Валерий Медведев - Непохожие близнецы
- А сестра сказала, что ты спишь, - прошептал я, - не выходил столько времени...
- Так это же для алиби, - сказал Тулькин.
- А я уж думал, что с похищением всё пропало, - прошептал я.
- Считай, что ты уже похищен. - Тулькин достал из кармана пять пакетов с молотым перцем. - Ползи на кладбище, - сказал он.
- А ты?
- Я сзади... Я буду посыпать перцем траву... Чтоб собаки след не взяли...
И я пополз... к славе, к известности, ко всему тому, что меня ждало впереди! Да, но если бы я знал, что меня ждёт впереди, я бы, конечно, давно повернул обратно, но я не знал и поэтому всё полз, полз, полз... до тех пор, пока не уткнулся макушкой в дверь сторожки... Не поднимаясь на ноги, я подцепил дверь рукой и потянул её. Дверь со скрипом отворилась, я подполз на животе к лестнице. Тулькин пыхтел и чихал (от перца, наверно!) где-то сзади.
Взобравшись по лестнице на чердак заброшенной сторожки кладбища, я сел на пол, привалился спиной к стропилу, а Тулькин, достав из чемодана верёвку, стал с удовольствием опутывать меня по рукам и по ногам. Потом он с наслаждением стал заталкивать мне в рот кляп.
- Да не весь толкай! С ума сошёл, что ли! - промычал я. - Думаешь, это большое удовольствие?
Тулькин оставил в покое платок и, вынув из кармана пакет с молотым перцем, начал посыпать вокруг себя, освещая пол электрическим фонарём, хотя было ещё светло.
От его перца у меня сразу же засвербило в носу, и я с трудом удержался, чтобы не чихнуть.
- Осторожней сыпь! - промычал я сквозь платок. В носу защекотало сильнее, поэтому я не удержался и всё же чихнул.
Тулькин осветил меня фонарём, полюбовался немного моим видом (связан по рукам и ногам, во рту кляп!) и сказал:
- Ювелирная работа!
А я сказал с кляпом во рту:
- Му-у-ум-эуа-э-э, - что без кляпа бы означало: Тулькин, не теряй время, скорей подбрасывай письмо!
Тулькин меня прекрасно понял, он подмигнул мне, спрятал моё письмо за подкладку кепки и, пятясь, стал слезать с лестницы, посыпая ступеньки молотым перцем.
Часть II
ПОЗОВИТЕ К ТЕЛЕФОНУ ВАШУ СОБАКУ
Рассказ пятый
ТУЛЬКИН ТОРГУЕТСЯ
Мой брат Саша как-то показывал мне заметку об одном интересном случае, о котором было напечатано в одном журнале. Значит, в Испании жила одна женщина - испанка, которая всю жизнь разговаривала на испанском языке. Однажды, когда она проходила мимо какого-то дома, ей вдруг на голову с балкона свалился какой-то предмет и сильно ударил ее по голове. Женщина-испанка потеряла сознание, а когда пришла в себя, то вдруг заговорила на чистом английском языке. Учёные, конечно, никак не могут найти объяснение этому удивительному событию. Я почему об этом думал, сидя на чердаке в сторожке, я об этом думал потому, что, если бы я попросил кого-нибудь ударить меня чем-нибудь по голове, может быть, я тоже бы вдруг заговорил по-английски.
Представляю, как скривился бы Мешков, услышав, как я, гуляя по улице, разговариваю с Таней Кузовлевой совершенно свободно на английском языке. Вопрос весь в том, как сильно меня надо треснуть чем-нибудь по голове, чтобы я заговорил по-английски. И кто согласится это сделать? Сообщника в этом деле мне будет найти, конечно, полегче. В нашем дачном поселке, пожалуй, каждый из ребят треснет с удовольствием меня чем угодно по голове, только я боюсь, что меня треснут с большей силой, чем это необходимо для овладения английским языком...
- Снижай цену, Завитайкин! - услышал я голос Тулькина, неслышно появившегося на чердаке. - Не хотят тебя выкупать за шесть тысяч.
Я ещё продолжал думать об изучении английского языка с помощью удара по голове, на что я решился пойти только из-за Танечки Кузовлевой, поэтому я не сразу сообразил, о чём мне, собственно говоря, говорит Тулькин.
- Цену, говорю, снижай, - повторил Тулькин. - Не хотят тебя выкупать за такие деньги.
- А кто тебе сказал, что меня не хотят выкупать? - сообразил наконец я, о чём идёт речь.
- Тишина, - объяснил Тулькин.
- Какая тишина?
- Слышишь? - спросил Тулькин, приникая к чердачному окну.
За окном было темно и действительно тихо. Не вообще тихо, а тихо в смысле того, что шума вокруг моего похищения не было никакого. Слышно было только, как Дерябин-Скрябин играл дома на рояле, а на даче у Мешкова орал магнитофон.
- Тишина ещё ни о чём не говорит, - сказал я неуверенно.
- У вас не говорит, а у нас, детективов, всё говорит: обрывок газеты, оставшийся на месте преступления, окурок, пуговица, трамвайный билет могут нам рассказать больше, чем сам преступник. Наобещал с три короба: паника будет! Милиция будет! Ищейки будут! Урра будет!.. Знал бы, что так получится, лучше сидел бы дома и смотрел бы детектив.
- Ты подожди, Тулькин, - сказал я, - ты про письмо скажи, ты подбросил письмо?
- Конечно, подбросил.
- На кухню?
- Как договорились.
- А на кухне кто-нибудь был в это время?
- Сашка всё время торчал. Потом он полез в шкаф, а я в это время - раз! И письмо на полу! Твой брат его поднял! Я дёру!
- Значит, началось... - сказал я.
- В том-то и дело, - ответил Тулькин, - что ничего почему-то не началось.
- Как не началось?
- Очень просто, - пояснил Тулькин. - Как только ваш Сашка поднял письмо, он сначала бросился к окошку, чтобы посмотреть, кто бросил письмо, но я уже к этому времени спрятался. Тогда он с этим письмом побежал в комнату. А я тогда обогнул вашу дачу с другой стороны, побежал домой, вынес на улицу стул и стал ждать. Слышу, у вас в гостиной телек работает... Минут пять сидел ждал. Вот, думаю, Сашка письмо принёс твоему отцу или матери. Вот они его прочитали! И вот в панике выскакивают на улицу, как ты обещал.
- Ну, а они что? - спросил я с нетерпением.
- Что они?.. Я сижу, а они не выскакивают!.. А телек работает... Детектив передаёт...
- А почему же они не выскакивают? - спросил я с каким-то чувством растерянности.
- Наверно, решили сначала досмотреть детектив, а потом уж выскочить?..
- Твоё счастье, Тулькин, - сказал я, сжимая кулаки, - что у меня руки связаны, а то бы я тебе за такие слова... Это ты бы, может быть, не выскочил, всё сидел бы у телевизора, если бы у тебя сына украли, а мои родители выскочат, вот увидишь, просто ещё мало времени прошло.
- Мало времени? Пять минут бежал! Десять ждал! Пять минут обратно! И ещё три минуты с тобой разговариваем! Да за это время весь наш дачный посёлок можно было поднять на ноги!
Я промолчал. В словах Тулькина была какая-то неприятная для меня логика. За это время в дачном посёлке, по моим расчётам, обязательно должен был подняться настоящий переполох. Но кругом было так же тихо, как и до моего похищения.
- Ничего не понимаю... - Я действительно ничего не понимал. - Почему же меня не выкупают?..
- А чего тут непонятного? Не стоишь ты шести тысяч. "Москвич" стоит, а ты нет.
- А при чем здесь "Москвич"?
- А при том, сам же говорил, что твой отец завтра должен выкупить в магазине свой "Москвич", - сказал горячо Тулькин. - Если твой отец выкупит тебя в первую очередь, то он останется без денег, и у него пропадёт очередь на машину, а если он выкупит сначала машину, то ты не пропадёшь, ты же сам написал, что находишься в безопасном месте.
- Значит, ты думаешь, что они сначала выкупят машину?
- Конечно, машину, а потом займут денег и выкупят тебя.
- Что же, я должен на этом кладбище неизвестно сколько торчать? (Тулькин продолжал сидеть где-то там, уже в темноте, и сопеть.) А ты знаешь, - сказал я, - как неприятно здесь сидеть?
- Тогда нечего заламывать за себя такую цену! Хочешь прославиться, сегодня же запроси рублей пятьдесят за себя, и хватит.
- То говорил, я мало запросил, теперь - много... А почему пятьдесят?
- Хватит с тебя, - объяснила мне темнота голосом Тулькина.
Я обдумал предложение Тулькина и сказал:
- Ни за что! Надо мной же будут все ребята смеяться, что меня только за пятьдесят рублей выкупили... Сына Кеннета Янга за большой выкуп, написано, выкупили. Я думаю, что большой выкуп - это тысяч шесть.
- Твой отец не Кеннет Янг, и ты не его сын, - сказал Тулькин. - У них свои цены, у нас свои...
- Неужели им жалко заплатить за меня шесть тысяч рублей? - простонал я вслух.
- Ну ладно, Завитайкин, не расстраивайся... Сейчас я напишу ещё одно письмо, - сказал Тулькин. - Мы тебя в этом письме уценим, и твои родители тебя, может быть, выкупят. - Тулькин зажёг фонарик, снял перчатки и вытащил из кармана пиджака блокнот и вечное перо.
- Чтоб меня уценивать!.. - сказал я. - Да ни за что на свете!
- Пятьдесят! - предложил Тулькин.
- Шесть тысяч! - сказал я. - Я эту цену для Тани назначил. Чтобы она знала, что я чего-то стою.
- Пятьдесят! - сказал Тулькин. - И ни копейки больше!
- Пять тысяч шестьсот! - сдался я.
- Пятьдесят! - повторил упрямо Тулькин. - Раз - пятьдесят! Два пятьдесят! Три - пятьдесят! (Я не согласился.) Всё, - сказал Тулькин. - Я выхожу из этого дела! Таскать по кладбищу доплатные письма! Ещё ноги переломаешь!
- И выходи! - сказал я. - Пожалуйста! Не заплачу! Выходи!
