Джек и Джилл - Луиза Мэй Олкотт
— Мама Джека?! Настойку?! Для меня?! — воскликнула с горестным изумлением Джилл. — Но ведь я чуть не убила его! Нет, не могу я заснуть. И настойку пить не стану. Пусть лучше мне будет больно и холодно. Я хочу мучиться. Только так я смогу искупить вину. Если мне суждено все же снова выздороветь, я стану самой хорошей и доброй на свете. Вот увидишь! — И Джилл подтвердила свои слова столь решительным кивком, что слезы прыснули из ее глаз на подушку, словно капли дождя.
— В таком случае тебе лучше начать немедленно. Из кровати-то ты, боюсь, теперь встанешь не скоро, — вздохнула мама.
— Я сильно разбилась, мама?
— Боюсь, что так, милая.
— Тогда я рада. Очень надеюсь, что доктор не ошибается. Мне обязательно должно быть хуже, чем Джеку. Я буду стойко переносить свое состояние. А хорошей начну становиться прямо сейчас. Спой мне, пожалуйста, мамочка, и я постараюсь заснуть, чтобы ты хоть чуть-чуть была мной довольна.
Она с небывалой для себя кротостью устроила поудобнее голову на подушке, закрыла глаза и, прежде чем мама успела допеть до конца мелодичную старинную балладу, погрузилась в глубокий сон, крепко сжимая в руке ярко-красную варежку, подаренную ей Джеком.
Миссис Пэк еще долго сидела возле постели дочери, гадая, сможет ли та окончательно поправиться и сбудутся ли теперь надежды, которые она связывала с единственной дочерью. Миссис Пэк была англичанкой, а муж ее, отец Джилл, — канадцем французского происхождения. В Канаде они все трое и жили, пока он не умер, после чего миссис Пэк, знававшей лучшие времена, пришлось перебраться в Америку, где их с Джилл обителью стал крохотный коттедж, построенный в непосредственной близости от большого и роскошного дома миссис Мино, возвышавшимся тут же, за рядом часто посаженных туй.
Выпавшую на ее долю нужду миссис Пэк переносила стоически, разве что сделалась куда более грустной и молчаливой, чем в годы семейного счастья и благополучия. В жизни у нее теперь была одна цель: вырастить Дженни и дать ей образование, благодаря которому ее дорогая дочь сможет занять достойное положение в обществе. Ради этого миссис Пэк, не жалея сил, бралась за любую подвернувшуюся работу: шила, выхаживала больных, работала на фабрике.
И вот из-за злосчастной аварии все ее планы на будущее дочери, похоже, пошли прахом. Глаза миссис Пэк опять заблестели от слез. Неужели отныне ей больше не придется испытывать гордость за дочку и радоваться тому, что из года в год ее Дженни, как и прежде, будет получать наивысшие в классе баллы по всем предметам? Слезы горечи и обиды уже лились по щекам бедной женщины, когда взгляд ее упал на окно, сквозь которое в комнату проникал яркий луч света, льющийся из соседнего дома. «Или, благодаря Небесам, все еще обойдется?» — затеплилась надежда в душе миссис Пэк. Там, в большом доме Мино, жили друзья, и она знала, что они не оставят их с Дженни без помощи и поддержки.
— Да, да, Дженни, все будет хорошо, — прошептала она едва слышно над спящей глубоким сном девочкой.
А тем временем в доме их соседей разворачивалась своя драма, и другая мать, взволнованная ничуть не менее, чем миссис Пэк, сидела у постели своего младшего отпрыска. Впрочем, она относилась к тем редким натурам, которые наделены даром встречать несчастья не только с огромной стойкостью, но и вполне философски, тем самым на личном примере доказывая окружающим непреложность истины, что, во-первых, нет худа без добра, а во-вторых, что невзгоды и неприятности могут подстерегать на пути даже самых благополучных из нас, а потому следует быть к ним готовыми.
Час за часом Джек проводил в кровати без сна. Щеки его горели, голова раскалывалась от пульсирующей боли, сломанная нога тоже приносила сильные и весьма неприятные ощущения. Ему дали принять обезболивающее средство, но оно пока еще не подействовало. Ожидая, когда боль хоть немного утихнет, он отвлекал себя попытками угадать, кто в данный момент к ним пришел, а кто, попрощавшись, уходит. Поток посетителей не прекращался на протяжении всего вечера. Некоторые из них деликатно звонили в парадную дверь, другие с тихой таинственностью стучались в заднюю. Весть о несчастном случае уже облетела весь городок, обрастая от дома к дому все новыми, сколь пугающими, столь и животрепещущими, подробностями. К восьми вечера большинство местных жителей уже с уверенностью утверждали, будто бы Джек сломал себе обе ноги, раскроил череп и лежит сейчас при смерти, в то время как дела Джилл обстояли и того хуже. Надо ли удивляться, что возле обоих домов столпились многочисленные приятели и соседи пострадавших, жаждавшие предложить свою помощь и поддержку их родственникам.
Звонки в парадную дверь повторялись с такой частотой, что в результате Фрэнк не выдержал и подвязал колокольчик, а на светящееся окно прикрепил записку, которая призывала всех визитеров заходить в дом через черный ход.
Когда беспрерывный трезвон угомонился, до спальни Джека на втором этаже стали отчетливо доноситься звуки рояля. Это Эд тихонько играл в гостиной, надеясь, что музыка успокоит раненого и хоть чуть-чуть отвлечет его от боли. Так и случилось на самом деле, но еще больше, чем музыка, Джека вдохновлял тот факт, что этот блестящий молодой человек, можно сказать король среди сверстников, дарит ему, несмотря на большую разницу в возрасте, искреннюю дружбу. Не снисходительную, а дружбу на равных. Вот и сегодня Эд уже много часов провел вместе с Гасом в их доме, оказывая посильную помощь и ему, Джеку, и его маме, и Фрэнку…
— Ну, тебе стало полегче? — склонилась миссис Мино над сыном, когда тот, прислушиваясь к мелодичным пассажам, откинулся на подушку и закрыл глаза.
— Да не сказал бы, — честно признался он. — Но под музыку я словно забываю о боли. Старина Эд играет мои самые любимые мелодии. Это так приятно. Как же он переживает за меня, мама!
— За тебя все переживают, — заверила сына миссис Мино. — Фрэнк не в состоянии говорить о том, что с тобой случилось, до того расстроен. Гас даже отказался сходить домой попить чаю. Считает, что должен находиться здесь, если вдруг зачем-то нам понадобится. А Джо принес обломки твоих бедных санок. «Не хочу, — говорит, — чтобы кто-то чужой их присвоил. Да и Джеку, вероятно, захочется их оставить на память».
Джек коротко хохотнул и тут же ойкнул от боли, но все же весело произнес:
— Джо хотел сам на них прокатиться, а я не позволил: боялся, что он их сломает. Думаю, у него это вряд ли
