Ая эН - Уровень Альфа
В трактире, как и на площади, никого не было. В трактирах Земли-75 нет барных стоек и нет касс. Посетители приходят, садятся за пустые столы и начинают стучать ладонями или кулаками по столешницам. Хозяин или его помощники выходят и спрашивают, что надо. Около окон стоят другие столы, «полные», с горками плюшек и пончиков, чтобы с улицы было видно. Еще иногда на «полные» столы кладут всякие овощи. Соки и сок-соки разлиты в чаны, из них черпают кружками. Черпать имеет право только хозяин, а не те, кто будет пить. Эти правила Мамаш хорошо знал. Бьорки остановился посреди полутемного помещения и растерянно оглянулся.
– Эй! Есть тут кто?
Тишина. Мамаш деловито залез на расшатанный стул и начал барабанить кулаками по истертым доскам стола.
– Тише! Не хулигань! – цыкнул было Бьорки, но тут на шум высунулся невообразимых размеров толстяк в чудовищно грязном переднике, и Мамаш при виде его мигом угомонился.
– Ну? – спросил толстяк.
– Здравствуйте, – сказал Бьорки. – Мы с другом немного проголодались. Нам надо пончиков.
– Понч-ч-чиков??? – Брови толстяка полезли на лоб от крайней степени удивления.
В его представлении мира не было места двум пацанам, обнаглевшим настолько, чтобы просить милостыню, врываясь в дома, да еще требовательно стуча по мебели.
– Да, – подтвердил Бьорки, извлекая из кармана туго набитый кожаный мешочек. – Мы хотим пончиков и соку.
Хозяин с интересом уставился на мешочек.
– Там монеты? – уточнил он.
– Да. – Бьорки развязал тесемки и вытряхнул на стол несколько пластмассовых кругляшков, на каждом было написано: «Монета».
– Ого! – сказал Мамаш.
– Ого, – согласился с ним толстяк и тут же представился заученной после седьмого укола фразой: – Меня зовут дядя Кышкыш Чо, я тут повар и хозяин. Мой трактир называется «Чо». Заходите. Вам че?
На самом деле трактирщик был гораздо умнее; менее чем с девятью уколами трактирщиком не стать. «Заходите» и «вам че» он бы не сказал, если бы подумал как следует. Но может ведь человек растеряться при виде монет, ведь может?
– Нам, пожалуйста, десять пончиков, две миски крема, два сока… Что еще есть?
– Суп есть! – бодро сказал дядя Кышкыш.
– Отлично. Два супа.
– Каша есть. – Брови трактирщика медленно принимали привычное положение.
– И две каши.
– Рагу Гу есть.
Может, этот мальчишка – вор, и его ждет Фтопка от ангелов или фшлепка от родителей, но разве это его, Кышкыша, дело?
– Дайте два.
Мамаш продолжал сидеть с открытым ртом. Он не вполне понимал, что происходит.
– Сок-сок есть, – шепотом намекнул хозяин.
– Нет, этого нам не надо, – категорически отверг предложение Бьо. – А вода есть?
Во всех трактирах вода была бесплатно, но Бьорки об этом было неизвестно.
– Ну да, – сказал трактирщик и обернулся в угол заведения к некому подобию крана.
Потом сгреб горсть монет и, невероятно счастливый, укатился на кухню. А Бьо подошел к крану и достал из сумки пустую бутылку. Лещща Мымбе осторожно высунула мордочку наружу.
Кран был хитрый. Вроде бы обычный кран, как на Земле-12, и раковина. Но носик крана был расположен слишком низко, а сливное отверстие в раковине – слишком высоко, сбоку. В итоге получалось так, что раковина была постоянно наполнена водой. А струя из крана била ниже уровня воды. То есть помыть руки можно, только сунув их в раковину. А попить как?
Вода в раковине была коричневая. Бьо открыл кран и подождал немного. Вода медленно очищалась, причем грязная вода из слива по обломку трубы стекала в стоящее у стены помойное ведро. Ведро уже заполнилось наполовину, а содержимое раковины не стало намного чище.
– Нет, так дело не пойдет, – пробормотал Бьорки, закрывая кран. – Эй, дядя Кышкыш!
Дядя не появлялся. Бьорки заколошматил по столу. Это возымело действие.
– Ну?
– Мне нужна кружка, – сказал Бьорки. – Пустая. И полотенце. Чистое.
– Нету, – покачал головой Кышкыш, потратив всего каких-нибудь пять минут на раздумья.
– Монету дам! – пообещал Бьорки.
Кышкыш вдруг испугался:
– Нету, нету! Нельзя!
«Наверное, это правда запрещено Правилами!» – разочарованно подумал Бьорки. Кышкыш ушел. Мамаш вылез из-за стола и подошел к крану.
– Ладно, – сказал Бьорки. – Одной бутылкой придется пожертвовать.
Он отвинтил крышку, сжал стенки бутылки – благо они были тонкие, гибкие, – сунул бутылку в воду и разжал пальцы. Немного грязной воды из раковины попало внутрь бутылки. Заполнив примерно половину, Бьо вылил содержимое в ведро и повторил процедуру несколько раз. Вскоре уровень грязной воды в раковине заметно уменьшился. А еще спустя минуту ее вообще не осталось. Мамаш смотрел на это действо во все глаза.
– Ого! – повторял Мамаш. – Ого!
Бьорки открыл кран, ополоснул раковину, опять опорожнил ее с помощью импровизированной клизмы. Потом достал из сумки одну из бактерицидных салфеток, протер все. Теперь можно было спокойно помыть руки и попить. Куда бы выбросить грязную бутылку? На всякий случай у Бьо еще одна была, не в сумке, во внутреннем кармане, рядом с часами и навигатором.
– Дай! – вдруг потребовал Мамаш, протягивая руки к грязной бутылке.
– Н-на… – Кажется, проблема утилизации грязной тары была решена.
И тут заиграла музыка. Это была прекрасная музыка: барабанная дробь, тарелки, а потом такой конкретный дэткор, что аж стены задрожали! «Откуда это здесь, на жалкой окраине мира? – в первый момент растерялся Бьо, но тут же догадался: – От ангелов, конечно!»
Под выносящие мозг великолепные рыки и вопли, заглушающие бас-гитары и ударные, из кухни торжественно выплыл дядя Кышкыш, он нес две миски с пончиками. За ним следовала некая весьма упитанная молодая особа с тарелками супа, от которых страшно воняло «носками бывалого туриста». Далее следовали другие особы с другими блюдами, источающими не менее острые ароматы. И хотя пахли не блюда, а особы (семья дяди Чо тоже немного экономила на мыле и шампунях), Бьорки понял, что его сестренку сейчас опять вырвет. Поэтому он быстро сказал Мамашу:
– Ты ешь и жди меня. Понял?
И выскочил из трактира. На улице шел дождь. Дождь пах дождем, ему не нужно было экономить, ему не нужны были платья. Это было здорово.
Бьорки решительным шагом прошел за ворота замка, взбежал по ступенькам центрального входа под навес, достал прибор и выпустил на свободу крысу.
– Все, пора работать! Обед откладывается на неопределенное время.
– Пи!
Глава 21
О смысле
Некоторые простые люди считают, что главное в жизни – это быть счастливым. Или – в идеале – чтобы все на свете были счастливыми. Разошли по двадцати адресам фразу «Люди, давайте радоваться жизни!» – и всем будет счастье. Или: море, солнце, белый песок, сладкий сок – и глобальный кайф. Да, щазз, как бы не так! Это на недельку хорошо. На месяц. Ну, на год максимум!
Некоторые не очень простые люди, то есть люди, устроенные посложнее, считают, что главное в жизни – это творчество. Вырастить сына, построить дом, посадить на цепь собаку возле дерева. Еще можно велосипед изобрести. Этого хватает на дольше. Этого, бывает, на всю жизнь хватает. Даже на несколько жизней.
И только когда жизней у тебя становится до фига, а возможностей – до фигища, ты начинаешь понимать, что главное – это смысл.
Дюшка еще не ощущал ни вечности, ни возможностей. Поэтому ему просто и тупо хотелось быть счастливым. Он полагал, что, раз уж попал к ангелам, ему обломится огромный кусок счастья. Какой же день рождения без торта? Но на деле все оказалось совершенно не так. И уже не хотелось ни счастья, ни даже торта. Хотя все-таки хотелось. Дюшка не мог разобраться в своих чувствах и желаниях.
Дима и Рон давно успели привыкнуть к тому, что счастье – не главное. Но все-таки им обоим казалось, что это очень важно: как ведет себя Дюшка, можно ли что-то сделать с Ризи или с такими, как Ризи, или как сотворить планету с идеальными условиями.
Старк не заморачивался ни на счастье на песочке, ни на творчество с Дюшками и планетами. Нет, он был не против при случае помочь ребятам разобраться с Клюшкиным или поваляться на пляже в погожий денек. Просто его волновало по-настоящему другое. Если его теория верна, то… то, муточерт подери, мир устроен тогда не так, как принято считать! Тогда мир устроен так, что… Что любое место может стать аномальным, как океан в Саду Погибшего Ангела. А в аномальном месте любая вещь может исчезнуть. Аннигилировать. Испариться. Кукукнуться. Любая. Включая вечных ангелов. Включая целиком всю Вселенную. И даже не одну…
Старку нужно было проверить свою теорию на практике. В лабораторных, так сказать, условиях. Ближайшим аномальным местом был замерший сад.
Старк спустился по каменным ступеням почти до самого океана. Все вокруг словно умерло всего-навсего мгновение назад. Птички, упавшие в траву, остались теплыми, бабочки и стрекозы, сидящие на цветках, не успели соскользнуть на землю, капелька росы, готовая сорваться с кончика бутона новорожденной лилии, так и не сорвалась. Белые лошади, к которым приходила Джен, лежали на одной из нижних террас, над океаном. Недавно во сне Дюшка Клюшкин чуть было не перешел в тонкое состояние, и в него перетекла память одной из застывших лошадей. Начитался сказок перед сном – вот его сквозь сон и потянуло прямо к лошадям. Это ничего, это у ангелов бывает. Дюшка, правда, пока не ангел, но почти, почти…
