Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы
Но глядеть по сторонам и фантазировать мне было некогда. Самое интересное совершалось вот тут, передо мной на столе.
Михалыч осторожно вынул из кассеты белую матовую пластинку и положил в ванночку с проявителем.
Очень скоро на пластинке стали вырисовываться тёмные очертания каких-то предметов. Каких именно, я не успел разглядеть, потому что пластинка быстро вся потемнела. Михалыч прополоскал её в ванночке с водой и положил в раствор закрепителя.
- Пусть закрепляется,- сказал он,- а мы займёмся пока следующей.
И вторая пластинка вела себя так же, как и первая: быстро потемнела и, искупавшись в ванночке с водой, тоже была положена в закрепитель.
Так мы с Михалычем проявили все шесть пластинок. Только одна из них оказалась какой-то странной: сколько её ни проявляли, она так и не захотела чернеть.
-- Чудеса, да и только! - удивлялся Михалыч.- Может, мы на ней ничего не снимали? Да нет, как будто все шесть засняли. Ну да поглядим при свете, что там вышло.- И Михалыч, всполоснув белую пластинку, тоже положил её в закрепитель.
Наконец проявление было закончено. Мы с Михалычем посидели впотьмах ещё с четверть часика, чтобы дать всем пластинкам получше закрепиться, а потом зажгли обычную лампу, так как на дворе уже стемнело.
- Посмотрим, посмотрим, что у нас тут получилось,- говорил Михалыч, надевая очки и бережно вынимая из закрепителя и снова ополаскивая в воде одну за другой все пластинки.
Теперь они были уже не белые, матовые, а чёрные и прозрачные. На каждой виднелись какие-то силуэты. Вот силуэт нашего дома, вот очертания сарая, деревьев. Только всё белое получается чёрным, а чёрное, наоборот, белым.
Пришла мама, тоже с интересом рассматривала проявленные пластинки. Тётка Дарья робко жалась в дверях.
- Да пойди погляди,- пригласил её Михалыч.- Только это ещё негатив, тут всё наоборот.
- Нет, уж я потом погляжу, когда всё как положено будет,- сказала она и ушла в кухню.
- А где же я с петухом?-спросила мама. Михалыч внимательно всматривался в негативы.
- Вот ты. А вот эти крючки - это крылья, хвосты куриные. Да на негативе трудно всё разглядеть. Завтра высохнет, напечатаем, тогда всё увидишь,
- А где же Дарья? - спросил я. Михалыч пожал плечами:
-- Что-то сам не вижу. Неужели я её с закрытой кассетой снял? Вот скандал-то будет. Да не может быть. Я твёрдо помню, что открывал кассету.
- А вот эта совсем пустая, на ней что снимали?
- Она-то меня и смущает,- нерешительно ответил Михалыч.- Ну да утро вечера мудреней, к завтрему высохнут, тогда разберёмся.
К утру действительно все пластинки высохли, и мы приступили к ещё более интересному делу - к печатанию карточек. Для этого каждую пластинку помещали в особую рамочку и прикладывали к ней светочувствительную бумагу. Рамочки с пластинками и бумагой выставили на подоконнике на самое солнце. К счастью, утро было солнечное.; Прошло минут
десять.
- Ну, можно вынимать снимки и класть их в закрепитель.
Всё это делалось уже не в темноте, а на свету, Я глядел на получившиеся отпечатки и замирал от восторга. Вот наш дом, наш сарай, наш сад. А это что же такое? Как будто мама, и петух летит от неё. И тут же какой-то столб, не то ствол дерева. Но почему же петух пролетает сквозь него, будто этот столб прозрачный, вроде как облако? Батюшки! Да это вовсе не столб и не облако это тётка Дарья! Но как же она попала к маме в курятник, зачем она здесь?!
- Всё кончено! -убитым голосом промолвил Михалыч.- Я нечаянно маму и Дарью на одну и ту же пластинку снял. Вот почему одна пустая, неснятая и осталась.
Мама отнеслась к нашей неудаче довольно спокойно.
- Зря только петуху хвост выщипала! - вздохнула она,
Зато тётка Дарья, узнав, что она почему-то не вышла на снимке, пришла в негодование. А тут ещё мама "подлила масла в огонь" - подшутила над Дарьей, что сквозь неё, как сквозь облако, петух на карточке пролетел.
Зачем мама так неосмотрительно сказала?
- Это я-то облако? Это сквозь меня-то петух пролетел?! - взревела тётка Дарья.- Когда он летел? Да что же я, мёртвая, что ли? Что ж, я не учуяла бы его?
Мама уж и не рада была, что пошутила.
- Успокойся, никуда он сквозь тебя не пролетал. Только на снимке так получилось.
- Ах он старый греховодник! - не унималась Дарья, грозя в сторону Михалычева кабинета.- Ишь непутёвый какой! Насмешку надо мной учинил, петуха сквозь меня пропустил. Ну погоди, я ему это попомню, я ему покажу петуха!..
Фотография продолжала творить чудеса - к ужину Михалычева прибора на столе вовсе не оказалось.
- Дарьюшка, а где же Алексею Михалычу тарелка, ложка, вилка? удивлённо спросила мама.
- Нет ему ничего! - сурово отрезала Дарья.- Пусть своих петухов ловит и ест.
Михалыч сидел притихший, даже какой-то подавленный. Он чувствовал, что впереди его ждёт ещё немало бурь и гроз. Я тоже совсем приуныл.
ХВОСТАТАЯ ПРОКАЗНИЦА
Кроме фотографии, которая доставила нам с Михалычем столько переживаний, столько волнений, у нас на праздниках оказалось и ещё одно интересное занятие - приручение белочки, которую мне подарил Пётр Иванович.
Хотя она выросла среди людей и совсем никого не боялась, но нам предстояло приучить её к новому помещению и познакомить не только с нами"-с людьми, но и с другими обитателями нашей квартиры: с Джеком, с котом Иванычем, вообще, как выразился Михалыч, со всеми нашими чадами и домочадцами.
На все эти ознакомления уходило тоже немало времени. Дело упростило только то, что белочка была очень общительна, нетруслива и охотно знакомилась со всеми обитателями нашего дома.
С Иванычем она тут же подружилась. Наверное, в той квартире, где она выросла, тоже была кошка, и белочка по опыту знала, что это зверь совсем не
страшный.
В первый же день, когда я выпустил белку из клетки, она сразу обследовала всю комнату, побывала на шкафу, на оконной занавеске, на полке с книгами, потом она спрыгнула на диван, где, по своему обыкновению, отдыхал Иваныч, и, не задумываясь,
подскочила к нему.
Иваныч открыл заспанные глаза, глянул на белку,
потянулся и замурлыкал.
"Хорошо, что они так мирно встретились",- подумал я и побежал в другую комнату к маме, чтобы рассказать ей о состоявшемся знакомстве.
Когда я вернулся к себе, Иваныч уже снова спал, лёжа на боку и свернувшись в клубок.
А где же белка? Я осмотрелся - белки нигде не было видно. Фортка закрыта, дверь я тоже, уходя из комнаты, плотно закрыл. Куда же она девалась?
В полном недоумении я обыскал все уголки, заглянул под кровать, на шкаф, на полку - нигде нет, будто сквозь землю провалилась.
Очень изумлённый и расстроенный, я сел на диван
рядом с Иванычем.
- Куда же наша белочка пропала? - спросил я
его.
Иваныч слегка пошевелился. И вдруг из-под его
лап, как из гнезда, выглянула серенькая ушастая мордочка, выглянула и снова спряталась.
- Так вот ты где! -обрадовался я.-У Иваныча прячешься.
Я осторожно раздвинул его лапы. Там, у тёплого Иванычева живота, уютно примостилась белочка., И вправду, словно в тёплом гнезде.
С этих пор белочка постоянно спала, угревшись в мягкой шерсти доброго, флегматичного Иваныча, Старому коту это, видимо, тоже нравилось, потому что, свёртываясь в клубок, он обычно напевал колыбельную песенку, будто убаюкивал своего маленького лесного друга.
На зайца белка не обращала никакого внимания, так же как и он на неё. А вот Джека первое время очень побаивалась. Как только увидит, в один миг стрелой взлетит на шкаф или на полку, бегает там наверху, волнуется, хвостиком вздёргивает, а сама сердито так цокает: "Цок, цок, цок!"
Джек, бывало, остановится, поднимет вверх голову, посмотрит на сердитого зверька и дальше по своим делам отправится. Такие натянутые, враждебные отношения между белочкой и Джеком меня очень огорчали, но я не знал, как их исправить.
Прошло несколько дней, всё оставалось по-прежнему.
За эти дни белка совсем освоилась с нашим домом. Она беспрепятственно путешествовала по всем комнатам, кроме кабинета Михалыча. Там стояла наряженная ёлка, и белочка туда не допускалась.
Но вот однажды пришёл я с прогулки. Гляжу- дверь в кабинет распахнута; верно, её Джек отворил. Заглянул в комнату. Ой, ой, что там творится! На полу под ёлкой игрушки валяются: звёзды, шары, половина из них побита. Вокруг ёлки носится Джек, наверх поглядывает. А наверху по веткам прыгает белка. Это она, значит, нечаянно и посбрасывала на пол разные украшения.
Но почему Джек так волнуется и всё наверх глядит?
Я остановился в дверях, жду, что дальше будет. Гляжу - белка схватила в лапы конфету в бумажке. Бумажку разгрызла, разорвала, конфету достала, куснула раз-другой и бросила -не понравилась, видно. Зато Джек её прямо на лету поймал, сразу проглотил - ему понравилась. А белка уже на другой сучок перепрыгнула, за другую конфету взялась. Джек внизу стоит, хвостом виляет, свою долю ждёт. Вот, значит, как они вдвоём на ёлке угощаются.
