Многоножка - Вячеслав Береснев
Света тоже какое-то время молча смотрела на зал, а потом тихо сказала:
— Даже не верится, что «Стаккато» мог бы закрыться, — она тяжело вздохнула. — Что бы я без него делала…
— Я же тебе говорила, что смогу, — сказала Тамара, задирая нос.
Света рассмеялась.
— Да… Теперь я тебе верю. Спасибо тебе, Многоножка.
— Откуда ты знаешь, что меня так зовут?
— Ну я ведь не глухая.
Они как-то неловко и тихо рассмеялись.
— Ладно, — вздохнула Света. — Кончать надо уже с сантиментами. Скоро ребятня заявится… А я хочу хоть на одну вашу тренировку с Лебедевой поглядеть.
— Угу, — кивнула ей уже в спину Тамара. — Может быть…
— А? — Света обернулась на полпути к своему кабинету.
— Ну… Может быть, когда твой папа выздоровеет… Мы сыграем спектакль для него?
Света ухмыльнулась.
— Тогда уж вместе с ним.
…Через много времени после этого, оглядываясь назад, Тамара не понимала, что заставило её сказать те последние слова про Виктора Саныча. Может быть, злое наитие, а может, наоборот — не злое. Сколько Тамара ни думала, она ясно уяснила одно: будь у неё машина времени, она бы точно вернулась в прошлое и убедила бы себя не говорить ничего подобного.
С того дня прошла ровно неделя — и Виктора Александровича Манохина не стало.
16. Акт второй: Тамара и неприятности
Человеку, в жизни которого наступает тёмная полоса, обычно не позавидуешь. Особенно это касается тех, на кого эта полоса, казалось бы, сваливает все неприятности разом.
Когда поникшая Света, придя в клуб, рассказала, что её отец не дожил до Нового года каких-то двух недель, Тамару это шокировало. Она помнила слова Виктора Александровича о том, что его уже не выпишут из больницы, но и подумать не могла, что слова эти окажутся почти что пророческими.
«Правильно ли, — думала она, — я поступила, что ничего не рассказала Свете?»
Она прекрасно понимала, что слова её ничего бы не изменили. Но всё же в ней колыхнулось крохотное чувство вины, ведь она скрыла что-то важное.
Решено было устроить день траура и на сутки приостановить деятельность клуба. Когда Света подняла вопрос о том, чтобы съездить на похороны, Серёжа, Костя и Нюра сразу согласились. Неожиданно их поддержала Ксюха, сказав, что тоже поедет.
В тот день, когда все стали расходиться, Тамара прошла в кабинет к Свете.
Та сидела за столом, поникшая и мрачная.
— Свет, — произнесла Тамара неуверенно.
— Тамара, что бы там ни было, давай не сейчас.
— Это по поводу Виктора Саныча. Есть одна вещь, которую он мне сказал, когда ты выходила.
— …
— Понимаешь, он… Он сказал мне, что знает, что его не выпишут.
Крохотная слезинка от собственных слов скатилась по щеке Тамары, но голос её не дрожал. Девушка быстро вытерла лицо рукавом.
— Конечно, он просил не говорить тебе. Но сказал, мол — есть такие вещи, после которых не выписывают. Так что он, скорее всего, знал, что…
Света подняла на неё тяжёлый взгляд, мрачный, как никогда.
— Убирайся.
Никогда ещё Тамара не покидала «Стаккато» с такой скоростью.
…Сидя в автобусе, везущем её к дому, Тамара отправила «Nic» Задире Робби. Он ничего не ответил, так что она позвонила. Бесполезно: телефон был недоступен.
Надёжное убежище, всегда выручавшее её в трудные моменты, было закрыто на неопределённый срок.
На душе было неимоверно тягостно и тоскливо. Задрав голову, Тамара, сидящая у окна, пустым взглядом смотрела в прямоугольник светящегося диода на потолке автобуса.
Ноги слегка побаливали.
Дома ей лучше не стало: там встретили понурые родители. Как оказалось, бабушку перевели в другое отделение в связи с тем, что ей стало хуже. При этом маму к ней не пустили, объяснив это тем, что «часы посещения в другое время, а пациентка без сознания».
— Что они себе позволяют?! — бессильно возмущалась мама, сидя за кухонным столом. Папа, тоже встревоженный (но больше из-за мамы, нежели из-за бабушки), старался её утешить.
— Может, вы уже расскажете, что с ней? — спросила Тамара. — Сколько уже можно…
— У неё гипертония. Врач сказал: тогда приехали вовремя, у неё был инсульт. В больнице она начала уже отходить, мне обещали, что скоро её навестить можно будет, а тут… — мама замолчала.
У Тамары боязненно сжалось сердце. В голове всплыли недавние слова Виктора Саныча о том, что есть такие болезни, после которых…
«Нет, — сказала она себе. — С бабушкой всё будет хорошо».
— Мамуль, может, валерьянки выпьешь? — спросила Тамара ласково, положив ладонь ей на плечо. — Всё хорошо. Если её перевели в реанимацию, значит, вовремя заметили, что что-то не так. И скоро её вылечат.
— Твои бы слова, Тамарчик, — мамины тёплые пальцы легли на её руку. — Твои бы слова.
Оставив их вдвоём, Тамара прошла к себе в комнату, где за компьютером сидел и что-то искал в Интернете Егор.
Прекрасно зная, что он не видит её сердитого взгляда, Тамара прошла, бросила сумку на кровать и сказала:
— Выйди, я переоденусь.
— Переодевайся, я не смотрю, — буркнул Егор, не отрываясь от монитора. Листал какие-то списки.
Сердито выдохнув носом, Тамара бухнулась на кровать вслед за сумкой. Легла на спину, раскинула руки и начала болтать ногами.
— Twinkle, twinkle, little star…
— Хау ай вандер, вот ю ар, — гнусаво подпел Егор, всё ещё не отрываясь от компьютера. Получилось настолько плохо, что Тамаре захотелось его пнуть, но лёжа она не дотягивалась, а вставать не желала. Так что просто буркнула:
— Заткнись. Я не для тебя пою.
— Грубиянка. Ты, вроде, переодеваться хотела.
— А ты, вроде, хотел свалить.
— Нет, не хотел.
— That is the point.
— И что это значит?
— Значит «Егор дебил».
Наконец оторвавшись от компьютера, Егор повернулся к ней.
— Ты зачем грубишь, пигалица? Я, вроде, ничего тебе не сделал.
— Сам ты пигалица, понял?! Я тебя по-человечески попросила выйти…
— Я тебе что, мешаю?
— Мешаешь!
— Да пошла ты в задницу! — Егор закрыл браузер, встал и быстро вышел из комнаты, не забыв хлопнуть дверью. Тамара еле сдержалась, чтобы не пнуть её с обратной стороны — чтобы ещё сильнее захлопнуть.
— Козёл, — бросила она ему вслед.
Переоделась в домашнее и забралась под плед. Даже на сидение за компьютером сил не оставалось. На душе, не переставая, скребли кошки. Хотелось заплакать, но Тамара знала, что это не поможет.
«Ужасный день…»
