Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Мачта с парусами была уже сбита Весла застыли без движения. Галера остановилась и, слегка покачиваясь, поворачивалась носом по ветру.
Каспер подбежал к трапу в люк. Навстречу ему вырвалась целая толпа полуголых взлохмаченных бородатых дьяволов, а впереди - Вуек и дядько Охрим с ножами в руках.
- Бей их, мучителей проклятых!
Рабы хватали все, что попадалось под руку - оружие, доски, багры, топоры, - и с воем бросались на экипаж галеры.
Вуек - уже с кривой саблей - бежал прямо к Кериму-эффенди. Тот, бледный, с плотно сжатыми губами, подняв пистолет, целился в боцмана.
Каспер кинулся к турку, выбил у него из рук горячий пистолет, но было уже поздно: в нос ему шибануло кислым дымком пороха, а Вуек лежал на палубе, выплевывая кровь.
Турок выхватил из рук ослабевшего боцмана саблю.
Каспер слышал, как над головой его свистнула сталь. Лицо его тотчас же залило чем-то горячим и липким, но боли он не почувствовал.
- Получай, мучитель! - крикнул юноша, нанося Керкму-эффенди страшный удар, но от резкого движения сам покачнулся и упал на колени.
В этот момент со всех сторон через борт галеры ринулись сотни усатых босых молодцов в белых рубахах и штанах, с саблями наготове.
- Гей, хлопцы! Рубай их, чертяк окаянных! - покрывая все мощным басом, командовал тучный седоусый старик, бежавший впереди.
- Гей, гей, рубай собак! Рубай! - словно в аду, орало, свистело и улюлюкало вокруг.
Каспер, падая, наткнулся на чье-то тело и, захлебнувшись собственной кровью, устало положил голову на холодную обшивку палубы.
Очнулся юноша много времени спустя и долго не мог понять, где он. Особенно волновал его нежный и свежий, очень знакомый, но давно забытый запах. Хотелось вздохнуть поглубже и подольше задержать в груди этот аромат. Но дышать было трудно - вся голова и лицо Каспера были обмотаны тряпками. Поднеся руку к щеке, он осторожно провел по лицу от лба до подбородка, потом долго рассматривал ладонь. Нет, крови на ней не было... А чем же это пахнет? Рука его бессильно упала на что-то мягкое, свежее и влажное... Матка бозка трава! Каспер даже забыл о том, что она существует...
Закрыв глаза, он долго и старательно восстанавливал в уме все, что с ним произошло. Он хорошо помнил свист сабли над головой и хлынувшую ему в глаза кровь... А раньше... Пан Езус, а Вуек! Что с Вуйком?!
И снова юноша осторожно провел уже другой рукой по лицу... Тряпица, обматывавшая его голову, вся покоробилась и заскорузла, но свежей крови не было. "Здорово я отделался! - подумал Каспер. - Я-то отделался, а что с Вуйком?!" Тряпка мешала ему смотреть, и Каспер попытался осторожно сдвинуть немного повязку.
- Не тронь! - услышал он старушечий голос, и над ним ласково склонилось морщинистое лицо. - Еще день, и будешь ты, хлопец, героем! - утешил его тот же голос. - А все подорожник! Это наше казацкое лекарство...
Вдруг юноша понял, что старуха, говорит с ним, мешая польские и украинские слова.
- Пани - полячка? - спросил он с волнением.
Старуха долго не отзывалась.
- И полячка, и казачка, а может, и московитка, - сказала она наконец. Маленькой меня татары увезли, сама не знаю, кто я... Мой Павло говорит полячка, я ведь молодой очень красивая была... Он же меня из плену спас, Шкурко мой...
- Скажите, пани, не знаете вы, где такой - он поляк тоже, паном Конопкой звать. Раненый он тоже...
- Только не обзывай ты меня, сынок, "пани", - сказала старуха. - Мы, сынок, все тут вольные люди: ни хлопов, ни панов у нас нету... Зови меня "бабка София", и всё! А за Конопку своего не турбуйся, он тут, рядом с тобой, на травке... Как двух лялечек, обвязали вас тряпицами и положили рядом... Водички дать тебе?
Каспер напряг все усилия, чтобы повернуться на бок, но это ему не удалось. Тогда старуха своими сильными руками ловко повернула его.
- Вот он, твой Конопка, - сказала она ласково, - только ты его не тревожь, он си-и-льно пораненный...
В первую минуту Каспер не узнал Вуйка, он и позабыл, что тот сейчас черноволосый и черноусый... А бороду турецкую его, оказывается, сбрили.
- Бледный он какой... - сказал Каспер с жалостью и вдруг почувствовал, что на глазах у него выступили слезы.
- Бледный, да... И подорожник ему не помогает. Может, матерь божья смилуется... - ответила старуха. - А до чего завзятый! Как перевязывала я его, он в память пришел. И перво-наперво велел, чтобы я ему бороду сбрила. "Поляки, - говорит, - как и казаки, бород не терпят".
Старуха говорила так, точно Вуек был далеко и не мог ее услышать.
- Он что, так крепко спит? - спросил юноша осторожно.
- Без памяти он уже четвертый день. Чуть откроет глаза, я дам ему водички, и он опять, как мертвый, дни и ночи лежит...
- Четвертый день? - спросил Каспер с удивлением. - И я, значит...
- Говорю же, вас, как двух лялечек, запеленали и положили рядом... Вы и лежали, как мертвые. Я тебя тоже побрила. Сперва думала - ты старик совсем, а ты молодой оказался... Побрила, надо же было раны твои страшные промыть. А как брила да перевязывала тебе лицо, - больно же, а ты даже не застонал... А вот видишь, пришел-таки в себя!
- Значит, и Вуек придет, - сказал Каспер, успокаиваясь.
Закрыв глаза, он сильно потянул ноздрями свежий, холодноватый запах травы. Было больно, щекотно, и, наверно, из-за этого он потерял сознание.
Глава четвертая
НА УКРАИНЕ И В ПОЛЬШЕ
Вуек умирал.
Касперу уже много раз приходилось видеть смерть, и он хорошо знал, что означает, если больной несколько дней подряд водит руками по телу, по лицу, точно обирая с себя какую-то паутину. И лица умирающих иной раз как-то светлеют, на них проступают давно утраченные черты молодости.
Глядя сейчас на Вуйка, Каспер вспоминал свое раннее-раннее детство и в Гданьском порту пана Конопку - бравым матросом, еще полным сил и задора. Ни на минуту не забывая своей красавицы жены, пани Якубовой, он считал, однако, своим долгом подмигивать всем девушкам и молодым женщинам, за что ему частенько влетало от строгого и сдержанного капитана Берната...
Вуек умирал.
Утешения не было. Казаки, которых смерть подстерегала на каждом шагу и которые хорошо знали ее повадки, просто, как очень мужественные люди, говорили молодому поляку:
- Три-четыре дня еще протянет... Хороший был человек! Мы ведь знаем его еще с той поры, как он деньги тебе на выкуп собирал.
И тут же поясняли Касперу, что это атаман Шкурко посоветовал Вуйку не бродить зря по свету: на выкуп, мол, слишком много денег надо.
"Как ты понимаешь о себе, - спросил атаман у боцмана, - хороший ты моряк? - И, не дожидаясь ответа, добавил: - Видать по всему - хороший... Вот и справь себе на собранные деньги богатое турецкое платье да нанимайся к какому-нибудь турку чи алжирцу на корабль. Балакать по-ихнему умеешь?"
- Конечно, не за день, не за два он тебя разыскал, - говорили казаки, но вот выкупить тебя он и до смерти не выкупил бы!
"До смерти"! Вот все-таки до смерти своей Вуек успел спасти меня! думал юноша с грустью. - Сколько еще смертей мне предстоит увидеть? Плохих людей не жалко, но вот жаль славного капитана Зитто, жаль кое-кого из товарищей по галере, особо полюбившихся за плавание и умерших тихо-тихо... даже после смерти не выпустивших весла из рук!"
А теперь Касперу предстоит самое тяжелое испытание - вечная разлука с Вуйком.
Если бы такая беда стряслась где-нибудь в Польше или даже в Италии, к пану Конопке позвали бы ксендза или патера, прочитали бы над ним отходную. Боцман был добрый католик, и Каспер очень страдал от того, что не сможет по-христиански справить обряд... Хоть бы русского, хоть православного попа привели бы ему казаки!
Но Шкурко только рукой махнул, когда Каспер заговорил об этом.
- А ты бы его самого спросил, хочет ли он ксендза, или патера, или попа!.. Захотел бы, так мы бы ему самого папу из Рима на чайках пригнали бы!
Каспер с досадой выслушал эти слова, не хотелось ему сейчас шутить, но, к удивлению юноши, Вуек, очнувшись как-то, сказал ему:
- Побродил я, Касю, по разным странам, и не на корабле, а пешочком с посохом и сумой. Перевидал я дай боже, сколько ксендзов, и попов, и патеров, и мулл ихних - бог с ними! Если грешен я, господь, может, по милосердию своему, меня простит, а не простит, так тут уже мне никакой ксендз не поможет!
Это было в то утро, когда Вуек, придя в себя, подозвал Каспера и проговорил с ним до полудня.
Другая забота отягчала сердце Вуйка.
- Что же ты, Касю, думаешь сейчас домой податься отсюда? - спросил он, с беспокойством оглядывая забинтованное еще лицо юноши. - А то атаман Шкурко большую нужду в людях имеет. Считай, что полсотни казаков он лишился, когда нас с тобою выручал... Вон из бывших твоих товарищей-гребцов почти все к нему в отряд пошли... Бабка София мне рассказала...
А Каспер сам, собственными глазами, видел эту сцену, которая растрогала его до слез.
В ту пору он еще находился на полном попечении бабки Софии Шкурковой. Ходить он не мог, добрая женщина за плечи приподняла его и кое-как прислонила к дереву. Повязки мешали Касперу, и, чуть-чуть освободив один его глаз, она дала ему возможность досмотреть все до конца.
