Игорь Фарбажевич - Телега времени

государь сурьезный.

- пел Петрушка своим пронзительно-скрипучим голоском.

Свой народ любит

топором голубит.

Нет дорог нигде грязней.

Нет нигде царя грозней!

После каждой частушки горожане награждали куклу и скомороха громким смехом и поощрительными возгласами.

- Для народу хороши:

кистени и бердыши,

самострел и скорый суд,

кандалы и цепи с пуд,

да ружья-пищали,

чтоб от страха все пищали!..

- А-ну, пшел отсюда! - выскочил на крыльцо кабатчик. - Опричников накличешь! Беды не оберешься!.. Ступай в другое место зубы скалить!..

Толпа дружно на него зашикала, а Петрушка продолжал костерить царя:

- Это только, братцы, встарь

был с народом государь.

Нонче царь пошел не тот:

сам - в парче, в дерьме - народ!..

Тимка только достал фотоаппарат и успел сделать один фотоснимок, как внезапно раздались чьи-то бравые выкрики:

- Гойда, гойда!

Горожане тут же бросились врассыпную.

Кабатчик вбежал в избу, крепко захлопнул за собой дверь.

Тимка и Святик схоронились за забором.

Из-за угла выскочили три всадника. Это были опричники - личные воины Грозного царя, которые творили по всей Руси - чего хотели. К их седлам были привязаны собачьи головы и метлы.

- Какой кошмар!.. - Святика аж передернуло.

Всадники окружили кукольника. Один из них, самый рослый, нагнулся, поднял его за шиворот и, вытащив из ширмы, бросил перед собой поперек лошади.

- Гойда, гойда! - закричали они, и копыта вновь застучали по мерзлым сосновым бревнам.

Поднялся ветер. Он закружил в воздухе снег, завьюжил следы подков, замел ширму посреди пустой улицы...

Святик приподнял одно ухо:

- Там кто-то плачет...

Они с Тимкой подбежали к брошеной ширме.

Под ней, весь запорошенный снегом, сидел Петрушка и, покачиваясь из стороны в сторону, жалобно выл:

- Был я вредный,

теперича - бедный,

разбит, простужен,

никому не нужен!..

Без Петрухи-скомороха

ох, как тяжко! Ой, как плохо!..

- Не плачь, - сказал ему Тимка.

Петрушка поднял голову.

- Я не плачу... Я страдаю. - Он громко шмыгнул своим красным носом, который стал ещё краснее от слез.

- Не страдай, - попросил Святик. - Мы поможем.

Петрушка хотел громко расхохотаться, но лишь печально улыбнулся:

Зарубило злодейство

скоморошье действо!

А ведь как жили!

Песни пели,

стишки творили,

царя ругали,

вот и - пропали!..

- Ничего не пропали! - стал утешать его Тимка. - Знаешь, где твой кукольник?

- Знаю, - ответил Петрушка. - В острог его повезли, куда ж еще?!.. Мы с Петрухой там уже были. За бродяженье. "В другой раз попадетесь, - грозили нам, - язык вырвем." А какой кукольник без языка?..

- Далеко до острога?

- Весь путь - в одну шутку, - грустно пошутил Петрушка.

- Ну, так полезай ко мне! - и Тимка помог ему забраться в карман своей куртки.

- Ширму не забудь, - напомнил Святик и побежал вперед по следам опричников.

Острог стоял в центре Зуева. У ворот мерз мордатый часовой с бердышом в руке и кнутом за поясом. Он постукивал сапогом о сапог, будто пританцовывал.

Завидев парнишку с собакой, глазеющего на острог, опричник надул толстые щеки ещё больше, распушил усы и, выставив оружие, спросил:

- Чего надобно?

- Хотим душу вам повеселить, - миролюбиво сказал Тимка. - Небось, стоять весь день вот так тошно?..

- Ох, и тошно!.. А чем веселить будете?

- Действом потешным.

- Это я люблю... - заулыбался часовой и приготовился смотреть.

Тимка надел ширму, а Святик юркнул под её полог.

И тут над ширмой появился Петрушка:

- Добрый день, господин опричник!

Позвольте раскланяться с вами лично.

Посмешить-потешить,

лапшу на уши навешать!..

- Гы-гы-гы-ыы!.. - загоготал довольный часовой.

А Петрушка запел:

- В нашем царстве-государстве

разудалое житье:

то - безделье, то - мытарство,

то - обжорство, то - нытье.

Кто - с овцой, а кто - с овчиной,

кто-то - с суммой, кто - с сумой.

Ну, а так - все чин по чину!

Ах, ты ж, Боже мой!..

Улыбка сползла с лица часового. Он стал внимательнее прислушиваться к словам.

В нашем царстве-государстве

то - поминки, то - гульба.

То - любовь, а то - коварство,

то - затишье, то - борьба.

То - веселье, то - кручина,

или - пост, или - запой.

Ну, а так - все чин по чину!

Ах, ты ж, Боже мой!

- Но-но-но! - строго сказал часовой. Он подошел к ширме и заглянул в нее. Его лицо вмиг побелело и вытянулось от изумленья: - А это ещё кто?!.. Ты как же, висельник, из острога-то удрал?!..

Он выволок из-за ширмы кукольника Петруху и застучал бердышом по воротам. В них раскрылось зарешеченное окошко, а в нем появилась голова бородатого десятника.

- Чего там?! - недовольно спросил тот.

- Ку-ку... Ку-ку... Ку-ку... - затянул часовой.

- Надрался? - неодобрительно спросил десятник.

- Нет, ваша милость!.. - завертел головой часовой. - Тут... ку-ку-кукольник... Тот, самый, что сидит в остроге... Он действо потешное показывает!..

Десятник нахмурил брови:

- Ты хоть соображаешь, что мелешь?..

- Так точно, соображаю!

- Да как же он может одновременно сидеть в остроге и действо показывать?!..

- Скоморохи все могут! - испуганно закивал часовой. - Для них сфокусничать - главное дело!..

- А-ну, покажь!..

Окошко захлопнулось.

Ворота приоткрылись, и десятник вышел к часовому.

- Ну, и где он?

- Так вот же!.. - удивленно ответил часовой.

И тут вдруг увидел, что держит в руках уже не человека, а щенка.

- Господи!.. - забормотал мордатый опричник, выпуская Святика. - Чур, меня! Ведь я только что скомороха споймал!..

- Дурак ты, Федя! Поди отоспись! Впрямь царева врага отпустишь - не обессудь тогда! На дыбе вздерну! До смерти забью!..

- Не пил я! - чуть не плакал часовой. - Хотел согреться, да ни капли не взял!.. Всему виной - скоморох проклятый, дьявол потешный! Нешто я псину от кукольника не отличу?!.. И где этот парень? Это все его штучки! С ним был этот пес!

Тимофей, тем временем, свернул ширму и запрятал в ней Петрушку.

Часовой двинулся-было в его сторону и - замер с раскрытым ртом: на него надвигался огромный медведь, которого придерживал богатырского вида парень.

- Лесной архимандрит!.. - в ужасе прошептал десятник, пятясь к воротам.

Туда же отступил и часовой. Столкнувшись в узком проходе чуть приоткрытых ворот, и не уступая один другому, они застряли, тесно прижавшись спинами и брыкая друг друга.

А "медведь" неотвратимо приближался. Тимка отпустил повод. За воротами в испуге ржали кони, почуяв присутствие косолапого.

"Медведь" заревел во всю мощь, славные опричники грохнулись наземь и поползли бегом, как тараканы, в разные стороны.

Из кармана десятника вывалилась связка ключей. "Медведь" тут же подобрал их и вновь обернулся в Святика.

- За мной! - крикнул щенок Тимке, и они вбежали в острог.

К ним уже спешили встревоженные опричники. Святик тут же перевоплотился в десятника.

- Что, соколики?! - заорал он. - Проспали врагов-то?!.. Живо на коней! Двое их было, в платьях опричников.

Зная его крутой нрав, перепуганные служаки с разбегу вскакивали на коней и пулей вылетали за ворота. Через мгновенье двор опустел.

Звеня ключами, Святик-"десятник" заспешил с Тимкой к темницам.

Они отпирали все замки и запоры и выпускали на волю потерявших всякую надежду на вызволение узников. Их было много: ни в чем не повинных, избитых, запуганных, голодных крестьян и горожан.

В одной из темниц освободители наконец нашли кукольника.

Пальцы его рук было сломаны, чтобы никогда не смог он больше оживить своих кукол.

Язык был вырван, чтобы не смог хулить царя. Он умирал...

- Не умирай, Петр Иваныч, - тихо попросил Петрушка и пропел:

- В нашем царстве-государстве

замечательно живем!

Кто - в трудах, а кто-то - в барстве,

то - молчим, а то - поем.

Жжем то - свечи, то - лучину,

в шубе - в зной, в лаптях - зимой.

Ну, а так - все чин по чину!

Ах, ты ж, Боже мой!..

В нашем царстве-государстве

развеселые дела.

Кто - в смиреньи, кто - в бунтарстве,

кто - в чем мама родила.

Эх, найти б тому причину,

чтоб ответить головой

по делам, а не по чину.

Дай нам, Боже мой!..

Петр Иванов сын Рубище - так звали кукольника, - улыбнулся и навсегда закрыл глаза. Его душа улетела в небо под звуки дудок и гуслей, на которых играли ангелы.

Ее встретили торжественно и тепло - бездомную актерскую душу, и дали вечный приют на небесах...

Пусть над нами мгла и тучи,

пусть над нами дождь и град.

Лишь бы встретился попутчик

по дороге в Райский Сад!

Умер кукольник, и куклы его мертвы... И ширма пуста... И свеча погасла...

Для того, кого не знаем,

у случайного "райка",

пьесы лучшие сыграем,

вынув куклы из мешка.

Врете! Тряпичное тельце, согретое актерской ладонью, - оживет! Поднимет голову и помашет рукой.

Посреди эпох и суток,