательная модель, да?
- Да.
- Так о чем толковать! Надо строить этот самый... энтоптер, и дело с концом!
- Энтомоптер, - поправил его Инженер. - От греческого слова "энтомон", "насекомое". Да, мы будем строить. Но прежде я расскажу, почему придется отказаться от орнитоптера.
Дело в том, что птичье крыло - очень сложный аппарат. Именно аппарат, потому что оно состоит из множества отдельных деталей - перьев, которые находятся в непрерывном взаимодействии друг с другом. От того, как расположены перья в крыле, зависит его подъемная сила. Птица может менять подъемную силу, меняя угол наклона перьев, сдвигая их или раздвигая. Она делает это движением кожи. Кожей чувствует она и давление воздуха на крыло. Такой сложный, такой чувствительный аппарат человек пока еще не в состоянии создать.
