Большая книга ужасов 88 - Анна Евгеньевна Антонова
Все это промелькнуло в голове за доли секунды. А потом я неожиданно ощутила в себе странную силу.
– Меня зовут Маргарита, – бросила я прямо ему в лицо.
– Красиво, – ухмыльнулся тот. – Запомню. И обязательно тебя найду. Я, кстати, Севастьян.
Я нервно усмехнулась. Нет, мальчик, вот тут ты ошибаешься. Не в этой жизни, как бы там тебя ни звали.
– И ты мне… нам всем ничего не сделаешь, – твердо проговорила я.
– Это еще почему? – удивился Севастьян.
– Слышал что-нибудь о проклятиях?
Он скривился, в глазах мелькнула неуверенность. Похоже, слышал.
– Я могу тебя проклясть, – проговорила я, сама не зная, откуда берутся эти слова. – Тебя и так ничего хорошего не ждет, Севастьян. Если не завяжешь с криминалом, рано или поздно тебя посадят или убьют. А с проклятием скорее рано, чем поздно… – Я вдруг поняла, что улыбаюсь. Голос звучал уверенно и непривычно, будто не совсем мой. – Хочешь проверить?
Хватка ослабла, рука, стискивавшая мое горло, разжалась. Я рефлекторно коснулась шеи. Холодно и больно, но цепочка, кажется, на месте, и она цела. А еще я поняла, что больше ничего не боюсь. В отличие от Севастьяна – теперь он боялся меня!
Вдруг вдалеке послышался шум машин. Они с визгом затормозили на улице, я уже запуталась, Герцена или Большой Морской. Сквозь снежную пелену до нас донеслось хлопанье дверцами, громкие голоса и резкий свист.
Севка обернулся, а потом приблизил ко мне лицо.
– Жаль, милая, – проговорил он. – Ну ничего, еще увидимся. До встречи. Пацаны, айда за мной!
Его пацаны бросили Данилу с Данькой и рванули за ним к одной из арок, ведущих на соседнюю улицу. Как же она называется? Не помню… Главное, что в том же направлении удалились голоса, шум и свист. Наконец стало тихо. Парни поднимались и отряхивались от снега. Я запахнула бушлат и снова накинула капюшон.
– Рита, как ты? – подлетел ко мне Данила.
Я судорожно глотнула.
– Все в порядке.
– Что он тебе сделал?
– Ничего, – с усилием проговорила я, потирая шею. – Напугал просто. Главное – цепочка цела.
– А если цела, идемте, – позвал Данька. – Пока еще кто-нибудь не заявился. С ума сойти можно, – вдруг по-детски жалобно добавил он. – Ну и ночка! Это дежурство я запомню надолго…
– На всю жизнь, – многозначительно кивнул Данила.
И я была с ним согласна.
– Это ты милицию вызвал? – догадалась я.
Данька кивнул.
– Позвонил, когда ходил за одеждой. В подсобке есть телефон как раз на подобный случай…
– И тебе поверили?
– Не сразу. Я сообщил, что здание грабят, а я просто ночной сторож и ничего не могу сделать. Дежурный сперва сказал: голос какой-то детский, я наверняка их разыгрываю, и, если не перестану, меня привлекут за хулиганство. А потом бросил трубку. Я уж думал, что все пропало, но они все-таки поверили и прислали наряд…
– А вдруг они сюда придут разбираться? – забеспокоилась я.
– Я их встречу, – кивнул Данька. – Только давайте сначала с вами…
Он отвернулся и взялся за ручку двери во флигель, до которой мы не дошли всего несколько шагов. Но у меня остался один вопрос, который почему-то важно было задать именно сейчас.
– Зачем ты вообще стал нам помогать? – спросила я в его спину.
Данька замер и медленно обернулся.
– Почувствовал родственные души, – усмехнулся он.
Я не поддалась:
– А если серьезно? С посторонними на объекте как надо было поступить? У тебя ведь есть инструкция?
– Инструкция есть, – подтвердил Данька. – И я ей последовал.
Мы с Данилой смотрели на него непонимающе, и он уточнил:
– Вызвал милицию, когда на объекте появились посторонние…
* * *Данька дернулся изо всех сил, но его держали крепко. Он чувствовал, как чужие руки жадно обшаривают одежду, выворачивают карманы, и содрогался от липких прикосновений. Мелькнула отчаянная мысль: может, закричать? Но кто придет ему на помощь? Маловероятно, что мимо будет проходить милицейский патруль. Даже если услышат прохожие и жильцы ближайшего дома, никто не поспешит его спасать, лишь отвернутся и поскорее пройдут мимо. Время сейчас такое – каждый сам за себя. Заступишься и получишь еще больше…
Севка не принимал участия в обыске. Он стоял в сторонке, сунув руки в карманы и наблюдая за ним с ехидной ухмылкой.
– Чего ты ко мне прицепился? – не выдержал Данька. – Что я тебе сделал?
Севка презрительно взглянул на него, но снизошел до ответа.
– Ненавижу таких, как ты, – сквозь зубы проговорил он. – Все из себя правильные, чистенькие, как будто лучше других. А на самом деле такие же, если не хуже. Просто притворяетесь удачнее, чем остальные…
Данька молчал, не находя слов. Он не считал себя ни хорошим, ни чересчур правильным, ни тем более чистеньким.
– Что вы там возитесь? – прикрикнул Севка. – Есть?
Еще теплилась слабая надежда, что они ничего не найдут, но чужие наглые руки уже добрались до внутреннего кармана его единственной приличной рубашки.
– Да! – радостно воскликнул один из парней, сжимая находку в кулаке. – Вот.
– Дай сюда, – потребовал Севка.
В его руку легла тонкая серебряная цепочка с кулончиком в виде якоря. Он взвесил ее на ладони и снова ухмыльнулся.
– Подарочек со смыслом, а, Данила? Уверен, что девочка поймет? Жаль, ты этого уже не узнаешь…
Он растянул цепочку, словно собираясь разорвать. От этого опешили даже его друзья. Они отпустили Даньку и уставились на своего главаря.
– Сев, может, не надо, а? – робко протянул Рыжий. – Вещь дорогая, продать можно…
Он не успел договорить – цепочка лопнула с легким звоном. Даньку уже никто не держал, но он замер на месте, не в силах сделать и шага. Цепочку еще можно починить… Он был готов вопить и звать на помощь, но кто его услышит? Жаль, что нельзя послать сигнал SOS. Или можно?..
Севка тем временем согнул пальцами тонкий серебряный якорь, будто он был из бумаги, бросил в грязный снег под ногами вместе с обрывками цепочки, а потом со всей силы впечатал в него каблук.
– Идем, – скомандовал он, не глядя на Даньку.
Они давно ушли, а он все стоял на том же месте, не понимая, что ему делать дальше. В голове поселилась звенящая пустота. Он не пытался поднять остатки цепочки – и так понятно, что подарок безнадежно погублен. На него были потрачены все деньги, заработанные с огромным трудом, но даже не это главное. Севка одним движением уничтожил его мечту. Надежду на то, что у него могут появиться друзья и, может быть, даже семья… Данька, конечно, комсомолец и не признает всякую потустороннюю чушь, но сейчас был опасно близок к тому, чтобы поверить в слова дядьки Михаила. Кажется, он и правда проклят…
Куртка осталась
