Розмари. Булавки и приворотное зелье - Саманта Джайлс
Воцарилось молчание: никто из нас не знал, что сказать в ответ на это признание. Наконец Филлис заговорила снова:
— В юности мы с Мелом были невероятно близки. Можно сказать, он превозносил меня до небес. Когда меня изгнали из семьи, он был безутешен и так никогда по-настоящему и не простил меня за то, что я покинула его. Как я ушла, тут и аукнулось то, что натворили наши родители. Они оба внезапно скончались с разницей в несколько дней, и несчастный Мел остался сиротой. Увы, в те времена бедный сирота был чаще всего обречён попасть в работный дом.
— Что за работный дом? — с любопытством осведомился Эди.
— Это было кошмарное место, куда отправляли бедняков или сирот — работать за еду и кров, часто в жестоких, грязных, унизительных условиях. К тому времени я уже была слишком далеко и не знала, какая участь постигла моего брата; но, конечно, это оставило на нём свой след, во многом более глубокий, чем шрамы на его щеках. Короче говоря, тоска Мела от того, что он утратил и меня, и родителей, привела его на тёмную сторону. С момента освобождения из Туннеля Вечной Тьмы он разыскивает меня. Он желает наказать меня и всех, кто мне дорог.
Несколько минут спустя что-то громко хлопнуло, и экран стал чёрным. Мы втроём выжидали, придя в ужас: никто из нас не знал, что сказать.
Филлис молча смотрела на нас, а затем заговорила:
— Вот вам, однако же, сценарий номер два. — Она опять постучала костяшками пальцев по чёрной стене, там снова появился свет, и, как и раньше, мы увидели папу — он объезжал парковку в поисках места, которого не было. На этот раз мы выражали свою досаду вслух.
— Давай, пап, не сдавайся! Найди место! — закричала я экрану.
— Не уезжай домой, папочка! — добавила Лоис.
Эди тем временем стоял с закрытыми глазами, заткнув уши пальцами, и издавал приглушённую версию своего «у-у-у-у-у!».
Я прикоснулась к его руке:
— Эди, всё хорошо. Можно смотреть. Всё будет хорошо. — Я сказала это с бо́льшим пылом, чем чувствовала на самом деле.
Он нехотя вынул пальцы из ушей и стал смотреть, зажмурив один глаз.
Мы увидели, что папа собрался уезжать.
— Не-е-е-ет! — заорала Лоис, еле сдерживая слёзы.
— Просто смотри, Лоис, — попросила я, молясь, чтобы папа нашёл другое место для парковки. Фильм переключился на задворки театра: туда подъезжала папина машина. Мы все разразились ликующими возгласами.
Он вышел из машины, и мы смеялись и радовались, когда он переставлял полосатые конусы, чтобы отгородить пространство позади своей машины. Потом мы увидели, как папа кивнул темноволосой девушке, стоявшей у служебного входа. Она ввела для него код, и мы увидели, что он заходит в здание театра. Буквально через минуту подъехал оранжевый «Мини Купер». Девушка вернулась в здание как раз перед тем, как Мел Вайн выбрался из машины. Когда служебная дверь, щёлкнув, затворилась, над крышей театра, шипя и свистя, взлетели белые искры, как маленький фейерверк, а оранжевый «Мини Купер» тем временем растаял в воздухе. Мы разразились победными криками. То есть все, кроме Филлис.
— В чём дело, Филлис? — спросила я. — Почему ты не рада?
— Это варианты, моя дорогая. Может произойти любой из них. Могут быть и другие развязки, которых мы ещё не видели. Это полностью зависит от вашего папы, вашей мамы, от Маркуса и даже от девушки, стоявшей у театра.
— Но папа уже видел, что может случиться, так что я уверена — он сделает всё, чтобы попасть в театр и не дать этому противному Маркусу хватать своими лапами нашу маму, — с уверенностью прибавила я.
Филлис по-прежнему хмурилась. В сущности, всё в ней было серым. Её обычно яркие, живые глаза были тусклыми и мутными. То, что её очки были сломаны, а одного ботинка не хватало, конечно же, не улучшало картину.
Лоис, всегда чуткая и ласковая (если забыть про её коварную попу), обвила Филлис руками.
— Ну что ты, Филлис, прошу, улыбнись. Почему ты такая грустная?
Филлис ответила срывающимся голосом:
— Какой удар, милая моя. Узнать, что Мел угрожал твоей сестре. Мне так плохо. Плохо, как сливе в остывшей подливе. Тесно, как утке в лисьем желудке. Темно, как в ночи, где летают сычи. Мрачно, как гроб того, кто утоп. Словно во мгле, на дне, в земле…
— Нам уже пора выбираться отсюда, Филлис, — перебил её Эди.
«Слава богу», — подумала я. Филлис что-то разошлась, но на этот раз из знакомой нам весёлой певицы она превратилась в мрачную, унылую поэтессу.
— Милый мальчик, я понятия не имею, как нам вернуться в мир живых. Нет, нет… Не взлететь, как ракета, не увидеть рассвета, не дожить до расцвета… Не сможем попасть в иные края ни ты, ни я…
Мы с Эди смотрели друг на друга: никто из нас не понимал, что делать дальше.
У Лоис, к счастью, был план, и вот теперь я поняла, зачем взяла с собой несмышлёную, дурно пахнущую младшую сестру.
— Филлис! — окликнула её Лоис, пока та декламировала свои нелепые тоскливые бессмыслицы. — Как нам выбраться отсюда, скажи, пожалуйста!
Ответа не было, но звуки голоса Лоис заставили Филлис умолкнуть. Тут сверху послышалось негромкое карканье, и я сперва подумала, что мне это чудится. Я посмотрела на Эди, который явно тоже услышал эти звуки, потому что его взгляд в смятении направился сначала на меня, а затем на Лоис. Мы дружно взглянули наверх, и, должна признаться, я почувствовала смесь облегчения и ужаса.
Это была Палома.
— Палома! — взвизгнула Лоис с неописуемым восторгом. — Я так по тебе соскучилась!
Она позволила птице покружиться у своего лица и усесться на плечо. Казалось, они обе полностью предались доверительной беседе, если это можно так назвать. К этому времени Филлис вновь села на пол, согнув колени и обхватив их руками. Она опустила голову и была похожа на игрушку, у которой сели батарейки.
— Так, — солидно сказала Лоис. — Палома говорит, что Филлис больна.
— Да что ты! — выпалил Эди.
— Эди, Палома не любит сырказм, так что на твоём месте я бы помалкивала. — Лоис выглядела очень довольной собой, почувствовав важность своей роли. — Палома говорит, что мы должны дать Филлис лекарство.
Лоис нежно погладила Палому по голове и поцеловала её, прежде чем птица взлетела к потолку и, видимо, растворилась в воздухе.
Я
